Сила веры и любви: здесь всё разделяется за Христа и против Христа

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня празднуется память всех Российских новомучеников и исповедников.

Вы слышали, какое установлено замечательное апостольское чтение в этот день*, удивительное по своей силе и глубине и действительно отражающее сущность совершаемого праздника — память таких мучеников и исповедников.

Непостижимыми путями Промысла Божия наш храм сподобился особой милости от Господа. У нас, в церковной ограде, перед алтарем, покоятся мощи тех самых исповедников, память которых мы сегодня празднуем. Это митрополит Нафанаил, который многие годы был в заключении, в гонении, скрывался до самой своей праведной кончины, был погребен сначала в селе Федоскине, потом, уже после войны, его мощи были перенесены сюда, в Отрадное. Они нетленны.

Рядом с ним покоятся праведный Сергий и епископ Стефан. Епископ Стефан в молодости был врачом-невропатологом. Он — духовный сын отца Сергия Мечёва, был в близком духовном общении с преподобным Нектарием, старцем Оптинским. Отсидел три года в лагерях, и ему грозил еще двенадцатилетний срок за то, что он, как врач, старался облегчить участь заключенных, неправедно осужденных, которых в то время было множество, особенно священнослужителей. По совету медсестры, которая видела все его добрые дела, сочувствовала ему, он в молитве обратился за помощью к блаженной Матронушке Анемнясевской. Имея возможность, как врач, выходить за зону, он трижды прокричал в лесу:

— Матронушка! Помоги мне, я в беде!

И был освобожден. После того, как освободился, он не домой поехал, а поехал поблагодарить Матронушку. И когда зашел в дом, который указали ему, то, поскольку она, больная, лежала в ящичке — она не могла ходить, слепенькая, и ручки и ножки имела неразвитые, — и некого было спросить, где она, он сказал:
— Здравствуйте!
И услышал голос:
— Здравствуй, раб Божий Сергий!
Он в Mipy был Сергей Алексеевич Никитин.
— Откуда ты, — спрашивает он, — меня знаешь?
— Да ты ведь, — отвечает она, — меня кликал, звал. Я и услышала.

Рядом с этими угодниками Божиими покоится и отец Дорофей, архимандрит Данилова монастыря. Он был в заключении восемь или десять лет, а потом, когда освободился, десять лет жил в сарае. И в холодное время приходили коты, вокруг него ложились и грели его.
Здесь же, возле нашего храма, похоронен и отец Евфросин. Он десять лет отбыл на Колыме. Когда срок окончился, его вызвали и сказали:
— Подпиши еще десять лет.
Куда деваться — Колыма! Он подписал. Господь как бы испытывал его решимость. Неожиданно приехала комиссия, стали проверять списки заключенных и говорят:
— Да ведь этот срок-то закончился.
И он был освобожден.

Заключенные собрали ему пожитки, какой-то чемоданчик, он сел на последний пароход, приплыл во Владивосток, и началась война. Если бы его тогда не освободили, он бы не выжил, во время войны там все погибли.

И потом отец Евфросин еще скитался, было время, когда он каждую ночь ночевал в разных местах, потому что за ним по пятам ходили, хотели снова арестовать. Но иеросхимонах Иннокентий, он похоронен в селе Алексеевском, духовный отец отца Евфросина, которого он посещал, сказал ему:

— Не бойся. Господь тебя сохранит, только ты не оставляй меня.

И тот приезжал к нему, причащал.

У отца Евфросина, как он мне сам рассказывал, было такое состояние, когда он не выдержал издевательств и решил бежать. Это решение было совершенно безумное, потому что — куда бежать, если вокруг несколько тысяч километров тайги, да зимой еще? Просто на смерть. Но он ушел в тайгу, и шел, и терял силы уже, ел клюкву, какие-то еще ягоды, орехи. А потом, не зная, куда идет, — карты не было — в конце концов вышел на трассу. Там его подобрали и привезли опять в лагерь — на его арестантской одежде был опознавательный номер. И когда его привезли, начальство пришло в ярость и решили еще продолжить издевательства. Его три недели держали на морозе в заледеневшем срубе и через день давали хлеб и воду. Он молился, и остался жив. В то время, как апостол Павел говорил — умереть для него было бы только облегчением. Но он молился: «Господи! Сохрани меня, не ради меня, а ради славы имени Твоего». И Господь оставил его в живых. Начальник лагеря говорил:

—Не может быть, чтобы он остался жив.

