Главная Церковь Вопросы священнику

Что такое ад и рай? Отвечает протоиерей Алексий Уминский (+Видео)

Царство Небесное — это где моя мама? Царство Небесное — это там, где я буду со своей женой и со своими детьми? Царство Небесное — это то место, где Христос, Которого я знаю и в жизни, не видев в лицо никогда глазами, в какой-то момент мое сердце вот так очень сладко, болезненно пронзил, и я уже не могу успокоить свое сердце.

Духовник Свято-Владимирской православной гимназии, настоятель храма Святой Троицы в Хохлах, ведущий телепередачи «Православная энциклопедия» протоиерей Алексий Уминский отвечает на вопросы ведущих программы «Временно доступен».

Александр Карлов: Давайте тогда разберемся, что такое ад и что такое рай?

Прот. Алексий Уминский: Давайте разберемся.

Александр Карлов: Нам раньше геенну огненную рисовали, вроде как верили.

Прот. Алексий Уминский: Если рай — это языковский санаторий, то не дай Бог.

Александр Карлов: Где все это расположено?

Прот. Алексий Уминский: Сначала здесь, прежде всего. Начинается все здесь. Когда Христа спросили: скоро придет Царство небесное, где это Царство Небесное? Он говорит: Царство Небесное внутри вас». И вот все начинается здесь. Когда человек, и это связано, в том числе, с целью поста, чтобы вот здесь, наконец то, что-то такое, Царство Небесное в тебе родилось. Царство Небесное — это такое слово, которое уже навязчиво звучит. Мы привыкли уже к такой идиоме и не представляем, что такое Царство Небесное. Где это? На облаках, в каком-то космосе где-нибудь? Конечно, мы понимаем, что это не имеет своего географического расположения, Царство Небесное. На ракете туда не долетишь.

Александр Карлов: А как тогда жить по правилам Церкви? Мы не знаем сколько звезд в отеле в этом раю.

Прот. Алексий Уминский: Хочется о Царстве Небесном узнать что-то иное. Там ли моя мать сейчас? Это мне очень важно знать. Там ли моя мама? Я думаю, что там, конечно, уверен, но все-таки это тайной остается, и мне это очень важно, потому что это моя любовь. Там ли моя любовь, в этом Царстве Небесном, которая на этой Земле мне дала самые главные и важные знания о том, как я должен жить, кто я такой вообще на свете, что вообще во мне бурлит и здесь понятно.

Царство Небесное — это где моя мама? Царство Небесное — это там, где я буду со своей женой и со своими детьми? Царство Небесное — это то место, где Христос, Которого я знаю и в жизни, не видев в лицо никогда глазами, в какой-то момент мое сердце вот так очень сладко, болезненно пронзил, и я уже не могу успокоить свое сердце. С этого момента оно не успокоится. Это вот это?

Если вот это, то да. Я хочу туда и у меня, в общем, никаких вопросов нет. Потому что если там главные вещи, которые держат меня сейчас на Земле и ради которых мне, в общем-то, хочется жить, потому что жить в этом мире, оглядываясь вокруг себя и читая сводки новостей, не очень хочется. Хочется здесь жить только потому, что в этом мире есть любовь, возможность любить и возможность своей любовью с кем-то поделиться. Когда эти вещи твое сердце наполняют настолько, насколько могут наполнить, это значит, что в твоем сердце потихоньку рождается это Царство Небесное. Значит, ты уже к нему можешь быть готов потихоньку. Это значит, что в какой-то момент ты можешь уже не бояться смерти, потому что смерть для тебя уже не имеет никакого значения, потому что для тебя открывается эта дверка, и ты туда спокойно заходишь.

