Протоиерей Владимир Волгин: Я никогда не мог поверить в смерть

С удовольствием я участвовал в сборах в разных городах Советского Союза, занимался волонтерством. И что я почувствал? Я отдаю любовь, а сам ничего не получаю взамен! Обратного наполнения не происходило. И только от Христа я получил восполнение той любви, которую затрачивал на людей и на мир.

Где-то лет в 15 или 16, я еще был комсомольцем, мне приснился сон: будто я катаюсь на лыжах и выхожу на поляну. На ней церковь с накренившимся барабаном, средневековая, XIV-XV века. Я рассматриваю ее и вдруг вижу, как из закрытых дверей выходят три седобородых старца, и непреодолимая сила меня повергла перед ними на колени. Проходя мимо меня, каждый из них осенил меня крестным знамением. И медленно они удалились. Я встрепенулся и изо всех сил на лыжах погнался за ними. Но они исчезли. Это был удивительный сон, который навсегда запечатлелся в моей памяти.

Мой брат первым принял крещение. А через полтора года крестился я. Брат, тоже священник, прирожденный художник и один из первых иконописцев в советское время, закончил элитную суриковскую школу. Во время учебы в Полиграфическом институте в 70-е годы он ездил с друзьями собирать иконы.

Некоторые из них он хранил дома, развешивая на стене. Иногда в наше отсутствие папа снимал эти иконы. Брат их снова развешивал и так повторялось из раза в раз. В конечном итоге папа сказал: «В следующий раз, когда вы уйдете, я иконы сожгу». Не знаю, откуда я набрался дерзости, но ответил: «Имей в виду, что вместе с этими иконами в печке окажется твой партбилет». С тех пор папа иконы снимать перестал. Видимо, почувствовал правду в моих словах.

– Почему вы крестились?

– Потому что обосновал для себя, что Бог есть. Этому сопутствовал ряд событий. Вот мне приснился сон. Вот я влюбился в девочку из параллельного класса, мучился три года, очень страдал. Ведь когда Бога нет, то для тебя любимый человек становится Богом. Однажды я зашел в церковь Пимена Великого на Новослободской, простоял там три минуты и вышел обновленным человеком – почувствовал, что страдание осталось по ту сторону. Там произошла моя встреча с Богом.

– Помните свое крещение?

– Я ничего не знал, кроме отчасти прочитанного Евангелия. Крестился в храме Преображения Господня в Переделкине, там был баптистерий для взрослых. Крестивший меня священник ничего запоминающегося не сказал. О Боге он не сказал. О том, как познать Его, он не сказал. К чему стремиться, не сказал. Но тем не менее совершил крещение. И когда меня погружали в воду, и когда я вышел из воды, то ощутил в себе радость, которая не посещала меня ни до, ни после того. Это состояние сопровождало меня на протяжении недели или двух: легкость, парение, радость.

– Ребенком вы любили смотреть на погребальные процессии. Почему?

– Это было неосознанное стремление заглянуть за край жизни. Когда происходили похороны, гроб с покойником выносили на улицу во двор и все прощались. Мне всегда хотелось посмотреть в лицо покойника, за грань его лица!

– Вам удалось заглянуть за эту грань?

– Нет! Но я никогда не мог поверить в смерть. Никогда!

Я помню, услышал передачу, которая пришлась по моему настроению. В ней рассказывали, что человек умирает и распадается на органические и неорганические вещества, которые становятся питательной средой для растений, и подумал: «Как хорошо умереть и вырасти цветком!» Но вскоре эта мысль ускользнула от меня. Я не хотел быть просто цветком, но желал остаться тем, кто я есть. Неверие в то, что жизнь заканчивается смертью и после земной жизни иной не существует, сопровождало меня на протяжении всего пути до обретения веры.

В труде игумена Дамаскина (Орловского) о мучениках и исповедниках XX века рассказывается, как дедушка служил инспектором гимназии и старостой собора в Шуе, когда в 1922 году был издан декрет о конфискации церковных ценностей, он встал перед дверями храма и сказал большевикам: «Только через мой труп». Его повели на трибунал. Но главой тройки оказался бывший ученик дедушки и он, почитая его, помиловал и отпустил на свободу.

Моя мама родилась в Уральске. Удивителен русский человек и совмещает в себе многое! Мама была атеисткой и хранила в шкафу газеты с портретами и статьями Сталина. А до революции, обладая абсолютным слухом, пела в церковном хоре. Это была русская Эдит Пиаф, с мощным голосом и удивительной артистичностью. Когда у нас по праздникам собирались гости, и она исполняла песни и романсы, у наших окон собирались люди. Исчерпав свой репертуар, мама пела стихиры Пасхи «Да воскреснет Бог». Самое удивительное: в 76 лет она обратилась к Богу, а в 85 лет умерла блаженной христианской кончиной. Ее отпевали на пасхальной неделе под пение пасхальных стихир.

