Антикризисный шаг из окна
«Кризис-ланч» — в кафе, «принимаются антикризисные меры» — из новостей: куда ни глянь — он. И слово-то само по себе неприятное, а когда оно везде, то волей-неволей начнешь переживать. А если уволили с работы и понизили зарплату — как не впасть в полное уныние? Должны ли мы ожидать «кризисной» волны самоубийств и что делать, если в отчаяние впал ваш близкий? Ответить на эти вопросы Александры ОБОЛОНКОВОЙ попытались православные психологи Андрей ФОМИН и Михаил ХАСЬМИНСКИЙ.
На пике кризиса самоубийств меньше
Согласно последним социологическим исследованиям, весну в этом году граждане России встретили не слишком радостно. Специалисты Левада-центра уже сравнивают ситуацию с сентябрем 1998 года. В два раза больше людей по сравнению с результатами прошлогодних опросов стало видеть реальную угрозу для себя и для страны в росте безработицы. В новостных лентах периодически появляются сообщения о суицидальных попытках бизнесменов и менеджеров среднего звена.
Психологи успокаивают: пока нет оснований говорить об увеличении количества суицидов. «Эпидемии не будет, — считает руководитель православного кризисного центра при храме Воскресения Христова на бывшем Семеновском кладбище Михаил Хасьминский. — Во время серьезных кризисов, сломов систем количество суицидов как раз уменьшается и вновь возвращается к тем же показателям потом, в период так называемой демобилизации». В начале 90-х люди, оказываясь в полной нищете, искали и находили способы выживать, но не устраивали массовых самоубийств. Во время дефолта 98-го года, по словам преподавателя Высшей школы психологии Андрея Фомина, в Институте психологии открыли телефон психологической помощи «Антикризис» (ожидался вал суицидных настроений), но по этому номеру люди практически не звонили с психологическими вопросами.
Попытки суицида, уверены и Хасьминский, и Фомин, чаще всего обусловлены не внешними обстоятельствами, а внутренним состоянием человека. И тут поводом может стать как увольнение с работы, так и какое-то мелкое раздражающее обстоятельство. Такие случаи бывают как в спокойные, так и в кризисные времена и относятся скорее к области психопатологии.
Отчего мы страдаем
Пока кризис не проявил себя в полной мере, среди граждан распространены два типа реакций. Первая, вызванная неопределенностью, возможным или уже произошедшим изменением положения в обществе, — это паническое или же депрессивное состояние. Вторая — отрицание. «Большинство людей умом понимают, — говорит Андрей Фомин, — что, возможно, придется менять сферу деятельности и образ жизни, но пытаются сохранить ощущение благополучия: если я не поддаюсь панике, как другие, значит, у меня все будет нормально». Такая страусиная позиция опасна, предупреждает Михаил Хасьминский: «Когда эти розовые очки, через которые человек смотрел на мир, разбиваются, взамен надеваются уже черные — все плохо, все пропало, выхода нет, и начинается паника».
Потеря работы — в любом случае стресс, но причиной подавленности и тоски становится вовсе не снижение доходов. «Люди страдают оттого, — поясняет Михаил Хасьминский, — что представляют жизнь достаточно стереотипно, и не могут перестроиться со своих привычных целей. Если в результате каких-то внешних факторов эти цели достигнуты быть не могут, начинается фрустрация». Фрустрация — психическое состояние, возникающее в ситуации разочарования, — проявляется в гнетущем напряжении, тревожности, чувстве безысходности и отчаяния. «Сейчас у нас так называемая эпоха потребления, поэтому многие ставят во главу угла деньги, удовольствия, покупки. И в будущее смотрят с учетом этих целей», — говорит Михаил Хасьминский. Тяжелым испытанием кризис становится для тех, кто «в силу своей неуверенности в себе как в личности поставил все на зарабатывание денег, отождествил себя с тем финансовым благополучием, которого достиг», соглашается с коллегой Андрей Фомин.
Еще одна категория людей, наиболее уязвимая в ситуации массовых увольнений, — трудоголики, люди, для которых работа является формой зависимости. Убегая от своей внутренней неустроенности, они с головой погружаются в ту среду, где можно чувствовать себя востребованными и нужными, а оказавшись вне ее, страдают.