А может быть ровно наоборот — когда я на все смотрю и все пожираю. Это ад, потому что это свойство ада — пожирать. Свойство Божие — все время делиться. Делить себя, раздавать себя, отдавать, а свойство ада — все время пожирать. И если я живу пожирающим, жру, жру, жру, то, в конечном итоге, здесь будет ад. И от него никуда не деться, кроме как громче включить музыку, глубже наушники в себя вдавить, какие-то файеры, дискотеки, что хотите — чтобы блистало, шумело, чтобы я ни в коем случае сам с собой, один на один не остался, чтобы не быть мучимым этим состоянием. Потому что, когда начинаешь жрать, все время не хватает, и тогда таким ты остаешься навсегда. Вот так жить не хочется.

Александр Карлов: Хорошо. Тогда вопрос. Если вдруг один из ваших названных вами любимых людей не там, не в раю, это значит, что и жизнь там будет не райская? Все время сожаление о том, что кого-то нет рядом?

Прот. Алексий Уминский: Это самый тяжелый и страшный вопрос, который, вообще, стоит перед христианином, перед человеком, понимаете? И именно затем и существует, в том числе, Церковь, о которой мы с вами так говорим, чтобы не было того, кто с тобой связан любовью, там. Потому что Церковь — это организм любви.

Хомяков как-то сказал о Церкви, что Церковь — это организм любви, который через молитву, через мою жизнь сейчас может оправдать жизнь того, кто своей жизнью не смог этого сделать. Я могу вытащить, я могу сделать своей любовью того, как Луковка, знаете, у Достоевского. Раз! Главное, чтобы кто за эту луковку цепляется, не был той злой бабой.

Дмитрий Дибров: Прощеное воскресенье отсюда каким образом может быть нами освящено?

Прот. Алексий Уминский: Как, мы же вступаем в это пространство свободы, в это пространство, когда главное должно встать в центр нашей жизни. Мы должны войти в это пространство совершенно свободными, ничем не связанными. А что человека может связать по-настоящему? Только грех, только злость, только нелюбовь — самое страшное.

Один из святых сказал, что словом «прости» побеждается сатана. В этот момент люди приходят в храм начать этот путь к Пасхе, путь этого поста — прекрасный, чудный путь, с тем, чтобы по-настоящему друг у друга испросить прощения. Помните, опять-таки, сегодня наш Федор Михайлович нас не оставляет, «Всякий перед всеми виноват» — как Маркел говорит перед смертью? «Всякий перед всеми виноват» — каждый перед всеми виноват. Или Джон Донн. Ведь человечество — это материк огромный. Когда какая-то часть от него отталкивается, ты уже не полон без другого. Здесь происходит это чудо, когда мы друг у друга просим прощения, друг друга прощаем. Причем, знаете, самое великое чудо, что мы имеем право прощать от имени Бога.

Александр Карлов: Во всех случаях?

Прот. Алексий Уминский: Да. В этом-то все и дело. Когда ко мне подходит кто-то или я подхожу к кому-то и говорю: «Прости меня, Христа ради, прости меня за все». Священнику вообще надо перед всеми просить прощения постоянно, потому что, Господи помилуй, мы даже не замечаем просто — какое количество людей мы вольно или невольно каким-то словом или каким-то взглядом или невниманием — не успеваешь просто — обижаем. Очень много людей действительно. Общаешься, большое количество людей, кому-то не уделил внимания, кого-то недослышал, про кого-то забыл иногда помолиться.

Тогда мне говорят, знаете, какие слова? «Бог простит». Понимаете — «Бог простит». Не я тебя прощу, а Бог тебя простит. Если я тебя простил, будь уверен, что Бог тебя тоже обязан простить.

Александр Карлов: Мне всегда казалось, что «Бог простит» — это некая отговорка.

Прот. Алексий Уминский: Нет.

Александр Карлов: От меня ничего не ждите. Подождите, секундочку. О любви. «Возлюби врага своего». Давайте, я сейчас буду, как примитивное существо, рассуждать. Июнь 41-го года, 22-е число. Вот мы взяли их, и простили всех, а еще помолились за них, и лично — за доктора Геббельса. Что бы тогда было? Или это не тот случай?

Прот. Алексий Уминский: Надо все-таки конкретно думать. Когда тебе говорят «прости врагов» — это же не значит, что когда враг наступает на твой дом или когда он пытается насиловать твою сестру, ты должен смотреть на это с умилением и говорить: «Ах, Господи, прости его!» Конечно, должен подойти и дать ему в рыло как следует.

Александр Карлов: А уж потом сказать «Господи, прости его!»

Прот. Алексий Уминский: А если надо, то и стрельнуть в него, потому что иначе он не остановится.

Александр Карлов: А тут еще «Не убий».

Прот. Алексий Уминский: Да, а тут еще «Не убий», понимаете. И тем не менее, есть наша жизнь человеческая, которая Богом освящена. А когда этот твой враг… Вы вспомните этих наших врагов, которых гнали пленными, как их русские женщины кормили, и как этих людей русские женщины одевали в свои теплые платки. И эти враги наши понять ничего не могли: почему эти люди, которых они сжигали и уничтожали, так к ним относятся? А потому что Евангелие читали.

Человек очень легко теряет свое человечество. К сожалению, он превращается в толпу, превращается в управляемую массу, он моментально теряет свое человечество. Это потрясающие, страшнейшие, ужасающие вещи. Мы наблюдаем это в течение тысячелетий, наблюдаем это сегодня — как вдруг человек нормальный превращается в кусочек толпы и звереет моментально.

Дмитрий Дибров: Массой легче управлять, чем кем-нибудь в одиночку. Вот, в чем фокус.

Прот. Алексий Уминский: Об этом и разговор.

Александр Карлов: Если мы будем сейчас ковыряться в истории…

Прот. Алексий Уминский: Не будем ковыряться.

Александр Карлов: То вам будет очень тяжело отвечать за поступки Церкви, потому что ведь и Церковь указывала на то, кого убить, и кого нет. Крестовые походы.

Прот. Алексий Уминский: Я не испытываю по этому поводу никакого смущения, потому что я не обязан отвечать за исторические поступки Церкви. Во-первых, потому что каждый отвечает за свои собственные поступки. А историческая Церковь действительно имеет в своей истории всякие странички и всякие темные места, и очень много такого, что вспоминать неприятно.

Александр Карлов: Неприятно, но, тем не менее, это было, и все во имя Бога. Почему-то так происходит?

Прот. Алексий Уминский: Так происходит. К сожалению, так происходит, потому что человек и человечество по большому счету живут по одним и тем же законам. Человечество таким становится, какие мы сегодня с вами есть. Какие мы ставим перед собой высокие или низменные цели. Что для нас сегодня главное? Конечно же, когда в истории мира, в истории церкви происходят такие жесткие, страшные события, они, конечно, сегодня происходят в контексте определенных вещей. И сегодня мы с вами, на них смотря из далекой-далекой стороны, не очень себе представляем глубоко эмоционально и даже исторически — что на самом деле происходило в тот самый момент.

Но, тем не менее, действительно мы все равно остаемся людьми со своими недостатками, грехами, со своими амбициями, со своей гордыней. И там, где гордыня, в том числе — внутри Церкви, изгоняет Христа, там, где вдруг на месте Христа появляется великий инквизитор, там происходят в истории Церкви самые страшные эпизоды. Можно говорить о западной Церкви, можно говорить о восточной Церкви. При этом история Церкви все равно остается не историей церковных грехов, а историей тех потрясающих прорывов, на которые оказывался способен человек, который доверил себя Богу. Потому что именно история Церкви показывает миру потрясающую историю святости, любви, самопожертвования, каких-то потрясающих открытий о самом человеке, каким прекрасным может быть человек.

Каким ужасным может быть человек — все знают. И в Церкви он может быть таким же ужасным, как и вне Церкви. Но вот каким прекрасным может быть человек, история Церкви за это время показала потрясающе.

Словарь Правмира — Ад

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.