Отец окончил реальное училище для детей состоятельных родителей в Нижнем Новгороде. Он вырос в либеральной среде. Его отец был крупным гидроинженером- строителем, председателем Инженерного общества. Папа рассказывал, как дедушка, зажигая лампадку перед иконой, говорил, что если Бог есть, то во славу Божию, а ежели Его нет, то и так красиво.

Нас у родителей четверо детей – мой брат, я и две старшие сестры. Наши родители, к сожалению, не заложили в нас православную веру – мы росли неверующими, но явили нам пример человеческого достоинства и окружили нас любовью, смогли осолить ей наши души. Этот ориентир – поиcк любви – не подвел нас и привел к обретению Бога.

– Да... сегодня порой два человека в трехкомнатной квартире не уживаются!

– Изменилась структура ствола нравственной жизни человека. Если предположить, что ствол изнутри гнилой, то плодов дерево не принесет. Как говорил отец Иоанн (Крестьянкин): «Раньше человека воспитывало все общество, а сейчас только родители».

Мне шесть лет. По нашему переулку идет пожилая женщина, с моей точки зрения «бабушка». Несет авоську и бидон. Я иду за ней. Единственный раз, хотя я не был хулиганом, коснулось меня что-то смутное, и мне захотелось выбить из рук бабушки бидон. Я выбил и убежал. И наблюдаю из-за угла моего дома, как бабушка беседует с моей мамой. Мама, обладая невероятным педагогическим талантом, провела со мной беседу, после которой мне никогда больше не захотелось совершать подобных поступков. А сейчас? Ребенок по отношению к тебе что-то сделал. Ты пошел к родителям. И что ты получишь в ответ? Часто грубость, а может и агрессию.

Как-то я ехал на машине с женщиной, председателем райсполкома в Курской епархии, и она говорит: «Сейчас уже той любви нет. Вот раньше когда мимо нашего села проходили люди, и в пути их заставало вечернее время, мы спорили домами за право их упокоить и накормить». Так что чувства добра и странноприимничества были свойствами поколения, жившего в советское время.

– А атеизм?

– В советское время люди верили в то, что «что-то или кто-то есть». Ведь смотрите: мы выстраиваем планы, думаем, что они реализуются. И вдруг несмотря на благоприятное стечение обстоятельств, они разрушаются. И наоборот. Один врач встретившийся мне на пути, говорил: привозят больного, с точки зрения врачебной он должен умереть. Ты на него не обращаешь внимания, а все силы прикладываешь к спасению другого, которому, как ты понимаешь, помочь можно. Почему-то он умирает, а тот, кто был безнадежен, оживает и живет. И врач закончил свое повествование словами: «Жив Господь!»

Несмотря на то, что я никогда не мог относиться одобрительно к атеистическому советскому режиму, мне претила ненависть диссидентов к власти. Хотя люди они были интересные, образованные и в чем-то умные. В чем-то, потому что абсолютно умный человек живет по евангельским заповедям и не хулит властей, понимая, что все – в руках Божиих, а не человеческих. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит: «Человек! Что ты хочешь бренной своей рукой отодвинуть от себя промысел Божий, изменить его?! Ты не можешь этого сделать!»

Когда был книжный голод, я занимался – и здесь я был диссидентом сам – с моим знакомым печатанием духовной литературы. Как это ни странно в КГБ, где была лучшая аппаратура, на ней мы воспроизводили страницы с текстом духовных книг.

– И вас ни разу не засекли?

– Господь хранил. Милостию Божией я прошел между каплями дождя. Вот эпизод: мы возвращаемся с моим другом и французами от академиков, живших за городом, за двадцать пятым километром. А двадцать пятый километр – это тот километр, за который иностранцы не могли проникать. Мы ехали на дипломатической машине. И вот мы чувствуем, что нас кто-то пасет сзади. Около ГАИ нас останавливают. Выходим из машины. Говорят: «Вы должны дождаться французского консула».

И мы с другом понимаем, что если мы дождемся консула, то окажемся не во «французском посольстве». Мой друг знал английский язык, я что-то лопотал на французском, и гаишники думали, что мы тоже иностранцы. Мы кружили вокруг ГАИ и незаметно перешли на другую сторону шоссе, где вскочили в подошедший автобус, добрались до Одинцова, а там сели на московскую электричку.

В другой раз Александр Огородников пригласил нас с другом на семинар, но что-то нам помешало. В тот вечер пришло КГБ, и всех арестовали, то есть если бы мы были там, арестовали бы и нас.