Конец этого начальника лагеря, мучителя, был страшен. Его вскоре назначили начальником другого лагеря. Жестокость этого человека была известна, и там заключенные разорвали его на части. Так еще здесь, на земле, Господь покарал мучителя.

Когда отца Евфросина после трех недель пыток на морозе бросили умирать, его выкормили уголовники. А кормить его не полагалось, потому что он не мог выработать норму. Уголовники его брали с собой, выполняли за него норму и кормили его за своим столом.

Уже после войны один врач, который посещал отца Евфросина, удивлялся его ощущениям. Он спрашивал:
— Что с вами сделали? У вас проморожена нервная система.

Отец Евфросин в то время лежал в шерстяных носках, в валенках, и под ногами у него еще подушечка была, потому что он чувствовал холод от пола. Сзади у него тоже была подставочка и подушечка, когда он сидел, потому что от деревянной стены он тоже чувствовал холод.
Среди тех, кто стали исповедниками, были люди, которые по своей слепоте временной, иногда и потому, что поверили лжи, отошли от Церкви или даже пошли против Церкви. Но в лагерях многие пришли к вере. Отцу Евфросину многие там говорили:

— Василий Адрианович! — Так его в Mipy звали. — Если бы мы все были такие, как ты, мы бы здесь не сидели.

Всех поражала твердость, с которой он в лютых обстоятельствах исповедовал свою веру.
Протоиерей Николай Морев, его некоторые здесь знают, он в Звенигороде служил, он уже отошел ко Господу. Срок у него, правда, был небольшой — пять лет, строил Беломорканал. Его Господь сохранил тем, что, не гнушаясь никакой работы с детства, он помогал своим сестрам на кухне, любил что-нибудь стряпать. И через это трудолюбие Господь сохранил его в тюрьме.

Как-то, проходя мимо кухни, он сделал какое-то замечание, а повар и спрашивает:
— Да ты что, чего-нибудь в этом деле разумеешь?
— Да, приходилось, — отвечает отец Николай.

Тогда повар и взял его на кухню. А когда увидел, что тот очень легко ориентируется в кулинарных делах, так и оставили его там работать. В тюрьму тогда в основном сажали хороших специалистов, поэтому специализацию он получил высшей квалификации. В лагере он готовил начальству. Его сразу же поставили на это дело, потому что он священник — не отравит. На волю вышел шеф-поваром. И, поскольку первое время священником служить не мог, работал шеф-поваром, кажется, даже в ресторане — тут уж куда денешься: поесть все любят, а он хорошо готовил-то.

Все мы знаем и могилку отца Сергия Орлова, бывшего настоятеля нашего храма. Он стал священником только в 1946 году, уже после войны, хотя окончил семинарию в 1911 году. Он говорил:
— Не рукоположили меня тогда — и вот, потерял венец.

И с таким сожалением говорил. Но Господь сохранил его для другого. Он владыку Нафанаила посещал. Если бы узнали, ему бы тоже грозило заключение за общение с епископом Нафанаилом, который тогда скрывался, и с епископом Арсением — последним настоятелем Чудова монастыря, и с игуменией Фамарью, которая о них заботилась, и с отцом Дорофеем, которого, по милости Божией, и я посещал вместе с отцом Сергием.

Об этом мы слышали в сегодняшнем апостольском чтении: Ни смерть, ни живот, ни ангели, ни начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия.

Не только священнослужители претерпели гонения в те годы. Когда я работал на Урале, был знаком с Галиной Александровной, уже пожилой тогда женщиной, муж которой был царским офицером. Он давал присягу на верность царю перед крестом и Евангелием и не мог изменить ему, пойти служить другой власти. Солдаты его любили и защищали его. Тогда его постепенно отделили от его солдат и перевели в другое место.

А у него было шестеро детей. И вот повезли его в ссылку на санях, и жена офицерская с кучей детишек — за ним. И она молила только, чтобы Господь, зная, как трудно детям в тех обстоятельствах, — все последнее у них отняли, — хоть одного ребенка ей оставил. И она похоронила в дороге пятерых детей. Мужа ее в числе прочих офицеров в Сибири расстреляли. Они при этом пели: «Христос воскресе…» и говорили своим палачам: «Да простит вас Господь».

