Богословие
В редакции журнала «Гефтер» 14 января прошел круглый стол «Богословие XXI века: что дальше?».

Круглый стол стал третьей встречей из цикла «Современное богословие», который проводится редакцией журнала «Гефтер» в помещении Русского института. По словам ведущих, Ирины Чечель и Александра Маркова, целью круглого стола является выработка нового богословского языка и картографирование различий между богословием и науками, что послужит развитию как науки, так и богословия.

В работе круглого стола приняли участие: доктор филологических наук библеист Андрей Десницкий; доктор философских наук, доцент, завкафедрой современной философии РГГУ Светлана Коначёва; доктор культурологии Анна Шмаина-Великанова; кандидат философских наук, доцент кафедры общей социологии и социальной философии РАНХиГС Ирина Дуденкова; кандидат философских наук Маргарита Шилкина; доктор философских наук Игорь Чубаров; игумен Петр Мещеринов; кандидат философских наук Дмитрий Узланер; кандидат филологических наук, почетный доктор богословия Европейского гуманитарного университета, старший научный сотрудник Института истории и теории мировой культуры МГУ Ольга Седакова. Вели круглый стол шеф-редактор журнала «Гефтер», кандидат исторических наук Ирина Чечель и доктор филологических наук Александр Марков. В ближайшее время «Гефтер» планирует опубликовать полную видеозапись круглого стола. Предлагаем вам краткий конспект выступлений.

Ольга Седакова: Современные ученые избавились от необходимости быть атеистами, а новое время открывает богословию безграничные возможности

Седакова

Ольга Седакова

Богословие не то чтобы исчезло, но заняло маргинальное и очень небольшое место в жизни общества по сравнению со средневековым миром: люди больше не обязаны изучать традиционное догматическое богословие, чтобы стать учеными. Если говорить о богословии как о творческом занятии, то есть занятии, связанном с Творцом, то новое время открывает для богословия бесконечные возможности. Богословие избавилось от очень многих ограничений прошлого, так же, как и естественные науки. В качестве пояснения своих слов Ольга Седакова рассказала историю о том, как ей довелось участвовать во всемирном конгрессе ученых, организованном Папой Иоанном Павлом II.

Конгресс был организован Церковью, чтобы изучить – как на современное положение науки смотрят эксперты. Приглашенные не обязательно были католиками, и даже не обязательно верующими, они были просто экспертами в своих областях. Почти все, кто занимался гуманитарными науками эпохи постмодернизма, были очень пессимистичны, говорили о крушении, ослаблении своих позиций. Только социологи были бодрыми.

И напротив, очень оптимистичны были представители естественных наук, они говорили, что наконец-то освободились от своих ужасных пут. Они больше не были обязаны делать различные вещи, в частности – быть атеистами. Этой догмы они больше не обязаны были принимать. Современный физик волен исходить из креационизма, и это ему дает новые возможности.

Как объяснил Седаковой на этом конгрессе один математический физик, в свое время Ньютон исходил из идеи «скупого Бога». Согласно этой концепции, Бог создал мир, дал ему импульс, и больше не вмешивается. А современная математическая физика с ее странными новыми частицами видит картину мира, которому дана возможность возрастать, видит «щедрого Бога».

Физики изучают процессы, при которых частица ускоряется, приобретает что-то, чего не имела вначале. «Мне кажется, что это восхитительно, и это богословская мысль, – заключила Седакова. – Этот случай показывает, что чисто богословские мысли, щедрый Бог или скупой, могут прийти в богословие извне».

Богословие должно освободиться от тяжелого школьного духа, что всё разложено по полочкам, что всё распределено. Богословие может открыть человеку возможность пользоваться тем мышлением, которое дает современное посленьютоновское сознание. Новое богословие не означает отмены изучения всего того, что сделано в классическом богословии, наоборот, оно показывает его глубину. Богословие не должно говорить, если оно не отвечает на какой-то насущный вопрос, не обязательно вопрос знакомого, можно ответить и на свой. Такие вопросы сегодня есть – те же справедливость, техника и публичность.

