Читая
Сегодня я читаю списки погибших детей. Вот два мальчика – 2006-й. На два года старше моей. Женихи. Малышка – 2012 год. 5 или 6 лет, еще не пошла в 1-й класс. Рядом мои ровесники. Родители. Те, кто «не бросил», «не оставил» – но последние минуты их прошли в отчаянии и чувстве вины перед детьми за то, что ничего невозможно сделать.

2008 год в моей памяти заметкой — в нем я родила свою дочь. Не 2001-й, который ждали и смешно путали миллениум с линолеумом и в который мама подарила мне и брату по елочному шарику на память, и даже не 2007-й, когда я вышла замуж.

«Десятоенольвосьмоедветыщивосьмого» — как стих, как молитву, как подтверждение своих родительских прав твердишь ты в поликлиниках, в школах, на всех кружках и танцах, во всех детских комнатах и игровых, куда ведешь и передаешь в надежные или не очень надежные (ты же это понимаешь) руки воспитателей, учителей, вожатых, наставников своего единственного ребенка, сжавшись внутри, как перед прыжком в ледяную воду, понимая, что в эту секунду ты, очень маловероятно, но, может быть, расстаешься с ней навсегда.

То же самое ты думаешь двумя-тремя годами позже, когда утром закрываешь за ней дверь, когда отвечаешь на телефонный звонок с занятий «Мам, ну я выхожу» и — 15 минут не разрешаешь липкой жути под названием «все, что угодно» душить тебя. Но в целом — ты уже ничего не можешь сделать, вообще ничего, и тогда ты делаешь вид, что живешь свою обычную жизнь, пока не услышишь гудок домофона — пришла!

Дошла до школы или вернулась — ну вот, все же в порядке. И ты убеждаешь себя, бабушек, других, несомненно, более правильных и осторожных родителей, что вот ведь же — дети выживают, надо же им как-то учиться жить в этом мире, ходить по дорогам, гулять с друзьями, посещать культурные места, кинотеатры…

А если вдруг все же, то что? Кого винить, куда бежать, с кого спросить? С себя, голубушка, с себя. Ты всегда будешь виновна — что оставила, что ушла по магазинам, что отпустила одного в самое безопасное на свете место, что не туда смотрела и зря доверяла этим непрофессиональным воспитателям/зеленым вожатым/безразличному руководству, не подготовила, не дала с собой воду и не выучила вместе наизусть все инструкции, планы, карты и схемы.

Даже если ты подписала кучу бумажек, разрешений, доверенностей и обязательств, сообщила про «десятоенольвосьмоедветыщивосьмого», сделала все копии всех документов, дала с собой шлем, спасжилет, фонарь и недельный запас шоколада — «все, что угодно» найдет тебя и прижмет за горло, и ты не оправдаешься ни перед кем.

***

Сегодня я читаю списки погибших детей. Вот два мальчика — 2006-й. На два года старше моей. Женихи, как раньше говорило старшее поколение.

А вот девочка 13 лет — в этом возрасте я сама ездила в музыкальную школу на противоположный конец Москвы. Звонила маме с таксофона, что еду. И полтора часа. Три раза в неделю, туда и обратно. Все, что угодно.

Вот, по-нашему, малышка — 2012 год. 5 или 6 лет, еще не пошла в 1-й класс. Я сразу думаю про всю эту подготовку к школе, потерянное для детства время — к чему, зачем? Надо играть, развлекаться…

2009, 2008 год, тут же 15 лет, 11 и 4,5 годика. Совсем кнопка — таким и в кино-то вредно, небось взяли за компанию со старшим, как таскает везде младшую сестренку семья наших друзей — просто маленькая не хочет никогда расставаться со старшей.

Я помню, как лет 10 назад мы удивлялись, и было смешно, что некоторые наши друзья родились в 1991-93-м. Мы-то в то время уже ходили в школу, а они еще только нарождались. Потом какое-то время мы сами были для них старшими — наставниками, авторитетными, «почти взрослыми». Мы возили их в лес и на озеро, учили жечь костер и следили, чтобы они не простудились, не упали с верхотуры и не устроили пожар. А их родители как-то отпускали их с нами, и делали вид, что живут обычной жизнью, и ждали дома новостей…

Рядом другие годы — 1986, 1982. Мои ровесники. Родители. Те, кто никого «не бросил», «не оставил», «не сам виноват» — они были там со своими детьми, и последние минуты их прошли в отчаянии и чувстве вины за то, что ничего невозможно сделать.

Неделю назад мы, родители, отправили своих пятерых девочек в кино, а сами пошли в соседний кинозал на взрослый фильм. Когда я представляю произошедшее в Кемерово, я вижу наш, ближайший торговый центр и кинотеатр в нем. Сегодня я говорю со своей ровесницей, такой же мамой, как я, и убеждаю ее не бояться. Говорю то, что пожар может случиться и в школе, и на кружке. Про то, что дети должны знать, как вести себя… Вспоминаем о том, что никто не представляет даже, где запасные выходы в нашем ТЦ. И, внутренне вздыхая, добавляю про «все, что угодно».

Я думаю о том, как в одночасье эти числа, даты, эти заметки стали кровавыми зарубками на сердцах тех родителей, чьих детей это «все, что угодно» настигло, оставив их самих в живых.

Кто ничего не смог сделать, хотя был готов на все, для кого теперь эта жизнь, с момента, как он расстался с ребенком, никогда уже не станет обычной жизнью.

Единственный, и двое, и трое, рожденные в начале XXI века — уже там, а мы тут, такие всезнающие, начитанные, самоуверенные. Но мы можем потерять их в любой момент. Пусть этот страх не сожрет нас.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.