В России прижилась новая модель поведения или, можно сказать, образа жизни. Очень многие молодые люди, как мужчины, так и женщины — здоровые, красивые, умные, успешные, отнюдь не обделенные успехом у противоположного пола,— совершенно сознательно не хотят иметь семью и детей. Им нужны партнеры или партнерши, «бойфренды» или, соответственно, «герлфренды», но совершенно ни к чему при этом мужья и жены. Нежелание иметь детей они очень часто объясняют «ужасными условиями в ужасной стране», где, по их продвинутому мнению, лучше вообще не рождаться. Вряд ли стоит долго доказывать, что условия в стране здесь вообще ни при чем: это обыкновенный эгоизм. Почему он стал столь распространенным?
Однако не все так грустно. В сегодняшней России немало людей, сделавших противоположный выбор: жить по-настоящему, жить духом, любить и верить, растить детей — для завтрашнего дня. С одним таким человеком мы и решили побеседовать. Елена Конькова — выпускница Саратовской консерватории, профессиональный музыкант, альтистка. Супруг ее — тоже альтист. Однако…
— Ваш супруг принял совсем не ординарное и очень рискованное решение. Будучи уже состоявшимся профессионалом, отцом семейства — ребенок тогда был один, но ведь был уже! — развернуть свою жизнь на девяносто градусов, поступить на первый курс семинарии и пять лет учиться, чтобы затем стать священником. Вас это не испугало?
— Я была очень рада этому. Незадолго перед тем мне попала в руки какая-то книжка, в ней рассказывалось о человеке, который работал учителем, а потом стал священником… Значит, это возможно для человека, уже имеющего образование, профессию,— все изменить и стать священником? Значит, и мой муж мог бы?.. Я про себя повторяла: Господи, как это было бы хорошо! И что же — не прошло и недели после того, как у меня появилась эта мысль,— Анатолий меня спросил: как ты на это смотришь, я хочу в семинарию поступать. И всё. Дальше наша жизнь пошла — в этом именно ключе.
Я испугалась, когда услышала, что семинарист должен непременно жить в общежитии. Вот это был почти шок: Машу-то я куда дену? Маша была совсем маленькая, а я нахватала к тому времени уже слишком много работ: мы понимали, что Анатолий не сможет работать эти годы, он будет учиться. Мы обсуждали такой вариант — чтобы он учился заочно, но я сказала — нет, это невозможно, давай ты уж будешь учиться, как следует. Потом выяснилось, что семейные семинаристы живут дома. Муж все равно умудрялся подрабатывать — дворником; я работала санитаркой в трех местах плюс оркестр театра оперы и балета. Мы снимали квартиру. И нам хватало!
— Квартиру вы снимаете до сих пор, насколько мне известно, и особых жилищных перспектив у вас нет. А детей уже четверо…
— Да. Евдокия родилась, когда батюшку уже рукоположили. Потом родилась Оля, а за ней Танечка, ей два месяца сейчас.
— Тяжело?
— Это было бы неправдой, если бы я сказала: да мне так легко, так здорово! Мне тяжело. Когда я пришла из роддома последний раз — села на стул и заплакала. У меня Танечка новорожденная на руках — а эти, все трое, вокруг меня столпились, и каждая по-своему соскучилась, каждая требует, чтоб я именно на нее обратила внимание. А батюшка уехал — мою маму отвозить домой, она с детьми сидела, пока он меня из роддома забирал. И я осталась одна — с четырьмя… Сижу, плачу и думаю: что я натворила?.. Куда мне четвертого — Олечке полтора года! Тут приехал батюшка. Увидел, в каком я состоянии. Быстренько разобрался с детьми, уложил всех спать, Танечку у меня забрал, положил в кроватку, меня усадил на кухне за стол, налил мне чаю, спросил: почему ты плакала? «Как я с ними буду? Ты завтра с утра уйдешь на службу — и до позднего вечера. А я не смогу…» — «Почему это ты не сможешь? С тремя смогла, а тут, подумаешь, на одного больше…»
Конечно, трудно. Очень многое надо удержать в голове. Маша у нас учится в третьем классе, она постоянно участвует в каких-то олимпиадах, конкурсах, играет на гобое, рисует, танцует замечательно, и это все просто рвется из нее — ей надо творить, надо как-то себя реализовать, и я не могу это все ей перекрыть и сказать: нет, бросаем мы с тобой это все, потому что вас у меня четверо, и я не могу разорваться на вас на всех.
Но это физически мне тяжело. А психологически — нет, потому что есть мама, которая всегда прибежит по первому моему зову, и есть батюшка. У нас ведь нет такого: отец Анатолий пришел домой, и все, он устал, не смейте его трогать. Он даже сам так не сможет. Он входит, и первый его вопрос: «Тебе чем-нибудь помочь?» Я обычно отвечаю: нет, спасибо, я справляюсь. Потому что я действительно справляюсь. Он ведь даже когда дома — все равно принадлежит в гораздо большей мере своей пастве, чем нам. Ему в любой момент могут позвонить, потому что надо, например, причастить тяжелобольного. Иногда бывает так: мы договорились пойти куда-то с детьми, а тут ему звонят: отец Анатолий, придите, причастите, исповедуйте… И он уходит — и у нас все срывается.