Эта Галина Александровна, которую я знал, была человеком необычайной доброты. И дочка, которую ей Господь оставил, тоже была очень добрым человеком. И зять слушался безпрекословно свою тещу. Настолько Господь сохранил у них в семье любовь, что там все дети все время спрашивали:
— Как бабушка? Как бабушка?

Все мученики и исповедники Российские имели великую силу любви. Отец Алексей Мечёв — он сам это чувствовал, а сказал об апостоле Иоанне Богослове, что тот один из всех апостолов не был умерщвлен, потому что Господь дал ему такую силу любви, что она растворяла злобу мучителей, и никто просто не решился его убить. Об отце Алексее Мечёве рассказывали, что однажды его вызвали на Лубянку (личность-то известная, и они понимали, что он не простой человек) и говорят:
—Вы старенький уже, а Церковь умирает. Всё, уже нет никого. Ну, вы там еще немного поисцеляете, и всё…
А он так улыбнулся и говорит:
—Что вы! Церковь живет благодатью Божией. Меня не будет — кто-то на мое место встанет. Да вот вы, может, и встанете — Господь коснется вашего сердца, и вы придете ко мне, а я вас буду рекомендовать Святейшему Тихону, и он вас рукоположит. Вот и будет продолжение.
Они, как услышали это, тут же постарались его отпустить. Может, испугались, что вдруг и правда коснется — и они сейчас прямо с Лубянки побегут в Донской монастырь к Патриарху Тихону. А ведь это, если будет воля Божия, вполне возможно. Потому что благодать Божия всё может совершить.

Один раб Божий, который тоже был в заключении, он и сейчас жив, рассказывал, как у него спрашивали на допросах:
— Вы что, против советской власти?
Он говорит:
— Нет, что вы. Вся власть от Бога.
— А как вы считаете, мы построим новое общество?
Он говорит:
— Это безполезная работа.
— Это почему же?
— Да потому, что такой эксперимент уже был, у первых христиан. У них было все общее. «От каждо го по способностям, каждому по потребностям» — еще две тысячи лет назад. Когда собираются люди единой силы духа с особой силой любви у всех — это возможно, но бывает в единичных случаях, и долго они не могут продержаться, потому что враг продолжает воевать. Одни искренне всё отдавали, а Анания с Сапфирой утаили. Так и у вас будет. Никуда не денешься. Но там-то какие были люди! Уж тем более у вас ничего не получится.

Сидел он, конечно, в таких местах, что дальше отправлять было просто некуда. И ничего ответить ему не смогли. Господь ведь сказал: Аз бо дам вам уста и премудрость, ейже не возмогут противитися или отвещати вcи противляющиися вам. И такую мудрость Господь дал мученикам и исповедникам Своим.

Известно, что, когда был процесс над священномучеником митрополитом Вениамином, разыграли судебный спектакль: и защитник был, и обвинители, и свидетели — всё, как подобает, как у Спасителя пред судом Синедриона. Всё это было. Потом дали и последнее слово обвиняемому. Он встал и сказал очень кратко:

—Я выслушал все ваши речи. Я понял: здесь всё разделяется за Христа и против Христа… Я — за Христа и готов принять любой ваш приговор.

И принял мученический венец. Он был митрополитом и имел огромный духовный опыт.

Есть еще такой рассказ, как безбожники решили поиздеваться над одним ребенком. И устроили спектакль: «Суд над Христом». Роль Христа дали верующему мальчику, а все остальные были его обвинителями, ни одного защитника не было. Разыграли спектакль, а потом ему дали сказать последнее слово. И этот мальчик стал говорить так, что весь зал замер. И говорил он с той силой любви, сострадания, которая была у мучеников, у исповедников:

— Вы смеетесь надо мною, а мне вас жалко. Ведь вы, собственно, несчастные люди. Вы не знаете, что такое молитва. Вы не знаете, что такое благо дать Божия.
Взрослые кричали:
— Пусть замолчит!
Дети кричали:
— Пусть говорит!

