На заседании Священного Синода Русской Православной церкви от 25 декабря 2009 г. было принято решение благословить открытие Введенского женского монастыря г. Тихвина Ленинградской области и назначить на должность настоятельницы Введенского женского монастыря г. Тихвина Ленинградской области монахиню Тавифу (Федорову). Мы продолжаем беседу с матушкой Тавифой
– Какие привычки мешают человеку уйти в монастырь?
– «Люблю маму больше всего на свете». Не Бога, а маму. Об этом и написано в Евангелии: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». (Мф., 10, 37).
Что возвращает в мир? У бабушек, например, отговорка: «Надо внуков воспитывать». Сколько женщин могло бы быть в монастыре, сколько одиноких в миру живет! Но все боятся трудностей монашеской жизни. Трудность же заключается только в том, чтобы любить Бога больше всего земного.
– Какие привычки больше всего мешают нам, мирянам, в нашей жизни?
– Самомнение. У мирян это особенно развито. Каждый мирянин, как правило, умнее Бога. Он лучше знает, он все сам видел. Собственное мнение – это то, от чего надо отказаться. В Православии это называется гордыней.
Я как раз думала сегодня, что, наверное, нет ни одного монаха или монахини, при встрече с которыми я бы стала спорить. Мы никогда не спорим, мы можем вести диалог. Каждый может остаться при своем, но спора не будет. Мирянин не таков – он довлеет своим мнением. Диалог не с каждым мирянином можно вести. Обычно мирянин старается доказать свою позицию. Монах – нет.
Наверное, это и есть основная причина, почему миряне не остаются в монастыре. Там должны услышать их позицию, а это совсем неверно. Ты должен терпеть, никто тебя слушать не обязан. Можешь все выложить тому духовному лицу, к которому ты приставлен, и, может быть, тот тебе все объяснит.
– Но что человек получит, отказавшись от этой самости, своего мнения? Мы же эгоисты, нам нужно что-то получить взамен.
– Спасение души. И обретем сразу весь мир. Я бы несколько лет назад не зашла в кафе, в котором мы сейчас разговариваем, потому что чувствовала бы неудобство. Сейчас мне все равно. Я могу быть везде. «Монаху везде место» – такие слова я услышала на Голгофе в Иерусалиме. Господь ведь везде. Важно то, какая я.
– На Голгофе в Иерусалиме?
– На Воздвижение в Храме Гроба Господня служил Патриарх, собрались тысячи людей и все стремились попасть к Голгофе, а у меня получилось само собой там оказаться. Вскоре монах грек начал всех прогонять, потому что приближался Патриарх. Я вообще человек покладистый, но тут прижалась к мраморной колонне, чтобы не попасть в толпу и почему-то на меня этот грек не обратил внимания. Тогда-то я услышала голос со стороны, кажется, тоже монахини: «Матушка, не волнуйся, монаху везде место. Будешь сегодня с Патриархом на Воздвижении».
Наша пятилетняя Даша спросила как-то меня: «Матушка, а когда мы поедем на Голгофу, мы там Бога увидим настоящего?» Очень ей хочется Настоящего. Раз помогает, я должна его видеть. Мне ей не объяснить в силу ее малого возраста, что Бог видим и невидим. Бог везде и сейчас. У кого-то из святых я прочла такие слова: «Если здесь нет Бога, как я могу здесь находится? Значит, Бог здесь есть».
Просто человек или осознает это, или нет. Кто-то работает, кто-то стенку подпирает, кто-то вышел покурить… А Бог-то все равно есть, и только этот человек на секунду подумает, что Господь все видит, сразу и произойдет какое-то чудо.
– В Вашей монастырской жизни чудо – это встречи с какими-то людьми или неожиданная помощь?
– Все – чудо. Чудо то, что Господь меня просветил и я могу мыслить. Это велие чудо. Хорошо бы со всеми людьми такое чудо произошло и все захотели жить по Богу, уйти в монастырь. Это самое главное чудо. А вообще в монастыре все живут чудом. Все это осознают: без чуда невозможно жить. Чудо – это реальность нашей жизни. Совершенно естественное наше состояние. Для мирянина и человека непросвещенного чудо – это какое-то необыкновенное событие, а для нас чудо – это норма жизни.
Вы же ходите в храм и у иконы что-то с вами происходит. Это же чудо. Кто-то радуется: «Господь услышал, у меня сын сдал экзамен!» Для нас это в порядке вещей, поэтому мы и говорим: «Иди в храм перед операцией, беги скорее, благословись!» Посмотришь потом – все нормально, и операция не нужна.