Пуп земли
Часто бывает так, что человеку, которому нечем кормить детей, некогда впадать в уныние. А для тех, кому голод не грозит, проблемой становится спуск на несколько ступенек по социальной лестнице, появление в трудовой книжке пометки о постановке на учет на бирже труда и отказ от отпуска в Египте. Это ведь мелочи по сравнению со многими другими реальными бедами — тем, как живет прикованная к инвалидной коляске пенсионерка из соседнего подъезда или же как наши дедушки и бабушки жили в годы Великой Отечественной войны. Почему же мы не умеем объективно оценивать проблемы? Все дело в гордости, считает Михаил Хасьминский: «Гордость имеет такую особенность — ставить себя в центр вселенной. А когда самому главному во вселенной плохо, какие могут быть сравнения? Приходится признавать, что ты не всем в этом мире можешь управлять, а это сильно уязвляет самолюбие. И некоторые, как это ни странно, выбирают уход из жизни, но не отказ от такого самомнения».
Как ни странно, на фоне всеобщего финансового кризиса пережить удар по самолюбию легче. Андрей Фомин: «Для человека страшно то, что все будут идти в гору, а он один полетит с горы. Страшно оказаться лузером, изгоем». Тем не менее, даже когда весь мир катится с горы, одни будут цепляться за склон и пытаться удержаться, а другие полетят до самого дна.
На краю пропасти
В сложной ситуации нам хочется устранить причины наших тревог. Самый простой способ — хотя бы на время забыть о них. При этом далеко не каждый может выбрать для себя продуктивную отвлекающую деятельность, и будет немало таких, кто будет пытаться заполнить возникший в результате потери работы вакуум алкоголем или уходом в виртуальные миры интернета и компьютерных игр. Признать, что тебе плохо, рассказать об этом близким или даже знакомым тоже мешает гордость. Но если человек остается один на один со своими проблемами, то с каждым днем для него становится все сложнее посмотреть на ситуацию по-новому, и все ближе становится пропасть. К ее краю мужчину, лишившегося привычной для него роли кормильца и главы, может подтолкнуть непонимание в семье, считает Михаил Хасьминский: «Если, например, жена начинает говорить: да зачем ты нужен, если ты денег не зарабатываешь, то человек убеждается в этих мыслях, начинает чувствовать, что он никто, и это может привести к срыву».
Срыв можно предотвратить, считает психолог, и предупреждает, что распространенное мнение о том, что человек, решившийся на суицид, не будет никому об этом рассказывать, — миф: «По статистике, около 50 процентов самоубийц за две недели до попытки ищут помощи, часто даже обращаясь к психологам по телефону доверия. Реакции близких они опасаются, но тем не менее могут произносить какие-то косвенные намеки: “вам без меня только лучше будет”, “я вам только мешаю”».
Если ваш близкий потерял работу и вы видите эти опасные признаки — постарайтесь объяснить ему, что неправильно смотреть на себя как на источник материальных ресурсов, и чаще напоминайте, что любят его вовсе не за зарплату и должность.
Если настроение долгое время не улучшается, надо обращаться к специалисту. Сделать это не так просто, ведь мало того что человек безработный, так еще и в больные записывают! Но при ближайшем рассмотрении психологи оказываются не такими страшными — хороший специалист не будет называть потерявшего уверенность в себе человека сумасшедшим и пичкать лекарствами. При необходимости он может направить к психиатру для того, чтобы тот посоветовал антидепрессанты (кстати, ни в коем случае не стоит использовать их самостоятельно!), но сами по себе они не решают проблем.
«Когда доходит до того, что нарушается сон, пропадает аппетит, начинаются соматические заболевания, связанные с пережитым стрессом, то психиатр дает рекомендации по лечению, и антидепрессанты помогают войти в более адекватное состояние для решения жизненных задач», — говорит Михаил Хасьминский. А дальше хороший психолог просто помогает разобраться, потеря чего именно больше всего расстраивает человека, определиться, на самом ли деле это так важно, и перевести застрявший жизненный паровоз на другие рельсы.