Наше время, по мнению Седаковой, можно назвать иконоборческим, но не в том смысле, как это было в Византии, где икона отвергалась как незаконно освященное вещество. Сегодня, наоборот, есть запрет на то, чтобы увидеть божественное в мире, в человеке. Антропология и космология могут стать главнейшими направлениями богословия.

Природа была христианской мыслью совершенно забыта. Природа становилась чем-то почти языческим, грешным, об этом было лучше не думать. А математическая физика божественную природу мира видит.

Есть и другие вопросы, которые поставил перед богословием XX век – трагедии, насилие, жестокость, об этом тоже надо каким-то образом думать. «Без богословской сердцевины всякая мысль для меня просто не интересна», – подытожила Ольга Седакова.

Андрей Десницкий: Для многих людей в нашей стране Церковь – это страна святых чудес, где непонятно что происходит. Богословие должно объяснить происходящее в понятных людям терминах

Андрей Десницкий. Фото Анны Гальпериной

Андрей Десницкий. Фото Анны Гальпериной

Андрей Десницкий рассказал два анекдота в старом смысле этого слова. Первый произошел в столовой при гуманитарном корпусе МГУ, где в советские времена люди обедали и знакомились. Девушка, аспирант философского факультета, беседовала с парнем-естественником. Парень спросил – где она учится. Услышав ответ, парень искренне удивляется – а чему там можно учиться, ведь Маркс с Энгельсом всё давно расписали. Девушка не нашлась с ответом, потому что в рамках советской парадигмы ответить было трудно.

Нечто похожее, по словам Десницкого, происходит в современном школьном богословии. «Ну да, мы знаем Филиокве, три Ипостаси, одна Сущность, две Природы. Вот это всё, как Маркс с Энгельсом 30-40 лет назад, идет по бесконечному кругу, люди это вызубривают, от зубов отскакивает, а на практике люди живут совершенно иными вещами».

Второй пример – экзамен в вузе, вопрос по догматике: от кого исходит Святой Дух в православии. Ответ – от Патриарха. «Нам смешно, потому что это поперек всякой святоотеческой догматики, а по сути-то правильно», – сказал библеист. По словам Десницкого, для большинства россиян Церковь – это «страна святых чудес», где непонятно что происходит, своего рода аттракцион «пещера ужасов», куда человека завозят, что-то делают, потом вывозят, но что это было и как устроено – всё равно непонятно. Общество начинает спрашивать – а как это устроено.

«Понятно, что вопросы дурацкие, представления наивные, даже языка для описания в общем не существует, но интерес есть. И начинать этот разговор с трех ипостасей и одной сущности – бессмысленно», – подчеркнул библеист.

По словам Десницкого, он не против изучения Максима Исповедника или других святых отцов, но более актуальной задачей богословия Десницкий видит объяснение людям – в чём состоит вера, духовная жизнь, церковная жизнь в понятиях, людям близких. На этом поле многое может сделать филология, метафорология, когнитивная лингвистика, социология. Эти науки позволяют многое описать так же, как когда-то святые отцы описывали современную им реальность в терминах греческой философии.

Светлана Коначёва: Богословия как метафизики, как науки, к которой ведут все прочие науки, больше нет

Светлана Коначёва

Светлана Коначёва

Светлана Коначёва определила богословие как «исследование, которое благодаря соучастию в религиозной вере стремится продумать эту веру и выразить ее в наиболее ясной и последовательной языковой форме». Основной характеристикой богословия Коначёва назвала опыт веры в качестве исходного опыта и опыт рефлексии над этой верой. Богословие, с одной стороны, относится к науке, с другой стороны – это особый случай в силу опыта причастности вере. Возможность богословия вне какой-либо религии крайне сомнительна, хотя такое и встречается. Но без феноменальной почвы под ногами (а феноменальная почва – это опыт веры) богословие точно невозможно.

