«Один родитель погибает в Освенциме, другой выживает»
— Анника, как получилось, что вы дебютировали с такой сложной темой, как Холокост?
— В начале 90-х годов я узнала историю детей, незадолго до Второй мировой войны бежавших из континентальной Европы в Швецию. Сначала я хотела написать театральную пьесу или сценарий для фильма. Речь шла о примерно 500 еврейских детях, которые из Германии, Австрии и Чехословакии были вынуждены по специальной программе помощи уехать в Швецию, где были помещены в приемные семьи. Я стала заниматься исследовательской работой: искала в архивах, читала книги по этому вопросу.
Кроме того, мне удалось встретиться лично с некоторыми из тех детей, теми, кто остался жить в Швеции. Понятно, что к тому времени им было уже около 70-ти лет, но они были полны воспоминаний. Из этой исследовательской работы и рассказов выживших сложились персонажи моей книги, в первую очередь, сестры Штеффи и Нелли. Разумеется, из этих рассказов выросли и другие персонажи: родители девочек, приемные семьи на гетеборгских шхерах, к которым они попали, знакомые и друзья, появившиеся у них в чужой стране. Постепенно так и сложилась эта книга, “Остров в море”.
— Как ее восприняли читатели?
—Книга была благожелательно встречена, были напечатаны хорошие рецензии, в конечном итоге, мне за нее присудили литературную премию. В скором времени она была переведа на другие языки, в первую очередь, скандинавские, а затем, что для меня было очень важно, на немецкий. Как вы понимаете, для немецкоязычной аудитории эта книга имела особое значение, и там также она была принята весьма хорошо. В Германии мне также присудили премию за выдающийся вклад в развитие литературы для детей и юношества. К моменту завершения первой книги мне стало ясно, что историю необходимо продолжить: надо рассказать, что происходило дальше, как минимум до конца войны, чтобы читателю было ясно, как сложилась история двух сестер.
— В России литература, связанная с войной, ограничивается, как правило, темой Великой Отечественной войны, совершенно в этом смысле выпадающей из контекста Второй Мировой войны в целом. Как в Швеции говорят с детьми о войне и о Холокосте?
— Я полагаю, когда пишешь для детей, очень важно взглянуть на то, что ты пишешь, с точки зрения ребенка. Я решила, что весь рассказ будет показан глазами Штеффи. Поэтому когда читатель читает книгу, он знает о происходящем не больше, чем знает героиня. Когда Штеффи попадает в Швецию, она полагает, что в скором времени опять увидит своих родителей, буквально через пару месяцев, и читатель, соответственно, тоже в этом уверен. И только со временем читателю, как и Штеффи, становится понятно, что этого не случится.
Естественно, когда 10-12-летний ребенок оценивает ситуацию, он, наверное, так и воспринимает ее. Более старшие дети и взрослые могут экстраполировать свой опыт и представления на повествование в книге, но я, тем не менее, пытаюсь их убедить, что именно так их видит Штеффи. В этом заключается основное различие: между тем, как я рассказываю эту историю для детей, и тем, как я делала бы это для взрослого читателя.
Фото: Stefan Tell/annikathor.wordpress.com
Книга действительно повествует о Холокосте, но о нем повествование ведется косвенным образом. Речь здесь идет не о двух детях, которых нацисты отправили бы в концлагерь и которые погибли бы в газовой камере. Речь идет о детях, которые пережили войну благодаря тому, что вынуждены были уехать от родителей в чужую страну.
Я довольно долго размышляла над тем, какую судьбу уготовлю родителям девочек. Я знаю, что у 75% тех 500 детей, которые приехали в Швецию, родители погибли. И я подумала, что будет неправдоподобно, если бы родители именно моих героинь смогли пережить Холокост. С другой стороны, не хотелось сгущать краски и делать картину слишком мрачной, поэтому я написала так, что один из родителей погибает в Освенциме, другой выживает.