Монах в этом чуде просто живет. Для него оно более реально, чем для вас, потому что мы все время в храме пребываем. Монастырь – это место особой благодати. Вы, миряне, должны по временам уходить из храма, проводить время в своей квартире и т.д. По временам только попадаете в храм или монастырь, поэтому для вас ощущение чуда иное.
Лучше монашеской жизни ничего нет. Зачем бы я стала монахиней, если бы не считала, что лучше этого ничего нет? Надо стремиться к лучшему. Я считаю, что лучшая форма жизни – в монастыре.
Нам, монахам, пребывать в миру тяжелее, чем вам находится в монастыре. Мы постоянно находимся в структуре благодати. Вы это умом осознаете, понимаете, но вам легче оставаться в миру, посещая церковь по праздникам. Мы же там – все время.
Ни за что не согласилась бы сейчас жить в квартире. Конечно, как Бог даст, но так хочется постоянно видеть перед собой что-то Божие: купол храма, даже забор монастырский.
Хорошо бы, чтобы все захотели постоянно жить в этой благодати, а не только соприкасаться с ней изредка.
– Надо нам хотя бы со своего прихода начать…
– Конечно. Ходит человек в храм – дай Бог, чтобы в нем воспиталось это чувство благодати, стало для него необходимым, а не перевесила своя квартира, своя жизнь. Это и мешает. Это и есть привычка.
– То самое «имение», которое так тяжело продать.
– Подвижники, жившие в пустыне, как, например Антоний Великий достигали высшей степени благодати, и, общаясь с Богом напрямую, преодолевали все свои внутренние нестроения.
– Очень сложно понять такой максимализм.
– Сначала нужно уйти в монастырь, а уж потом попытаться понять это. Раньше же существовала в России традиция мирянам уходить в монастырь на год, а потом решать, возвращаться в мир или нет. Это замечательная традиция. Всего лишь год жизни – но там все сразу и определится.
– Сказать честно, я не знаю, что бы я сказала своей дочери, если бы она собралась в монастырь.
– Это жизненная позиция глубокой веры в Бога, которую уже ничто не перевесит, поэтому человек и остается в монастыре. При этом он может быть кем угодно: нравится окружающим или не нравится, совершать любые поступки, но у него есть глубокая вера в Бога.
ЖАЛЕТЬ ИЛИ СПАСАТЬ?
– Если же кто-то из наших читателей склоняется к уходу в монастырь и решил попробовать, с чего ему нужно начать?
– Тут ведь готовых рецептов нет. Как Господь управит. Если человек хочет от старца получить благословение – пусть идет к старцу. Не буду никому навязывать свое мнение, потому что личное решение – у каждого свое. Пусть узнает всё сам.
В прошлом году мы поехали с одной однокурсницей в Оптину пустынь. Она сказала мне: «Никто мне не нужен, ухожу к тебе, матушка, в монастырь». Пробились мы к старцу Илие, он ее и остановил.
У меня в университетской группе многие так поначалу решали: «Ухожу!» Но все-то привыкли на московские монастыри смотреть, а у нас – совсем другое. У нас развалины, у нас холодно и сыро, за собой нужно горшок выносить.
Года три назад я познакомилась с женщиной, кандидатом наук, приехавшей к нам на лето потрудится. В прошлом же году созрело желание создавать школу для девочек – вопрос, где и как их учить, встал очень остро. Я вижу, что та женщина – человек умный, спокойный, и предложила: «Бросайте свою науку и приходите к нам в монастырь директором будущей школы».
Сейчас она послушница. Возраст, конечно, приличный, но это готовая монахиня. У нее чистая биография без каких-либо поисков и колебаний. Человек родился, закончил школу, институт, в этом институте вел научную работу, защищался, а потом ушел в монастырь. Воспитала при этом еще приемную дочь. Бывают же такие! Человек совершенно чистой жизни. Она совершенно сознательно ушла в монастырь, потому что она цельный. В ее возрасте обычно люди не такие. Таких, кто прожил жизнь так чисто, очень мало, они как бриллианты сверкают среди нас. Она всю жизнь занималась наукой: молчаливая и абсолютно лишенная лукавства. Мирские перипетии ее совершенно не коснулись.
Она говорит: «Я понимаю, что в 60 лет меня никто никуда не возьмет». Я возьму, потому что ее душа готова. Она хочет быть в монастыре. Она терпелива, в любое время ее могут куда угодно послать, и она не задаст никаких вопросов, не выскажет никаких претензий.
Посмотрим, что будет перед постригом – в беседе все выяснится. Для нее, конечно, это событие колоссальное. Я бы постригла ее в схиму, но все равно надо испытать. Это тоже экзамен. У нас, у монахов, вся жизнь – экзамен.
