Солнце русской поэзии, озарившее распахнутое нутро мегаполиса, разъятую плоть истории… Честное зерцало, сузившийся зрачок, глазное дно. Зеркальные башни московского Сити, хищные сомкнутые веки лимузинов, стеклянные поверхности неба, воды и земли… Окна телевизоров, лазерных панелей и мониторов по ту и по эту сторону страны, смотрящей на себя самое сквозь призрачную преграду.
Который раз за этот год на экране воскресают герои XVI-XVII веков?
«Борис Годунов» Владимира Мирзоева: хрестоматийный текст Пушкина, наживую сшитый с современной Россией – красно-сине-белым полотнищем, куполами, кухнями, иконами, фитнесом, менеджерами и айпадами.
Классика, балансирующая на лезвии гениальности. Сила диалогов, заставляющая забыть о постановке Бондарчука. Каллиграфически точный кастинг: Максим Суханов, Михаил Козаков, Андрей Мерзликин, Дмитрий Певцов, Захар Хунгуреев и, конечно же, феерическое зрелище – Леонид Парфенов в роли верховного дьяка Щелкалова, оглашающий «линию партии» с голубого экрана…
В одном из интервью Владимир Мирзоев рассказал, что для того, чтобы раскрыть содержание текста, порой «приходится прибегать к языку поэзии, языку острых форм, метафор». Это особенно верно для сложных, многослойных текстов, которые работают на нескольких уровнях: на уровне сюжета, далее на метафизическом, философском уровне и еще глубже – на пластах, связанных с человеческим бессознательным.
«Борис Годунов» – именно такой текст. Здесь страшно узнаваемо все: чужое прошлое, до крови близкое настоящее, возможное будущее.
Мальчик в матроске, истекающий кровью на руках у обезумевшей матери. Кто это? Царевич Димитрий Угличский или цесаревич Алексей? А может быть, это и пророческое будущее царевича Феодора Годунова, преступление клятвы, предательски оборванное будущее русской державы?
Кремль, оборачивающийся то собором, то Дворцом съездов, то строкой приказа на дисплее, а то безликим синонимом самой власти и тотальным симулякром.
Гражданская война, русские, ведущие врага против русских. Танки, идущие на Москву – образ, раздробленный на несколько отражений.
Самозванец, единожды воскресший, превратится в знак, не подлежащий смерти: ибо немертвые не умирают. Столетие за столетием этот овод будет жалить императоров и императриц, сменяя лишь имена.
Парадокс. «Бориса Годунова» в России опасно ставить при любом режиме. Потому что в нем вскрывается нечто большее, чем историческая канва или совокупность фактов.
Что же это? «Секрет национального характера. Код отношений между властью и людьми. Властью и Богом», – отвечают создатели картины.
В «Борисе Годунове» вы найдете все. И мудрого инока-старца, и беглого монаха-расстригу, и святого отрока. Патриархов, священников, царей, клятвопреступников и убийц… Вечный театр меняющихся актеров, вечная пьеса об одном – о власти.
Власть… Какие слова ассоциируются у вас с этим понятием? Жажда, величие, сила, господство, всемогущество? Рок, судьба, неизбежность?
Пушкин же, в этот раз с помощью Мирзоева сопрягает это слово с давно исчезнувшим из нашего лексикона понятием. Совесть. И именно в этом зазоре и начинает биться живое сердце истории, которая не знает ни сослагательного наклонения, ни однозначных ответов.
…ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто… едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою. —
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда — беда! как язвой моровой
Душа сгорит…
Читайте также:
- Есть ли христианству место в кино?
- Глубина обыденных историй, или что делает фильм христианским?
- Две стороны кинохроники
- Святость на экране
- Мельница и крест