В 90-е годы, когда я писала эти книги, с детьми и подростками в Швеции практически не говорили о Холокосте. Но со временем ситуация изменилась, эту тему стали поднимать и обсуждать. Стали говорить, в частности, о позиции шведского государства к этому явлению. Так что мои книги стали, наверное, частью нового явления, нового подхода, когда Холокост — не просто сухие цифры в учебнике истории для 16-летних подростков. Это тема, которую нужно освещать другим образом, и на которую можно говорить с детьми более раннего возраста.
Примерно в то же время в Швеции была создана новая структура, объединение “Живая история”, ее целью стало сказать правду о Холокосте. Со временем от узкой темы Холокоста оно перешло к тому, что вообще собой представляют и как действуют тоталитарные системы. В частности, тема сталинизма тоже нашла свое отражение. Общество организует выставки, читает лекции, проводит встречи со школьниками, кроме того, идет обучение педагогов в школе, чтобы адекватным образом подавать эту тему.
Я недавно принимала участие в проекте этого общества и написала небольшую пьесу о том, что происходило с семьей Нелли и Штеффи еще до того, как они были отправлены в Швецию. Как им запретили посещать школу, как их отец потерял работу, то есть, о том, что произошло, когда нацисты пришли к власти.
На мой взгляд, такого рода рассказ гораздо более эффективен, чем когда мы приводим цифры. Представить себе, что такое 6 миллионов погибших людей, это довольно сложно, картинка не встает перед глазами. Гораздо больше трогает, когда мы видим историю отдельной семьи.
Книга помогает подростку преодолеть отчуждение
— Швеция поддерживала нейтралитет, но, тем не менее, Вторая мировая война касалась и ее тоже. С одной стороны, она участвовала в программе помощи беженцам. С другой, по ее территории ехали немецкие поезда в Норвегию. Вы родились в 50м году и относитесь к первому послевоенному поколению. Было ли ваше детство “послевоенным”? Вы чувствовали на себе отголоски войны?
— Полагаю, что абсолютное большинство тогдашних детей никак не чувствовали себя принадлежащими к “послевоенному” поколению. Они что-то знали скорее по рассказам родителей, например, что кофе покупали по талонам, а папу мобилизовали, чтобы усилить войска на границе с Норвегией. В отличие от стран, непосредственно затронутых войной, в Швеции такого сильного ее влияния не было, и шведское население не столкнулось с сильной психологической травмой.
Правда, для меня ситуация несколько отличалась. Я происхожу из еврейской семьи, мои родные со стороны как отца, так и матери, те, кто жил в европейских странах, погибли. Среди наших знакомых были и те, кто прошел концлагеря и выжил. И, в то же время, на тему войны разговаривали крайне мало. С детьми о ней не говорили совсем, видимо, стараясь уберечь от впечатлений. Хотя я считаю, что вряд ли нужно таким образом замалчивать серьезные драматические события, которые включают в себя истоки психологической травмы. Дети все равно понимают, что что-то не так, и такое замалчивание только усугубляет тревогу.
— Полвека назад Швеция была гомогенным по своей культуре и национальному составу государством. Вы родились в Швеции, это ваша родная страна, и, в то же время, вы были той самой темноволосой еврейской девочкой, “другой”. Со стороны сверстников, светловолосых шведов, чувствовали ли вы нетолерантное отношение, или, может быть, наоборот интерес, как к представителю другой культуры?
— Если говорить о моих одноклассниках, через какое-то время после знакомства они об этом совершенно не задумывались. Если проявляли какое-то повышенное внимание, то как раз в позитивном ключе. Например, девочкам-одноклассницам очень нравилось заплетать мне косы, у меня были черные длинные волосы. В то же время за пределами школы случалось, что дети реагировали с агрессией и использовали не самые политкорректные слова. В конце первого романа “Остров в море” описана сцена, которая как раз взята из моих впечатлений детства, когда один из мальчишек называет Штеффи “чертовой иудейкой”.