Сегодня богословия как метафизики, как науки, к которой ведут все прочие науки, уже нет. Богословия как мета-нарратива не существует. Существуют претензии богословов на что-то подобное, но в реальности «поезд ушел». Вопрос – куда. Прежде всего, в философскую и интеллектуальную реальность. Можно говорить о прикладных богословских дисциплинах – библейской истории, библейской герменевтике, патрологии и прочем. А то, что называлось систематическим богословием, находится в глубоком кризисе, причем не только в России, но и в западной традиции.

Ведутся попытки выйти из кризиса, обратиться к некоторым ходам философского мышления: католический богослов Жан-Люк Марион и архимандрит Пантелеимон Мануссакис пытаются найти феноменологию для обоснования вопроса – как Бог дан понимающему мышлению. Пережитый опыт встречи, условия возможности такого опыта – это не сложные абстрактные конструкции, их можно объяснить так, что поймет любой нормальный человек, в том числе и простец – заключила Коначёва.

Анна Шмаина-Великанова: Светская культура должна питать Церковь, а Церковь – светскую культуру. Обе не выполняют своего долга

Анна Шмаина-Великанова

Анна Шмаина-Великанова

Богословие – это самовысказывание Церкви на культурном языке. Это не высказывание Бога, Бог говорит откровением. Это не высказывание постороннего. Церковь говорит что-то о себе и о предмете веры в лице своих представителей. Мы знаем, что такое богословие в красках – иконопись, богословие в звуках. Богословие в слове стоит в том же ряду. В связи с этим точнее было бы говорить не о богословии вообще, как об очень широком определении, а о тяжелом положении сообщающихся сосудов Церкви и культуры.

Светская культура должна питать Церковь, а Церковь – светскую культуру. Обе не выполняют своего долга, поэтому положение наше плохо. «Если богословие есть высказывание Церкви, как я думаю, она должно говорить только новое. Как говорит, например, поэзия», – заявила Анна Ильинична.

Требования говорить новое не стоит для науки филологии. В ней новые факты – это хорошо, но никто не будет требовать в критическом издании Платона приводить свои соображения о том, что такое идея. Сегодня чаще всего под богословием мы понимаем добротную филологию, не отступающую от текста более, чем на полшага влево или вправо.

«Максимум полшага, дальше это считается побег из области исследования с одной стороны и области ортодоксии – с другой. Сразу с двух сторон стреляет без предупреждения конвой», – пошутила Шмаина-Великанова. По ее мнению, сегодня у нас нет ни одного богословского выступления, крайне мало таких выступлений и на Западе. Зато есть множество выступлений научных, публицистических, проповеднических, бесценных личных откровений веры, но не богословия, не высказывания Церкви о Боге, каким является, например, «Троица» Андрея Рублёва.

Причину такого положения вещей Шмаина-Великанова видит не в деградации человечества, а в том, что в древности существовала система мировоззрения, и можно было опираться на Платона, Прокла, Аристотеля, и святые отцы это продемонстрировали. Есть ли выход из сложившегося положения?

По словам Анны Ильиничны, существование культуры сегодня прикладное потому, что «слишком много всего». Мы понимаем, как можно сделать красивый чайник, и плохо понимаем – как написать красивую картину. Культура прикладывается к чему-нибудь: к дому, к детству, к дружбе, к другому человеку. Тот же самый путь возможен для богословия. Оно может быть прикладным к Церкви.

Настоящим богословием, то есть новыми высказываниями о Боге среди людей Шмаина-Великанова считает Симону Вель, Дитриха Бонхёффера и мать Марию (Скобцову. – Прим. авт). А в послевоенное время – митрополита Антония Сурожского.

Ирина Дуденкова: Философские темы справедливости, публичности и техники подлежат ассимиляции богословием, богословие должно учиться у философии смелости, дерзости и изобретательности

Ирина Дуденкова

Ирина Дуденкова

Богословие – это дискурс о Боге, дискурс об Абсолюте. В этом смысле возможен и языческий богословский дискурс. Современная философия, по мнению Дуденковой, активно читает богословов, а богословы философию – не читают. Более того, гнушаются ею. Постмодернистский дискурс, штампы и клейма полностью заслонили собой тонкие ходы и идеи, звучащие в современной философии, в атеистическом дискурсе, и для Ирины Дуденковой такое равнодушие богословия – большая боль.

В текстах Франсуа Ларюэля, Квентина Мейясу и их последователей затронуты интереснейшие богословские темы. Важнейшие темы современной философии, которые подлежат ассимиляции богословием, – это справедливость, публичность и техника. Насущная задача богословия – учиться у философии добродетели смелости, изобретательности, отваге, дерзости.

Маргарита Шилкина

Маргарита Шилкина

Маргарита Шилкина

По мнению Шилкиной, Церковь прекрасно обходилась без богословия почти два века. Богословие как рефлексия, как выраженное систематизированное знание появилось, когда возникла необходимость объяснить свою веру людям, которые пришли с интересом и с лучшим на тот момент образованием. Возникновение серьезных споров привело к вселенским соборам и появлению серьезных текстов. Но и помимо этого у верующих всегда была потребность осмыслить свой опыт и опыт Церкви. Эта потребность будет у верующих людей всегда, а значит, богословие будет всегда.

Что нужно современному человеку, который ищет веры? Основываясь на своем пятнадцатилетнем опыте катехизатора, Шилкина считает, что говорить с приходящим человеком на языке систем или просто философии – мало. Люди хотят понять – что с ними происходит, как это происходит. Ответы на эти вопросы, по версии Маргариты Шилкиной, сегодня и есть богословие, потому что это ответ на главный вопрос – как действует Бог в этом мире. Если мы сможем ответить на этот вопрос, то мы сможем в этом пространстве искать ответ на любые, даже самые острые вопросы сегодняшнего дня.

Главной проблемой богословия XXI века будет антропология, потому что мы очень много написали о Боге, но очень мало – о человеке. Не случайно возникла тема «Богословие после Освенцима», тема покаяния Церкви после Второй мировой войны. Может быть, если бы мы сказали миру о человеке столько же, сколько сказали о Боге – войны бы и не было.

Сегодня богословие очень нужно, но его очень мало. Если не будет всерьез возрождена катехизация: полное, систематическое, целостное научение человека не только вере, но и жизни по вере, если не будет возрождено таинствоводство, из которого систематическое богословие и выросло, то богословия не будет. Другими словами, его не будет, если богословие не будет нужно людям, ищущим Христа. А поскольку люди есть, потребность есть, то есть и надежда, что у богословия есть будущее и свой предмет изучения.

Игорь Чубаров: Богословие должно освободиться от чудес, откровений и вообще каких-либо данностей. Богословие запятнано поддержанием уничтожения одного человека другим

Игорь Чубаров

Игорь Чубаров

Чубаров заявил, что стоит говорить, прежде всего, о происходящей проблематизации богословия в современном мире. Возможно ли богословие без Бога? Возможно ли изучение Бога вне богословского идеологического контекста, то есть контекста институционального?

Задача богословия – это избавление от утилитарности, то есть служения чему-то, что заранее обнаружено и явлено, каких-либо видов данностей, чудес, откровений и тому подобного. Наличие этих вещей делает богословие в том виде, в каком оно пытается себя выставлять, невозможным.

«Способ философствовать как свидетельствовать может быть связан с аффектированием со стороны теологического дискурса, который всегда принуждает мысль к какому-то делу, или изначально найденному факту или чуду, что для свободного мышления неприемлемо», – заключил Игорь Чубаров. «Я по-своему ищу то, что, может быть, кто-то из верующих и богословски ориентированных людей называет Богом. Но я считаю, что этот Бог, в любом случае, может быть только чем-то пустым, трансцендентным», – отметил философ. В современном мире, по его словам, всего несколько людей не боятся и не служат «страшным институционарным условиям». Одним из них является, например, Вальтер Беньямин.