— Дети, наверное, болезненно реагируют на это…
— Нет. Может быть, потому что я реагирую на это спокойно. Дети — они ведь срисовывают все с нас.
— Вашим девочкам хорошо, оттого что их много?
— Маша сказала, что она хочет десять девочек. Дуня заявила: когда ты принесешь еще одного ребенка из роддома, мы назовем ее Настей. Я спросила: ты хочешь еще одну сестру? Она ответила: конечно! Оля пока еще ничего не говорит, но ей тоже неплохо, она уже поняла прелесть игры со старшими сестрами. Маша очень хорошо организует и занимает младших сестер.
— У священников ведь доходы невысокие…
— Совсем невысокие…
— Не было страшно, что не прокормите детей?
— Никогда не боялась. Не знаю, почему. Наверное, у меня такая вера… слепая. Может быть, это плохо. Говорят же — на Бога надейся, а сам не плошай. Но я считаю: если Господь дал мне ребенка — неужели Он меня бросит? Неужели Он его бросит? Ведь это Его дитя! Не зря же говорят, что дети не родителям принадлежат, а Богу. Я не боюсь, что мы будем голодные, раздетые, разутые. Ну что тут скажешь — бросаюсь я, наверное, безоглядно в огонь.
— Но ведь вы одаренный музыкант. Не возникает такой проблемы — невозможность реализоваться в полную творческую силу?
— Еще как возникает! Когда мне пришлось на время (надеюсь!) оставить театр, это был жуткий стресс, кризис: я же музыкант, я десять лет в театре, ради чего я это бросаю? Но Бог послал мне замечательного духовника — отца Дорофея (иеромонах Дорофей (Баранов) — Ред.). Он умеет сказать нужное слово в нужное время. Он тогда сказал мне: забудьте о себе самой, помните только то, что вы жена и мать. Меня это шокировало: как так, забыть о себе? Но потом я поразмыслила и поняла, что это правильно. Если ты — отдельная самоценная личность, ты исчезнешь, но если ты часть чего-то другого, ты никуда не денешься. Но дело еще и в том, что отец Дорофей молится за меня. После каждой исповеди у него я чувствую, что мои проблемы — они на самом деле не так страшны.
— У священников ведь очень тяжелая жизнь. Вы делаете что-то такое особенное, чтоб поддержать мужа?
— Я просто очень сильно его люблю. Мне кажется, этого достаточно. Когда он стал священником, я поняла, что это такое — да станут двое одна плоть (см.: Еф. 5, 31). Раньше, когда он не был еще священником, я этого не понимала. Мы были — две самостоятельные творческие личности, два музыканта; мы соперничали, меня преследовала мысль: как такое может быть, чтобы он был талантливей меня, нет, погодите, я еще докажу. А теперь все встало на свои места. Он лучше меня уже потому, что он священник. А я его жена. Когда его рукоположили, я пришла к отцу Дорофею и спросила: что мне делать? Он кто теперь для меня — муж, священник? Отец Дорофей сказал то, что многие, даже и супруги священников, не могут сразу принять: он для вас прежде всего священник. И с тех пор для меня то, что отец Анатолий делает как священник, на первом месте стоит, а я и дети — на втором, и я знаю, что из-за этого не надо переживать. Отец Дорофей мне все время это говорит: Господь призвал вашего мужа к Себе на служение. Как же Он вас бросит?
— Возвращаюсь к тому, с чего начала: сколько людей вокруг — или вообще детей иметь не хотят, или, в крайнем случае, на одного согласны…
— Ну, не так уж их много, таких людей. У нас курс был в музучилище — десять девочек, и все они стали теперь многодетными мамами. Я знаю семьи, где пятеро, где ждут шестого… Моя близкая подруга, Татьяна Авазова — известный концертирующий музыкант, преподаватель, у нее трое детей — в тридцать три года.
Мне кажется, главная причина нежелания иметь детей — отсутствие доверия ко второй половине. Мне это уже приходилось слышать: «Я бы родила, но я не знаю, будем ли мы с ним жить». У них ребенку десять лет, а они все не знают, будут ли вместе. Можно представить себе состояние женщины в такой семье: вот я рожу еще одного — и перестану быть стройной, красивой, успешной, будет он меня такую любить или нет — вопрос. Мы с мужем всех детей рожали вместе, он присутствовал при родах, это было его решение; он не мог меня оставить одну. И вот я слышу в роддоме от соседок по палате: «А тебя муж после совместных родов любит? Я своего ни за что не позову!». Понятно: рожающая женщина красивой быть не может. Это еще и влияние рекламы, пропаганды потребительского образа жизни: вот такая ты — плохая, гадкая, а сейчас мы из тебя сделаем то, что нужно,— конфетку. Но «конфетка» — это уже не ты. Когда действительно человека любишь, нет дела до того, как он выглядит, как он одет. Мой муж видел меня беременной, рожающей, сразу после родов, и у меня никогда не возникало мысли, что вот — сейчас я страшная, и он меня бросит. Я не знаю, почему… Самоуверенность? Нет. Я просто знаю, что он меня любит. Даст Господь — будут у нас еще дети. Потому что я в муже уверена. И Богу доверяю.
Беседовала Марина Бирюкова
Фото из семейного архива
Газета «Православная вера» № 8 (460), 2012 г.