Помогите отчаявшемуся делом
Внимание, понимание, сострадание и эмпатия — вот та реальная помощь, которую мы можем оказать другу или близкому, пострадавшему от кризиса. Но если наша ситуация на данный момент более выигрышная, будет ли тот, кто ощущает себя несчастным, нас слушать? Андрей Фомин советует: «Какие-то специальные увещевания, попытки вселить оптимизм заклинаниями “все будет замечательно”, “все будет хорошо” — не помогут, потому что страдающий человек очень хорошо чувствует фальшь. Обычно в такой ситуации он говорит: не надо меня утешать, лучше помогите делом. Мы можем поддержать человека тем, что у нас есть. Если ему нечем будет пообедать, можно сказать: ты приходи, во всяком случае на тарелку супа и картошку на второе ты всегда можешь рассчитывать. Человеку в этой ситуации очень важно понимать, что самого худшего с ним не произойдет — с голоду он не помрет». Не надо акцентировать внимание на кризисе, лишний раз напоминая человеку о его проблемах. Надо принимать случившееся как неприятную, но естественную ситуацию и через общение давать человеку понять, что то, как его воспринимают другие люди, из-за кризиса не изменилось.
Перебарщивать с материальной помощью тоже не стоит. Во-первых, чтобы у человека не формировался комплекс жертвы, которая понимает, что ей, несчастной, все должны помогать, а сама она может ничего не делать. А во-вторых, напоминает Андрей Фомин, «мы частенько грешим тем, что даем человеку не то, что нужно в данный момент ему, а то, что мы считаем правильным. Возможно, человек уже нащупал для себя выход из ситуации, он уже сам готов справляться с проблемами, а мы все пристаем к нему с советами и жалостью. Такая “ помощь ” , скорее всего, даст обратную реакцию».
Но есть и плюсы
Кризис — это перелом, и после него человек может стать хуже, а может — и лучше. Ведь у него появляется шанс, говорит Михаил Хасьминский, «наконец подумать о своей жизни: а куда ты все бежишь и для чего тебе это все вообще надо. Многие находят в этом плюсы — вот он работал как проклятый, а тут вдруг уехал на дачу и думает: а чего я так надрывался, как же здесь хорошо, вот у меня есть теперь возможность подумать о себе, пообщаться с детьми. И так люди выходят из кризиса».
Андрей Фомин рассказывает, что среди своих клиентов сейчас наблюдает двойственные чувства: естественные страх и тревогу и в то же время облегчение, что та неправильная система потребления и корпоративных правил, в рамках которой им приходилось существовать, сменилась некой свободой.
Сохранить себя — вот что самое важное в период кризиса, считает Андрей Фомин, с грустью констатируя, что чужие неудачи у некоторых вызывают злорадство, мол, вот и хорошо, Господь накажет всех этих, что карманы себе набивали. «Ситуация будет тяжелой не только в материальном отношении. Мы уже давно можем наблюдать высокую степень агрессивности в обществе, и я думаю, что сейчас очень важно не смотреть, что делает сосед, а следить за собой».
«Лучший вариант, — говорит Михаил Хасьминский, — если человек в этот непростой момент задумается о своей душе, и вполне возможно, что потом он будет Бога благодарить за эту ситуацию, пройдя через нее и усвоив ее уроки. Потому что кризис не бывает вечным».
Мы часто хотим решения наших проблем здесь и сейчас и забываем о том, что на все нужно время. Когда человек оказался в новом не очень-то приятном для него положении, должно пройти достаточно времени до того, как решение проблемы представится возможным. А пока, советуют психологи, «необходимо адаптироваться к новым условиях и не делать резких движений».
Если вы нуждаетесь в психологической помощи, то можете обратиться:
— к православному психологу Андрею Германовичу Фомину по телефону 8-903-580-13-57 или по электронной почте fomin 62@ gmail . com .
— в кабинеты социально-психологической помощи при поликлиниках.
— если же вы чувствуете близость срыва, то вам следует обратиться в городскую суицидологическую службу, по телефонам доверия или посетить в интернете сайт для тех, кто в депрессии или хочет покончить жизнь самоубийством, — http://pobedish.ru.
Почему Церковь не отпевает самоубийц?
Комментирует иерей Сергий КРУГЛОВ
За первые месяцы кризиса, декабрь и январь, в России было зарегистрировано более ста самоубийств, вызванных неприятностями с бизнесом, увольнениями, невозможностью расплатиться по долгам. Кончали с собой рабочие, чиновники, предприниматели. Очевидно, что такой шаг для них может быть продиктован только исключительными горем и беспомощностью. И если Церковь не ставит самоубийство в вину сумасшедшим, совершая над ними отпевание, самоубийцы «нормальные» теряют это право. Почему? Нет ли здесь дополнительной жестокости по отношению к отчаявшимся людям?