— Конечно, ваша тетралогия важна не только историческим контекстом. В первую очередь, наверное, это история о том, как вообще тяжело быть подростком, чувствовать себя иным, чужим. Как вы думаете, может ли так называемая янг-эдалт литература, книги, написанные специально для подростков, затрагивающие тему одиночества и отчуждения, стать настоящей поддержкой в трудный момент? Заменить старшего товарища?
— Я бы сказала, что все подростки проходят через ощущение отчуждения, все чувствуют себя другими, чужими. Именно в этом возрасте идет, с одной стороны, поиск собственной личности, индивидуальности. А с другой стороны, подросток хочет быть, как все, чувствовать себя частью чего-то общего, объединяющего. И я, наверное, соглашусь, что книги для подростков и юношества должны выполнять функцию поддержки и помощи, чтобы, читая книгу, человек, проходящий через сложный период, увидел, что, оказывается, он не один такой, у других те же сложности.
И есть множество книг, которые написали взрослые, пережившие этот сложный период, подтверждающих, что не стоит отчаиваться, все наладится. Вместе с тем, мне кажется, не надо проводить строгую, резкую грань между книгами для взрослых и книгами для подростков. Я думаю, что тинейджеры вполне могут читать книги для взрослых. А взрослым, в свою очередь, очень полезно обращаться к книгам для детей и юношества, потому что этот класс литературы многое может подсказать взрослым читателям, что происходит с их детьми.
Что касается ситуации моей героини, понятно, что она ощущает свою чужеродность: она прибыла из другой страны, говорит на другом языке, да и выглядит иначе. Ее внешность отличается от типичных блондинистых шведских детей. В 50-60е годы шведское общество было действительно весьма однородным по этническому и национальному составу. Сейчас темноволосый человек в Швеции уже не привлекает к себе особого внимания, общество стало мультикультурным, и я считаю, что это только к лучшему. С другой стороны, мне очень важно было показать Штеффи не только, как чужеродный элемент в новой для нее среде, но и как обычную девочку-подростка.
Одну и ту же историю я каждый раз пишу по-новому
— В ваших книгах часто затрагивается тема обстоятельств, влияющих на человека. Что, на ваш взгляд, берет верх: человек и его воля или все-таки мир и обстоятельства?
— Вопрос этот весьма не прост. Я, наверное, смогла бы ответить так: и то, и другое. Понятно, что обстоятельства всегда оказывают очень сильное влияние на нас, особенно, когда речь идет о таких драматических ситуациях, как война, бегство. Понятно, что не всем обстоятельствам мы можем оказать сопротивление. А то, как отдельно взятый человек справляется с обстоятельствами, зависит от того, что это за личность.
В частности, поэтому я сестер Штеффи и Нелли изобразила, как двух разных людей. Штеффи весьма похожа на меня, на ту, какой я была в детстве и юности: она застенчива, явный интроверт, много думает и размышляет. В то время, как Нелли — экстраверт, нацелена на действия, она реагирует на события именно действием. Это, конечно, связано и с возрастом девочек. Штеффи, когда она попадает в Швецию, 12 лет, она на пороге юности, как раз в том возрасте, когда начинаются серьезные размышления о своей жизни и будущем. Нелли гораздо младше, и ей пока еще присуще детское свойство спонтанно реагировать на происходящие события, не особенно задумываясь о том, к чему это приведет.
Я бы сказала, что у человека есть свобода воли, но есть и рамки, в которых эта воля может осуществляться.
— Вы написали двадцать книг для детей и юношества, и три книги для взрослых.О чем вы рассказывали читателям после истории Штеффи и Нелли?
— Как правило, я пишу об исторических событиях, но речь всегда идет о той истории, которая имеет непосредственное отношение к современности. Я думаю, что и сейчас, например, когда читаешь книги о Штеффи и Нелли, невозможно не провести параллели с той катастрофой с беженцами, которая у нас происходит. Я уверена, что именно такую миссию выполняет литература: рассказывать о прошлом так, чтобы читатель видел связи этого прошлого с настоящим. Моя самая последняя написанная книга называется “Куда не проникает свет” (рабочее название в русском переводе).