Сколько человек до нее ушло! Побудут послушницами две недели, и разобиделась уже батюшка не такой, и все не так, и любви у вас нет. Какой любви человек ищет? Такой, какой ему хочется?
– То есть, хотя Вы и призываете всех в монастырь, но возьмете не каждого.
– Да человек сам не останется. Из всех, кто говорит, что хочет жить в монастыре, потом большая часть уходит.
– Поэтому и боятся идти – силенок то маловато.
– Надо не силенки оценивать. У меня тоже сил немного. Если оценивать свои силы – точно не стоит идти, ни в коем случае. Тут воля Божия.
Я же не дам никому в 60 лет таскать кирпичи, а если нужда заставит, то попрошу хотя бы не надрываться. Надо благой разум иметь, а не человеческий.
– Нет сил смирить себя.
– Не надо свои страхи слушать. Страшно идти на войну: а вдруг убьют?
Помните воина Евгения? В прошлую сессию я познакомилась с его наставником Антонием. Исключительной веры человек, апостольского духа. Он обрел веру в Чечне… Перенес такие страдания! Он рассказывал, что Евгений очень внимательно слушал Евангелие и все запоминал. А потом совершил этот поступок – не снял креста по требованию пленивших его врагов.
Ищите верующих. Их жизнь не слаще нашей. Кто сейчас согласится, как отец Николай с острова Залита, почти полвека провести на одном месте? Местные жители, рыбаки, конечно, относились к нему не очень хорошо. Все это было, а он служил себе и служил и стал настоящим светильником.
Ищите таких людей, отмечайте в них Божию искру. Господь их нам посылает. Очень мало наставников, которые наставляют по истине Божией, а не по тому, что человек хочет от него услышать.
Тем, кто уходит из монастыря, родственники и духовники порой говорят: «Ну ладно, успокойся, конечно, ты прав, тебе там было трудно». Старец Николай был не таким: «Иди мирись». Матушка Фекла, настоятельница нашего монастыря, не такая была. Однажды у нас появился один монах, который мне сразу понравился, очень верующий, но сбежал из монастыря, видно стало невмоготу. Матушка же ему сразу сказала: «Беги, бросайся в ноги к братии!»
Чаще всего в другом монастыре или храме тебя, будь ты монахиня или даже схимонахиня, пожалеют, обласкают: «Ах ты, бедная, тебя там обидели! Не можешь там – побудь у нас на приходе». Нет, чтобы сказать прямо: «Ты не прав. Беги назад». Мало у кого такая твердая позиция. В основном скажут то, что ты хочешь услышать. Поэтому мы такие нерешительные, поэтому можно уйти из монастыря или боятся. Совершить правильный поступок – значит превзойти себя, осознать правду и вернуться.
Я думаю, что тот инок совершил правильный поступок, вернулся, потому что больше я его не видела.
Замечательно, если встретится такому беглецу старец, который его остановит, скажет: «Хватит тебе бегать из монастыря в монастырь. Куда попал, туда и возвращайся». Тогда у человека начнется духовный рост, и человек глубже поверит в Бога. А так – останется таким, каким был.
Жаль, что я не нахожу в окружающих поддержки в этом вопросе. Чаще в жизни сталкиваешься с тем, что те, к кому прибегают такие несчастные, их жалеют. Надо было вернуть – не тебя обидели, а ты обидел, не ты терпишь, а тебя терпят. Вот правильная православная позиция. Как Россия выстояла? Да, вот благодаря таким стойким монахам. Если их не будет, и все уйдут на приходы, потом и приходы развалятся. Вот кого бы я хотела видеть в священстве и в миру, а не тех, которые нас жалеют и идут на поводу у наших обид.
Я тоже проходила этот процесс обид и непонимания. Но по воле Божией мне повезло. Если бы меня пожалели, я бы не жила сейчас в монастыре. Где-нибудь, конечно, трудилась, делала что-то хорошее и нужное приходу. Но, слава Богу, не совершила я этого ужасного поступка. Это и есть осознание и отречение. Я эту ступень прошла, почему и считаю ее самой главной.
Нам надо выстаивать в самом главном. Если уж начал делать дело, пошел в монастырь, как угодно, но не уходи из него, терпи. Даже если тебя выгонят, ищи возможность остаться в монастыре, в этом или в другом, ищи монашеской жизни. Сохрани то первое чувство, с которым ты уходил из мира в монастырь, когда ты всех любил, когда все было чудом.
Словарь Правмира — Монастырь, монашество