Что самоубийство — тяжкий грех, слышали все. Но что же в нем такого тяжкого с точки зрения христианства? Именно то, что самоубийство, «возвращение Богу билета», как это ни странно звучит, — высшее проявление себялюбия. В совершении его так или иначе принимает непосредственное участие дух лжи и нечистоты диавол — ставит совершившего его в состояние неприятия жизни (ее обстоятельств, ее трудностей и испытаний, промысла Божия). Какой, мол, смысл в этой жизни: такая, как есть, мне не нужна, потому что тяжела, плоха — а в жизнь вечную я не верю. Христос воскрес? А мне какое дело. Я и Воскресение Христово отвергаю, оно для меня — ничто… и Сам Бог — раз не сделал жизнь такой, как я хочу, значит, или Его нет, или Он — злой, или бессильный, Он мне не нужен.
Конечно, тут есть немало нюансов. Сколько людей — столько и разностей между ними: какой вообще человек, каковы его обстоятельства, пожалел ли он потом о том, что сделал, или нет, сделал ли это по незнанию, по слабости, из-за тяжких страданий, еще почему-то… Какова будет его дальнейшая участь — мы судить не будем, а суд предоставим Богу. У Него — и милость, и всемогущество.
Но когда Церковь не отпевает самоубийцу — она вовсе тем самым не СУДИТ его. Еще раз подчеркну: суд — у Бога. Просто, когда речь идет об отпевании, мы иногда не очень представляем, что это вообще такое. Чин погребения (в просторечии — отпевание) — это, прежде всего, никак не три вещи. Это не волшебное действие, не магический ритуал, меняющий что-то в посмертии человека, да еще без его ведома (такой — оккультный — взгляд на таинства и обряды Церкви, увы, нередко имеет место среди людей, от Церкви далеких). Это не ритуальная услуга, типа: какая разница, над кем, лишь бы было оплачено (если у людей иногда бывает такой взгляд на этот чин, то тут, вероятно, имеет место и вина некоторых из нас, нерадивых священнослужителей…). И это не выражение соболезнования (хотя слова, содержащие соболезнование усопшему, в песнопениях погребения и содержатся).
Чин отпевания — это молитва. Молитва Церкви в лице священника и верующих, присутствующих на отпевании, об усопшем члене Церкви, христиан — об ушедшем к Богу брате или сестре во Христе. В ней — не только прошение, чтоб Бог простил грехи усопшего, но и чтобы принял его в Свои объятия, потому что усопший трепетно ждал этой радостной для него встречи. Ну, прошение о грехах здесь — даже, может быть, не самое важное, ясно, что все мы — в той или иной мере грешники (об этом впрямую говорится в молитве священника «Боже духов и всякия плоти…»). А вот ждал ли тот, кто покончил с собой, этой встречи с Богом? Самоубийством отвергшему самую суть Божьих заповедей — нужен ли Бог-то? «Со святыми упокой» — а хочет ли он быть с ними, со святыми?.. Получается не просто неловкость — получается как бы некое заочное насилие над человеком. Не лучше ли такого человека предать, как сказано, в руки Божии, не совершая над ним неуместного, в данном случае и бесполезного для него церковного деяния? Не лучше ли предоставить возможность молиться за него близким, от такой молитвы, если она совершается с любовью и слезами, его душе пользы куда больше?..
Христианство вообще, и во многих проявлениях жизни Христовой Церкви в частности, религия парадоксов. Один из них, когда речь идет о том самом суде, таков: строгий и бескомпромиссный суд над грехом — но милосердие и жалость к грешнику. Именно этим можно объяснить один факт, имеющий ныне место в наших храмах (за который, кстати, тоже приходится выслушивать нарекания, на сей раз не «слева», а «справа»): некоторых самоубийц — например, покончивших с собой в состоянии невменяемости — все же отпевают по благословению епархиального архиерея, который отдельно рассматривает каждый такой случай.
В церковной прессе как-то встречал соображение: ввиду того что проблема самоубийств в наши дни болезненно остра, нельзя ли создать какой-то особый молитвенный чин, в котором Церковь могла бы все же, не отступая от заповедей Божьих, как-то выразить печалование об этих несчастных, дать возможность церковно выразить свои чувства их верующим близким? Насколько я понимаю, вопрос пока остается открытым…