События происходят в 19 веке, и книга посвящена гендерным стереотипам: что бывает, если мальчик одевается в девичье платье, а девочка ведет себя, как мальчишка. Это тоже очень актуальная тема.
Моя следующая книга, она выйдет в Швеции осенью, еще дальше углубляется в прошлое. Речь идет о легендах и мифах Древней Греции в обработке. И хотя рассказы, описанные в ней, передавались друг другу несколько тысяч лет назад, вопросы, которые в них поднимаются, актуальны и сейчас: кто — свой, кто — чужой, какие гендерные стереотипы нами владеют, и какие социальные роли мы играем и присваиваем друг другу.
Я думаю, для любого писателя это достаточно характерно: он постоянно возвращается к одному и тому же набору тем. Можно сказать, что он пишет одну и ту же историю, но каждый раз по-новому.
— Расскажите о двух других ваших книгах, переведенных на русский язык, “Маяк и звезды” и “Правда или последствия”. Одну из них вы, если не ошибаюсь, писали в соавторстве с мужем. А за другую получили в 1997 году премию Августа Стриндберга.
— Эти две книги, которые вы упомянули, очень разные. “Правда или последствия” писалась в тот же период, что и тетралогия, в 90-е годы. Речь идет о девочках, которые учатся в 4м классе обычной стокгольмской школы. В то время, когда я начала работать над этой историей, моей собственной дочери было 11 лет. В ее классе между девочками постоянно вспыхивали разные ссоры, это заставило меня мысленно вернуться в те годы, когда я сама ходила в школу.
В нашем классе было две девочки, пользовавшиеся популярностью среди других детей и решавшие, что и как будет. Была также девочка, которую никогда не брали в компанию. И множество девочек примерно как я, скромные и застенчивые. Как это частенько бывает, мы, молчаливое большинство, никогда не осмеливались возразить, когда эти две лидерши решали, например, не брать ту девочку-изгоя в компанию, или ей не позволялось играть с другими.
При этом, никто из нас самих не был уверен, что завтра, например, они не станут издеваться над нами или не позволят принять участие в игре. И когда я увидела, что в классе моей собственной дочери происходит примерно то же самое, я решила написать об этом книгу. Тему эту я уже затрагивала в самой первой книге, “Остров в море”, когда писала, как издеваются, преследуют Штеффи. Но в первой книге это была побочная тема, а в книге “Правда или последствия” отношения между девочками являются лейтмотивом.
“Маяк и звезды” — совсем иная книга. События в ней разыгрываются примерно сто лет назад. Здесь два главных персонажа, брат и сестра. События происходят частично в Гетеборге, частично на островке. Это крошечный остров, в котором есть место только для маяка и домика смотрителя. Когда мама главных героев книги переезжает к смотрителю на остров, туда же попадают и брат с сестрой.
Здесь опять речь идет о детях в трудной жизненной ситуации, об их мечтах о более светлом будущем, о тоске по прежней жизни. Книга действительно написана мною в соавторстве с супругом, который не является литератором, но тем не менее, любит писать книги. Кроме того, ему очень нравятся маяки, он прекрасно разбирается в том, как они устроены и как работают. Я же в этом вообще ничего не понимаю.
Важный вопрос: как вдвоем писать одну книгу? Мы сделали так: главных персонажей двое, это мальчик и девочка, нас тоже двое. И я писала те куски, где рассказ ведется от лица сестры, Гленды, а мой муж писал о том, что касалось брата, Эрика. Для того, чтобы не вышло в конечном итоге два разных повествования, мы, написав каждый свой кусок, обменивались и затем уже редактировали на общий лад, одним языком. Я думаю, что теперь никто из читателей, включая нас самих, не сможет различить, какой кусок кем был написан.
— Вы помните тот момент, когда осознали, что ваша мечта сбылась, вы — писатель?
— Да. Я держу книгу, вышедшую из печати, самый первый экземпляр, и на ней написано мое имя, Анника Тор. Вот оно.
Беседовала и записала Настя Дмитриева