Но главная проблема богословия – проблема запятнанности различными практиками. Речь идет не об обмирщении или возвышении, истинности представлений о Боге, или наличии или отсутствии веры, а о фактах участия богословия в поддержании уничтожения людей в обществах, поддержании уничтожения одного человека другим.

Чубаров также отметил, что склонен относиться к повседневным событиям как к связанным между собой в картину и логику, которая ему непонятна до конца. Например,ему позвонил канал «Дождь» и попросил прокомментировать сожжение книги Девида Гудинга и Джона Леннокса «Мировоззрение». Вопрос поставил автора в замешательство, потому что этих авторов он не любит и ему не понятно, зачем об этом вообще беспокоиться. С другой стороны – когда книги сжигают, надо за них каким-то образом ответить. Перед лицом таких вызовов острота различий между положениями богословия и философии стирается.

Дмитрий Узланер: Мой запрос потребительский, и богословие его не удовлетворяет. Богословие должно быть сведено к простым и понятным насущным вопросам

Дмитрий Узланер

Дмитрий Узланер

Дмитрий Узланер не считает себя богословом, но считает религиоведом, философом и потребителем богословия. Как потребитель он хочет услышать от богословов ответы на свои вопросы, и пока что их не слышит. Богословие, по Узланеру, – это рефлексия о Боге и о мире в свете Бога. Богословие изначально исходит из того, что нам всё известно, нужно только объяснить, разъяснить. В этом месте Шмаина-Великанова заметила выступавшему, что это ложное представление о богословии. В любом случае, поправился Узланер, богословие было, есть и будет, пока есть верующие люди, заинтересованные в Боге.

«Пожалуйста, объясните мне, как сегодня можно говорить о Боге, где сегодня Бог, как сегодня Бог присутствует в мире, объясните мне это. Как Бог влияет сегодня на исторические процессы? Как Бог влияет на секуляризацию? Как Бог соотносится с Церковью? Где Церковь, Церковь – это институт, или что это? У меня конкретный потребительский запрос к богословию», – сообщил Узланер.

На это Шмаина-Великанова возразила, что это вопросы не к богословию, а к верующим людям, к христианству, к Откровению, к Церкви. Богословие, по мнению Шмаиной-Великановой, это не всё на свете. Предположим, вы пришли в консерваторию, и хотите послушать концерт. Это ваше законное право. Но в консерватории вы не сможете узнать – что такое музыка, как устроен барабан, и в чём его принципиальное отличие от виолончели. Богослов – это не всё, это тоже специальность, хоть и очень странная, вроде поэта. Но это не общечеловек. Богословие – это некоторый вид духовной жизни, а не вся духовная жизнь.

По  словам Узланера, если мы хотим, чтобы богословие было востребовано, оно должно быть таким, каким его делал, например, Рене Жирар. «Вот есть христианское сообщество, есть неоязыческое, где между ними разница? И Рене Жирар объяснял. На пальцах. Вот есть сообщество, основанное на насилии, на крови невинной жертвы, а вот приходит Христос, Который меняет всю парадигму, и появляется возможность создания сообщества, не нуждающегося в крови невинной жертвы. Вот это я понимаю. Это интересно. Это объясняет что-то», – заявил Узланер.

Православию нужны такие люди, как Жирар, как Харви Кокс. А когда богословие превращается в интерпретацию догматов, то Дмитрию Узланеру оно «как потребителю не очень интересно». «Чтобы богословие было в XXI веке кому-то нужно, оно должно быть обращено к таким людям, наивным дурачкам, как я», – подвел итог выступавший. Богословие, по его словам, «должно быть сведено к простым и понятным насущным вопросам».

Следующий круглый стол предварительно запланирован на февраль, его темой может стать тема справедливости.

Записал Кирилл Миловидов

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.