Рождество Христово: в ту первую ночь Христос приобщился всем презренным, нежеланным, странникам…
Хочу и я коротко приветствовать вас с наступившим ныне праздником. Вы слышали только что о его славе, вы слышали об этой ночи, во веки благословенной и единственной, вы слышали о пении ангельском, вы слышали о том, как сердцем простым и цельным, умом сердца углубленного, отозвались пастухи на ангельское приветствие, как они восприняли эти слова: Слава в вышних Богу, на земле мир, в человеках благоволение… Вы слышали также, как люди умудренные углубленным знанием, через исследование природы и знамений времен пришли к живому воплотившемуся Богу, принесли Ему дары, поклонились Ему как своему Господу.
Но мы не должны забывать, что в эту лучезарную торжественную ночь, которая так глубоко нас умиляет, происходило что-то поистине страшное. Бог, ставший человеком, Бог, сотворивший небо и землю, оказался бездомным странником на земле. В эту ночь, когда Слово стало плотью, когда Сын Божий стал сыном человеческим, ни одна дверь не открылась, чтобы Он нашел приют, ни одно сердце не раскрылось, чтобы пожалеть юную мать, которая должна была родить Сына Божия. И это мы не должны забывать, потому что этим мы можем измерить, с одной стороны, бесконечное смирение Божие, бесконечную Его к нам любовь и снисхождение, и с другой стороны, — окаменелость наших сердец.
Я говорю «наших», потому что то, что тогда случилось, случается изо дня в день на нашей холодной, жестокой земле. В эту сегодняшнюю ночь по всей земли, в множестве стран бедняки, странники, бездомные люди, молодые, старые, потерявшие силу свою в непосильной борьбе с жизнью будут стучаться в двери людей, у которых есть кров, у которых есть хлеб, у которых есть постель, чтобы спать, очаг, чтобы погреться. В эту ночь, когда мы прославляем пришествие Бога на землю и говорим о Его бесконечной к нам любви, в эту ночь есть люди, которые больше чем когда-либо будут чувствовать себя оставленными, одинокими; есть больные, которых никто не навестил и которые вступают в эту ночь, одинокую и страшную; есть люди в тюрьмах и лагерях; есть люди в сумасшедших домах; и есть просто люди на многолюдных дорогах и улицах наших больших городов, кому негде главу преклонить.
Как это страшно!… После двух тысяч лет, в течение которых мы прославляем родившегося в эту ночь Сына Божия, мы не узнаём в каждом бродяге, в каждом бездомном человеке, в каждом обездоленном брате нашем — икону, живой образ Христа. Как страшно, и какой суд это произносит над нами, над нашим обществом, над той мнимой правдой, которой мы, будто бы, живем.
И поэтому, слушая торжествующее, ликующее пение Церкви о том, что по любви к нам, по безграничной вере Своей в человечество, по неколеблющейся Своей надежде на то, что и мы сумеем отозваться, Сын Божий стал сыном человеческим, вслушиваясь в это торжественное пение, в эту ликующую радость, откроемся не только сердцем, но строгим своим сознанием к осиротелости, обездоленности духовной, телесной, душевной нашего мира. Выйдем из этого храма ликующе и горяще действенной, а не только сердечной, умиленной любовью, и начнем сегодня, сейчас новую жизнь: накормим голодного, введем под свой кров того, кому негде спать, позаботимся о том, о котором никто, кроме Бога, не вспомнит.
И пусть Христос, Сам Христос, Который выбрал Своим путем это нищенство, эту обездоленность, пусть хоть Он на всех путях земли будет спутником тех, которые останутся под открытым небом, в холоде одиночества; они, может быть, взглянут на небо и воспоют «Слава в вышних Богу» — но сказать о том, что в людях родилось благоволение, они не смогут: из-за нас… Пусть этот год будет годом творческого милосердия, вдумчивой заботы, чтобы воплощение Сына Божия и память об этой лучезарной, но страшной ночи, не была напрасной для той земли, которую так возлюбил Бог, в которую Он так верит, которой Он подарил такую надежду.
Аминь.
* * *
К привету, к благословению, к молитвенной охране, которую простирает над нами Патриарх Московский, Глава Русской Церкви нашей, хочу прибавить и свое слово.
Рождество Христово, которое мы сегодня празднуем с такой легкостью сердца, с такой благодарностью и радостью, заслуживает внимания не только нас, людей, но и всей твари; потому что это Рождество Христово, воплощение Слова Божия принесло нам небывалую, непостижимую, новую весть как о Боге, так и о человеке и обо всей твари.
Бог, во Христе, явился нам небывалым и непостижимым образом. Языческие народы могли себе представить Бога великого, Бога небесного, как бы воплощающего всё великое, величественное, дивное, о чем человек может мечтать на земле. Но только Бог мог открыться человеку, каким Он открылся в воплощении Христовом: Бог стал одним из нас. Но не во славе, а в немощи; беспомощным и обездоленным; уязвимым и как будто побежденным; презренным для всех, кто верит только в силу и в земное величие. В эту первую ночь, когда Бог стал человеком, когда Самый Живой Бог обитал плотью среди нас на земле.
