17 ноября Государственная дума во втором чтении приняла законопроект «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения». Почему Русская православная церковь с таким нетерпением ждала принятия этого закона, накануне слушаний Елене Ямпольской рассказал наместник Сретенского монастыря, ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре архимандрит Тихон (Шевкунов).

Известия: Отец Тихон, если в итоге закон будет принят, вы сочтете этот момент историческим?

Отец Тихон: Звучит сильно, но в большой степени это действительно так. Принятие закона будет означать, что сделан еще один шаг к восстановлению справедливости. «Имущество религиозного назначения» было отобрано у Церкви в 1918 году декретом Совета народных комиссаров об отделении Церкви от государства. За этим последовал еще один декрет — об изъятии церковных ценностей.

В своем письме членам Политбюро от 19 марта 1922 года (во время того самого, устроенного большевиками голода) Ленин пишет: «Именно теперь, и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) произвести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Изъятие ценностей… должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь. Чем больше представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше…» Знаменитое письмо…

И: Давайте проясним, что подразумевается под словами «имущество религиозного назначения». Это только храмы? Или также иконы, предметы церковной утвари?

О. Тихон: Говоря юридическим языком, только недвижимость. Иконы, находящиеся в музеях, по законопроекту Церкви не передаются. Так же как архивные и библиотечные документы. Но повторять эти очевидные, русским языком прописанные позиции закона — бесполезно. Сознательно нагнетается истерика, будто бы Церковь задалась целью разорить музеи.

Ситуация такова, что за последние двадцать лет тысячи храмов, монастырей, оставшихся после советского периода в руинах, были восстановлены Церковью. Причем за редким, хотя и очень досадным исключением — сделано это на весьма высоком уровне. Тем не менее восстановленные храмы и монастыри до сих пор не принадлежат Церкви. Они переданы в бессрочное безвозмездное пользование. Но и федерального закона о передаче в пользование тоже не существует. По большому счету передача основана только на решениях и доброй воле местных властей.

И: Мы с вами беседуем в Сретенском монастыре. Он не принадлежит Русской православной церкви?

О. Тихон: Нет. Храм, восстановленный Русской православной церковью, помещения, которые достались нам в руинах и тоже восстановлены Русской православной церковью, юридически не принадлежат Русской православной церкви.

И: Когда монастырь восстанавливался, сюда вкладывались государственные деньги?

О. Тихон: За счет государства отреставрирована значительная часть фресок в нашем соборе, поскольку храм — памятник федерального значения. Государство оказало помощь с ремонтом галереи, нам помогли уложить несколько десятков квадратных метров асфальта на территории монастыря. За все это мы искренне благодарны. Все остальные огромные ремонтные и строительные работы мы вели и ведем сами.

И: Коммунальные расходы тоже из монастырских средств?

О. Тихон: Разумеется.

И: Откуда берете деньги?

О. Тихон: У нас одно из крупнейших церковных издательств. 80% необходимых средств мы зарабатываем сами, остальные двадцать — пожертвования прихожан.

И: Вы сказали, что большая часть российских храмов на данный момент отреставрирована. Оставшиеся — кем и как они используются? Раньше в храме могло быть, например, картофелехранилище. А теперь что?

О. Тихон: Бывает, ресторан, клуб, склад. В лучшем случае — музей.

И: В сегодняшней России храм могут занять под ресторан?

О. Тихон: Да. Поэтому мы и считаем, что все российские храмы должны быть возвращены Русской православной церкви.

И: Вряд ли Церковь реально боится, что придет какая-то новая власть, которая скажет: «Наши предшественники вам дали попользоваться, а мы теперь обратно заберем». С другой стороны, Церковь не столь наивна, чтобы считать право собственника необратимым. Отбирали и собственность, все бывало в истории…

О. Тихон: О, да. Забирали — и не раз. И в восемнадцатом веке, и в двадцатом.

И: Тогда какая разница — собственность или пользование? Почему юридическая формулировка для вас так принципиальна?

О. Тихон: Здесь особый вопрос. Для нас это не просто памятники архитектуры, а храмы Божии. Дело в ответственности. Точно так же, как человек, если возникли вдруг трагические обстоятельства и его мать оказалась в доме престарелых, — он при первой возможности должен забрать ее домой и сам за ней ухаживать. Пусть Церкви будет тяжело, но она сегодня способна принять заботу о своих храмах. Человеку, который забирает мать из дома престарелых, порой говорят: «Зачем тебе эта головная боль? Нормально, ничего, доживет свой век и там». Церковь не может так мыслить и поступать. Меня поражает, что наши оппоненты этого не понимают. То, что Церковь готова принять на себя такую ношу, — с моей точки зрения, особое, знаковое событие для современной России.

И: Корысть в действиях Церкви усмотреть трудно. Храм не сдашь в аренду, не продашь, чтобы приобрести недвижимость на Канарах…

О. Тихон: Немногие себе представляют, что это значит — содержать памятник архитектуры на достойном уровне. А когда в Москву, во Владимир, в Ярославль приезжают гости — свои или иностранные, -им показывают не новостройки, не коттеджные поселки, а храмы и монастыри.

И: Кто ваши основные оппоненты?

О. Тихон: Музейные работники. Их позиция нам, в общем, ясна. Они несколько десятилетий заботились об отобранных большевиками у церкви храмах и монастырях, как о памятниках культуры. Многие жизнь свою на это положили. И вдруг они становятся как бы в положение приемных родителей. Конечно, они боятся за свое дело: » Где теперь будет музей?». Но все же в первую очередь им тревожно: вдруг мы будем обращаться с этим достоянием хуже, чем они сами. На священников музейные работники нередко смотрят весьма критично и предвзято. Но Церковь в лице и Святейшего Патриарха совершенно определенно заявляет: мы не мыслим себе сохранение церковных сокровищ без русских музеев.

И: О переносе икон из музеев в храмы речи в законопроекте нет. Однако что такое икона в музее? Это Дориан Грей. Не портрет Дориана Грея, а сам Дориан Грей, который не стареет, но абсолютно бездуховен. Икона сохранилась, однако молитвы, которые могли быть перед ней вознесены, и та помощь, которую она могла принести, утрачены безвозвратно…

О. Тихон: Мы прекрасно знаем, как верующие люди, приходя в музеи, в галереи, потихоньку молятся перед иконами… Да, иконы служат культуре, но все же в первую очередь они должны нести свое церковное послушание, для которого и были созданы. Отнимать у них это послушание — кощунство, другого слова не подберу. Поэтому было бы правильно, если бы мы задумались о совместных — продуманных и взвешенных — решениях Церкви, государства, Министерства культуры и музейного сообщества. Решениях о том, чтобы драгоценные сокровища нашей духовной истории — в первую очередь иконы — заняли место в храмах, которые были бы одновременно и особыми государственными музейными хранилищами. Тогда мы не отнимем от великой русской иконы ни ее эстетического, ни церковного служения.

Мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что далеко не каждый храм способен хранить древнюю икону. Требуются и особые условия, и обеспечение безопасности, и специалисты. Были случаи, когда при восстановлении храма повредили фрески или еще что-то произошло. В каждом таком инциденте надо разбираться отдельно. Не секрет, что существует проблема и пропажи икон. Недавно Министерство культуры обнародовало статистику: 250 тысяч единиц хранения, учтенных в музеях России, находятся неизвестно где. Они есть по описи, но в музее их нет. Бывают прискорбные случаи, когда и из храмов продают иконы. Священники, которые на это дерзают, — слава Богу, таких единицы, — наказываются строжайшим образом, лишаются права совершать богослужения.

И: Мне кажется, для нашей страны духовность гораздо важнее культуры. Мы кое-как пробалансировали на сугубо секулярном понятии «культурных ценностей» советскую эпоху, и то не до конца. Более того, культура — как набор цивилизационных норм — зачастую противоречит духовности. Тем более обидно, что образ, написанный для молитвы, вдруг объявляется артефактом — и более ничем. Если бы существовало в нашем обществе хоть минимальное религиозное чувство, люди бы понимали, что отдать икону в храм — великая радость.

О. Тихон: Не могу не согласиться.

И: В свою очередь, Церковь должна быть благодарна музеям за то, что они столько лет сохраняли ее достояние, и причинять им обиды не имеет права.

О. Тихон: Сейчас при Патриаршем совете по культуре создана комиссия по взаимодействию Церкви и музейного сообщества. Нам надо вместе заниматься этой большой и очень важной работой.

И: Все чаще приходится слышать, что в храмах, где находятся старинные иконы и фрески, свечи жечь нельзя. Приводят в пример электрические свечи в католических храмах. Что вы об этом думаете?

О. Тихон: Все вопросы решаемы. Греки, например, чтобы образа и фрески не коптились, над каждым подсвечником сделали особый навес с вытяжкой, куда уходит весь дым. В кремлевских храмах во время богослужений возжигается строго определенное количество свечей из чистого воска, чтобы не повредить фрески. А электрические лампочки вместо свечей — это, на мой взгляд, ужасно.

Елена Ямпольская

Известия.ru

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.