Он немного говорил. По ходу спектакля нужно было суду удалиться для вынесения приговора. Детишки удалились одни в комнату для совещания. Потом вышли и сказали:
— Невиновен.

Даже немногих таких примеров достаточно, чтобы вера, которой Господь сподобил нас, никогда не поколебалась. Ведь если люди столько претерпели, если столько доброты и любви у них было, что даже в такие страшные моменты мучений и смерти они не озлоблялись, то какая же сила дается человеку благодатью Божией, чтобы устоять против всего этого! Просто удивительно.

Если в простоте сердца посмотреть на все эти примеры, то, конечно, понимаешь, что они все не только были невиновны, но явили собой пример высшей чистоты, высшей любви и святости. Апостол говорит: Кто ны разлучит от любве Божия? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч?

Да, чувство любви — это особый дар Божий. И в таком состоянии всепрощающей любви находились, конечно, все мученики и исповедники, как недавнего времени, так и в первые века христианства. Поэтому, когда наступают какие-то гонения или притеснения, мы должны, главным образом, стремиться стяжать в себе любовь. Тогда всё выдержим. А стяжать нам эту любовь дает возможность сама наша жизнь — не такая уж теснота и скорбь на нашем жизненном пути, чтобы мы, по любви, не могли потерпеть немощи друг друга. Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. VI, 2).

Наша задача — в том окружении, в которое мы поставлены Промыслом Божиим, стараться сохранить любовь, доброе отношение к окружающим нас людям. Потому что это тот фундамент, который дает возможность человеку устоять и в более сложных испытаниях, особенно за веру. Не думайте, что человек, раздражающийся на ближнего, не могущий потерпеть его немощи, будет говорить своему убийце или мучителю: «Да простит тебе Господь!» Человек, не способный потерпеть этого малого испытания, не сможет перенести и больших страданий. Какое-то время он, может быть, сможет продержаться на гоноре, как говорится, в основе которого гордость, но это до поры до времени.

Празднуя день памяти новомучеников и исповедников Российских, прославляя их подвиги, их страдания, их труды, укрепляемые и напутствуемые их добротою и любовью, постараемся хоть в чем-то быть подобными им: в любви к ближнему, в терпении того, что нам приходится в жизни нести по Промыслу Божиему. Для святых — великие труды, подвиги, страдания и венцы. Для нас, грешных, слабых духом, телом — некие трудности. Но и они, как говорил преподобный Серафим, если ради Бога без ропота претерпеваются, вменяются человеку как страдания ради Христа. Потому что, как сказал новомученик митрополит Вениамин, все наши жизненные спектакли разыгрываются по одному сценарию: за Христа или против Христа. В каждом малом деле (великие дела — не для нас) надо стараться поступать так, чтобы можно было с чистой совестью ответить, как митрополит Вениамин: «Я — за Христа». А для этого необходимы трезвение, постоянное внимание, контроль над своей душой и мыслями.

Таких моментов очень много. Или пойти в церковь, или не пойти. Помолиться или спать сразу завалиться. Причаститься или же на другой раз отложить. Помочь кому-то, взять на себя труд, или нет. Вся наша жизнь идет, если можно так сказать, по дискретной системе: или с Богом, или нет, третьего не дано. И человек должен все время об этом помнить, это называется трезвением. Нам, конечно, все это непросто, но надо стараться хотя бы в явных случаях поступать так, как митрополит Вениамин сказал: «За Христа».

Попробуем так жить; думаю, этот внутренний подвиг возможен для каждого. Ведь в этой постоянной внутренней борьбе и заключается подвиг каждого христианина. Как сказал один монах, человек все время находится как бы на передовой, должен сопротивляться врагу рода человеческого, все время понуждать себя поступать так, как заповедал Христос.

Великий полководец и христианин А.В.Суворов говорил: «Победи себя — и будешь непобедим». Мысль эта имеет свое основание в Евангелии, в словах Христа: Верный в мале, и во мнозе верен есть; и неправедный в мале, и во мнозе неправеден есть (Лк. XVI, 10).

Помолимся новомученикам Российским, чтобы Господь их молитвами укрепил нас быть верными хотя бы в малом, чтобы нам вместе с ними наследовать жизнь вечную. Аминь.
____________________

* (Рим., 99 зач., VIII, 28-39)