Он приобщился к самой тяжелой человеческой обездоленности. Никто не принял Его Мать под кров свой; все сочли Его чужим, все отослали Его на далекий, бесконечный путь, который простирался перед странниками без крова и без привета. И они пошли — и в эту первую ночь Христос приобщился всем тем, которые из века в век проходят через жизнь и телесно, и духовно отброшенными, презренными, нежеланными, исключенными из человеческого общества. А таких людей через историю человечества — несметное количество. И по сей день — увы! — в больших городах и в просторах земных сколько таких людей, которым некуда пойти, которых никто не ждет, о которых никто не воздыхает, которым никто не готов открыть свой дом, потому что они чужие, или потому что страшно приобщиться судьбе людей, обездоленных не только несчастьем, но человеческой злобой; ставших чужими, потому что люди, другие люди из своего сердца и из своей судьбы их исключили. Одиночество — страшное, жгучее, убийственное одиночество, которое снедает сердца стольких людей, было долей Пречистой Девы Богородицы, Иосифа Обручника и только что родившегося Христа. Он был чужой, никем не желанный, исключенный и выброшенный. Это — начало Его пути; и на этом пути Он приобщился, как я сказал, всем кто так живет и в наше время, чужими среди людей, которые должны бы быть для них братьями; презренны они, побеждены — подлостью, трусостью и злобой человеческой. Уязвимы они по хрупкости своей, по беззащитности своей. Наше дело, христиан, увидеть в них образ Того Бога, Которого мы благоговейно сегодня чтим, и так их принять, как мы приняли бы теперь Христа, если бы Он явился перед нами обездоленным, уязвимым, беспомощным, презренным, ненавидимым, гонимым…
Вот каким явился перед нами Бог, потому что Он захотел стать одним из нас, чтобы ни один человек на земле не стыдился своего Бога: будто Бог так велик, так далек, что к Нему приступа нет. Он стал одним из нас в нашем унижении и в обездоленности нашей; и Он не постыдился нас, стал как мы все; не только по материальной, земной, физической обездоленности, не только по душевной оставленности любовью людской, но потому что Он сроднился через Свою любовь, через Свое понимание, через Свое прощение и милосердие, — Он сроднился и с теми, которых другие от себя отталкивали, потому что те были грешниками.
Он пришел не праведных, он пришел грешников возлюбить и взыскать. Он пришел для того, чтобы ни один человек, который потерял к себе самому уважение, не мог подумать, что Бог потерял уважение к нему, что больше Бог в нем не видит кого-то, достойного Своей любви. Христос стал человеком для того, чтобы все мы, все без остатка, включая тех, которые в себя потеряли всякую веру, знали, что Бог верит в нас, верит в нас в нашем падении, верит в нас, когда мы изверились друг во друге и в себе, верит так, что не боится стать одним из нас. Бог в нас верит. Бог стоит стражем нашего человеческого достоинства, Бог — хранитель нашей чести; и ради того, чтобы мы могли в это поверить, это увидеть воочию, наш Бог становится обездоленным, беспомощным человеком. Только те, которые верят в силу, и ни во что иное, только те, которые верят в свою праведность, не найдут пути к Нему, пока не покаются, пока не увидят, что смирение, любовь, жалость, милосердие — закон жизни. Но во Христе не только явился нам Бог с Его любовью, верой в нас, как страж нашего достоинства, как блюститель нашей правды — Он явил нам величие человека,
Если Бог мог сущностно стать человеком — неужели мы не понимаем, как велик человек? — что человек так велик, что Бог может стать человеком и человек остаётся собой? — и что так велика тварь, которую Бог призвал к бытию, что человек может вместить в себя Бога? — и что вещество, наша плоть наша кровь, кость наша, всё вещество наше способно быть Бого-носным, соединиться с Божеством и остаться собой? -и явиться нам в славе, величии, которого мы не видим, но которое видит Бог, ради которого Он нас сотворил и всё сотворил?
Всмотримся в этот образ Воплощения: Христос нам явил смирение и любовь Божию, веру Божию во всю тварь, в нас, грешников, падших, и нам явил одновременно, как мы можем быть велики и как глубока, бездонно-глубока тварь Господня. Вот с этой верой мы можем жить, можем становиться людьми во всю меру Христова воплощения, и рассматривать мир, в котором мы живем, не только как мертвый материал, а как то, что призвано стать, в конце концов, как бы видимым одеянием Божества, когда Бог станет всем во всём. Какая слава, какая радость и надежда! Воспоём благоговением, любовию и трепетом воплощение Христово; оно для нас — жизнь вечная уже на земле и оно — слава всего тварного в вечности на небеси,
Аминь.
7 января 1970 г. После чтения Патриаршего послания:
