Происходит ли в современном мире геноцид христиан, о котором все чаще заявляют религиозные деятели; произошло ли уже столкновение цивилизаций и если да, то кто может выиграть от этого; на каких исторических примерах современному миру можно говорить о межконфессиональном мире и необходимости религиозного диалога рассказала в интервью РИА Новости директор научно-исследовательских проектов исследовательской программы по предотвращению геноцида Школы дипломатии и международных отношений Университета Сетон Холл (США) Борислава Манойлович — участница II Московского Международного форума «Религия и мир», который прошел в четверг на площадке МИА «Россия Сегодня». Беседовала Милена Фаустова.
— Вы занимаетесь проблемами геноцида и его предотвращения, что вы можете сказать про современный мир? Насколько остра эта тема сегодня, например, в отношении христиан на Ближнем Востоке?
— Все зависит от того, как определять понятие геноцид. Кто-то исходит из критерия массовости, кто-то – идеологии, кто-то считает, что геноцид это то, что происходит между палестинцами и израильтянами, другие просто нарушение прав человека считают геноцидом. Это очень противоречивый предмет. Что касается положения христиан на Ближнем Востоке, в частности в Сирии, там нельзя дать однозначного определения. По некоторым параметрам происходящее там можно определить как геноцид, поскольку мы имеем свидетельства о массовых убийствах, но нужно подождать и посмотреть, возможно, мы получим новые свидетельства. Геноцид – это социальный феномен и очень сильный эмоциональный раздражитель, и нужно быть очень осторожным с использованием этого термина. Даже с таким, казалось бы, общепризнанным историческим фактом как геноцид армян, нужно и сегодня быть осторожным, потому что единодушия в этом вопросе нет до сих пор, и до сих пор вокруг него кипят страсти.
— Хорошо, возьмем более конкретные понятия – православные святыни Косово и Метохии. Можно ли сказать, что их разрушение 15 лет назад было геноцидом?
— Сербы это называют погромом. Я была в Косово в апреле 2004-го, сразу после этих мартовских событий. То, что я там увидела, это была катастрофа. Это было ужасно. Более 30 православных церквей и монастырей было разрушено, 4 тысяч человек лишились крова, пострадали, многие были убиты. Да и сейчас многие православные церкви и монастыри в Косово стоят за заграждением под охраной солдат-миротворцев. Все это производит гнетущее впечатление. Я сербка из Хорватии, и я не могу спокойно смотреть на все это. Это война с культурой, традициями, которую ведут определенные люди, и больше всего убивает, когда, видя это, ты ничем не можешь помочь. Так что, оставляя в стороне формулировки – что это было, могу сказать только, что это – несчастье.
— А какие пути решения тут могут быть, какое взаимодействие и на каком уровне было необходимо тогда и возможно сейчас?
— Трудно сказать. Сейчас Косово практически моноэтническое – население там почти на 90% албанское, сербов осталось процентов 7-9. Что можно сделать? Думаю, прежде всего, нужно предотвратить повторение подобного насилия. Есть организации, которые занимались миротворчеством и старались наладить каналы коммуникации между той частью албанцев, которые против насилия и готовы к диалогу, и сербским правительством. И кое-что им удавалось, но потом вся эта деятельность прикрылась. Их обвинили в том, что их инспирируют внешние силы. Но вы же понимаете, было бы лучше разруливать эту ситуацию мирно, с помощью диалога, предотвращая новые проявления насилия, потому что там сейчас катастрофа — так много людей, оставшихся без крова над головой, так много взаимной ненависти, и насилие лишь репродуцирует эту драму.
Предотвращать острые конфликты, порождающие насилие – сегодня это ответственность обеих сторон. И только их. Нужно начать договариваться. Потому что решение не придет ни со стороны Европейского Союза, ни со стороны ООН. Только сербы и албанцы сами могут его найти. Они должны взять на себя ответственность и начать, наконец, жить в мире, найти способы наладить общение друг с другом. Нужно понять: мы живем бок о бок, мы соседи, мы не можем просто игнорировать друг друга – мы делим одно пространство, и нужно друг друга уважать, видеть друг в друге людей, равных. Только тогда что-то получится. И я думаю, это в интересах и сербов, и албанцев – жить в мире. Чтобы их дети жили в мире. И уж никак не в наших интересах длить этот конфликт. Но он все длится и длится.
— Вы сказали, что решение не придет ни со стороны Европейского Союза, ни со стороны ООН, значит ли это что в урегулировании межрелигиозных конфликтов политики и политические сообщества бессильны?
— Мы должны быть очень осторожны, когда имеем дело с такими конфликтами, как религиозные и этнические. Народы Югославии, например, до войны жили мирно, вступали в смешанные браки, и никто особо не беспокоился по поводу утраты своей национальной или религиозной идентичности. Но потом именно политики стали использовать религиозную принадлежность как оружие и средство мобилизации под свои знамена определенных групп населения. Так что, хотя мы и называем эти конфликты религиозными или этническими, на мой взгляд, проблема в том, что религия и национальность просто используются политиками в своих целях. Но если политики прислушаются к тому, что говорят религиозные лидеры, они могут многому научиться. Особенно на Балканах, где именно религиозные лидеры являются моральными авторитетами. И если бы к ним действительно прислушивались, может, и конфликтов не было бы. Потому что ни одна религия не оправдывает насилие и войну. Если это, конечно, не исламский фундаментализм.
— А может быть, сталкивая религии друг с другом, политики таким образом хотят просто от них избавиться?
— Тут опять-таки все зависит от политиков. Конечно, если исходить из теории «Столкновения цивилизаций» Самюэля Хантингтона, то противостояние исламской и христианской цивилизаций идет перманентно, и нужно принимать это как данность. Но мы знаем примеры политиков, которые принципиально отвергают такой подход, считая, что мы вполне можем жить в мире. И мы знаем в истории примеры целых длительных исторических периодов и в Палестине, и в целом на Ближнем Востоке, когда мусульмане и иудеи вполне мирно сосуществовали друг с другом. Долгое время евреи чувствовали себя в большей безопасности на Ближнем Востоке, чем в Европе, где их преследовали. И нам известны примеры религиозных лидеров, которые приводили народы к мирному сосуществованию. Все зависит от того, о ком конкретно мы говорим.
Возьмите Ганди, который вырос в буддизме, взял от этой религии ее философию и привнес ее в свою политику, которая исходила из того, что нужно уважать друг друга, нужно слышать правду другого. Так что такие лидеры как Ганди, или Мандела, или тот же Абделькадер – исламский лидер, который предотвратил резню христиан в Дамаске – почему мы так мало о них говорим? Мы должны как можно больше популяризировать такие примеры. Почему, говоря об истории, мы вспоминаем полководцев-победителей и войны, которые они выиграли, но не вспоминаем людей, которые отстояли мир?