Я нашел ответ не в течение часа, а продолжительного времени. Я понял, что хочу помогать людям в их скорбях, в их болезнях, в их трудностях жизни, прежде всего духовных. И я задумался: как это удобнее сделать? И почему-то решил, что через священство, ничего не зная ни о Церкви, ни о священстве. Я с радостью сообщил об этом родителям, на что услышал: «Мы от тебя откажемся».

Это, конечно, был шантаж, и они бы никогда не отказались от меня, потому что очень меня любили. В 30 лет лет я стал священником. Господь меня призвал. Каждый человек должен ощутить призвание. Не искусственно выстроить что-то, но почувствовать и последовать по пути, указанному Богом. А если ты этого еще не ощутил, проси у Бога, чтобы Он открыл тебе путь.

– Как вам удалось сменить творческую работу на телевидении на тихую жизнь на сельском приходе?

– Моя жизнь была достаточно многообразной. Я был известным человеком на телевидении того времени, так как одним из первых стал использовать спецэффекты – раздвигающиеся шторки, по разному сменяющиеся картины – в передачах. Телевидение было местом удивительных встреч с актерами, художниками, антропологами, учеными.

Я помню выдающегося академика Сергея Петровича Новикова. Мы с ним проводили физико-математические теле- олимпиады, и он, глядя на задачи, которые предлагались, говорил: «Ну, это очень простая задача», а мы понимали, что если он сейчас предложит свою, то уже вряд ли кто-то в мире сможет ее решить! На наших телеспектаклях я встречался с великими артистами – Грибовым, Мосальским... Это был калейдоскоп, в котором я вращался, восхищался, удивлялся, вдохновлялся. И вдруг в одночасье все исчезло. Эмоционально пережить было трудно. Тот мир очень меня привязывал к себе.

– А ваше прошлое – работа на телевидении, занятия самиздатом, связи с диссидентами и иностранцами – сказалось на принятие священного сана?

– Я шесть раз поступал в семинарию, и меня не брали. Как-то инспектор семинарии мне сказал: «Вас не пропускает ЧК». ЧК мною интересовалось и, конечно, препятствовало рукоположению. В 1976 году, когда я поступал в Ленинградские духовные школы, митрополит Никодим (Ротов) хотел меня незаметно для властей «протащить» в академию. И Святейший Патриарх Кирилл уже позднее мне рассказывал, как он пришел после утверждения списков поступивших к уполномоченному по делам религии, и когда тот увидел мою фамилию, затопал ногами и закричал, что не хочет слышать моей фамилии. Во мне советская власть видела лидера. Такой священник ей был не нужен.

– Почему ваше рукоположение стало возможным?

– По молитвам старца архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Мне было 22 года, а он говорил, что когда вы женитесь, то станете приходским батюшкой. Мы с моей матушкой венчались в Сухуми на Новом Афоне (в Москве это было опасно). Священник, венчавший нас, не зная ничего о нас, сказал: «Скоро будешь московским священником».

И вот в 1979 году архиепископ Хризостом Курский и Белгородский дерзновенно рукоположил меня и моего брата, как и многих других, кто с точки зрения советской власти никак не мог быть священниками. При этом он говорил: «Готовьтесь быть священниками без приходов, вам никто не даст регистрацию!» Благодаря дипломатическому дару владыки Хризостома, регистрацию нам дали, но уполномоченный по делам религии Белгородской области был снят за это с должности, на которой прослужил 25 лет.

– Что наполняло вашу жизнь в деревне?

– С 8 и до 30 лет я писал стихи и прозу. Я встречал примеры поэтов и писателей, которые жили в деревнях и там творили. И у меня была импрессионистическая мысль – уехать в деревню и писать... Но при всем своем желании, я понимал, что уеду ненадолго, потому что привык к смене картин, к калейдоскопу событий, к удобствам.

А в чем изюмина священства? Почему, став священником, я не испытал никаких притеснений со стороны географии и неудобств жизни? Священство самодостаточно: священники совершают божественную литургию, причащаются Христовых Таин. Люди начинают к тебе стремиться, и ты видишь, что ты, вернее, Господь через тебя, приносит благо людям. Это наполняло смыслом нашу жизнь в деревне, освящало и радовало. Мы никогда не затосковали о Москве!

Но я погорел. На чем? Уполномоченному районного масштаба я сказал, что уполномоченный Белгородской области – церковный враг номер один. И вот к нам приезжает владыка, отслужил службу, пригласил меня: «Отец Владимир! Предлагают либо вас перевести на другой приход, либо меня. Кого вы выбираете?» Естественно я сказал: «Переводите меня». И владыка продолжает: «Когда уполномоченный стал мне рассказывать, что вы считаете его врагом номер один, я спросил – а вы что друг номер один для Церкви?» Конечно, уполномоченный на этот вопрос не мог ответить утвердительно, но я все-таки полетел на другой приход, в глухомань.

Приход в Чернянке был очень материально обеспеченным. Три отпевания в день, десять крещений. Мне постоянно засовывали бумажки в карман – я эти деньги раздавал людям нуждающимся.

Больше я не мог помогать нуждающимся в той степени, в какой помогал раньше: вместо 10 рублей я давал рубль. Это меня угнетало, пока я не смирился.

Многое в жизни происходит так: Господь борется с твоей страстью, пока ты не смиришься. А вот другое – асфальт. Во многих деревенских приходах меня ничего не смущало, и матушку мою тоже – ни туалет, ни вода на улице, меня смущало только то, что не было асфальта. Дождь выпадет – грязь! Сапоги я не любил, не любил, чтобы они были в земле. Я городской житель.

Как-то мы приехали в Печоры и встретили там нынешнего схиархимандрита Илия, он тогда только вернулся с Афона, он был еще отцом Илианом и водил экскурсии по пещерам, очень нежно к нам относился. И вот он спрашивает мою маленькую дочь: «Алевтиночка, как ты поживаешь?» Она отвечает: «Дом на боку, сарай на боку и грязь – по колено». Но с другой стороны, как только прокладывали асфальт, надо было собирать чемоданы, нас отправляли на другой приход! И мы смирились с тем, что и без асфальта можно прожить.

-А как вернулись обратно в Москву?

Возвращение в Москву связано тоже с моей дочерью Алевтиной. Как-то мы уезжали в Печорский монастырь к отцу Иоанну (Крестьянкину), нашему духовному отцу. И на вокзале нас провожала группа моих духовных детей. Среди них был нынешний отец Константин, очень высокого роста, который вдруг говорит: «Патриарх!»

Я озираюсь и вижу куколь патриарха Алексия. Наши вагоны оказались рядом. А Алевтина полюбила патриарха после того, как в 1991 году в Курско-Белгородскую епархию привозили мощи святителя Иоасафа Белгородского, и весь Белгород вышел навстречу святителю. Мы были на этих торжествах и участвовали во всех патриарших богослужениях.

Патриарх очень по- доброму относился к нам. И когда пришла буря со стороны моего правящего архиерея в Курской епархии, когда он пожелал меня перевести на другой приход и разрушить всю мою пастырскую деятельность, поставил условие: «Вы не должны ездить в Москву и к вам никто не должен приезжать из духовных чад».

Я ответил: «Владыка, я же не в заключении. Благословите меня иметь себя отреченным от епархии». Владыка подписал мое прошение. Я встретился с патриархом, рассказал ему об этом и в 1995 году вернулся в Москву. А в 1996 году Святейший предложил мне на выбор несколько приходов, из них я выбрал два – Софии Премудрости Божией и Святого Антипы у Пушкинского музея.

На второе место я бы поставил правило: если ты не был женат, ты должен себе найти такого же человека, никогда не состоявшего в браке. Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Что же вы вступаете во второй брак! Как же вы можете так делать, если одной клялись в верности? Как вы сейчас клянетесь в верности другой?» Зачем же ты стремишься вступить в брак с человеком, который уже был в браке?!

И третье, часто люди вступают в брак без родительского благословения. Я замечал еще в атеистические времена: когда люди преступали благословение родителей и все-таки вступали друг с другом в брак, эти браки разваливались. Одни быстро, другие на протяжении 10–15 лет. Родительское благословение необходимо!

Разрушение семьи происходит и в связи с абортами, и от того, что люди применяют контрацепцию, потому что после убийства благодать Божия отходит и уже тебя не поддерживает, не цементирует. И главное: отношения супругов не основаны на церковной жизни и на советах с духовным отцом.

– Если семья все-таки распалась, что делать?

– Молиться Богу. Когда я служил на первом приходе, я познакомился с одной женщиной. Ей было 60 лет, она ходила в нашу церковь. Она рассказала мне о своей судьбе. Воспитанная в христианских традициях, она решила выйти замуж не за того, кого бы полюбила, а за человека, с точки зрения человеческого общества пропавшего – дебошира или пьяницу, чтобы его привести к вере. И нашла такого.

Они прожили около 30 лет. Дебоширить он перестал, но пил, бил ее. Она была вынуждена скрываться в сарае, в огороде. Раза два убегала домой, но мать ее спрашивала: «Он тебе изменил? Нет? Тогда возвращайся домой!» За три года до моего назначения на этот приход, он перестал пить. И когда я стал служить на этом приходе, я передавал ему самиздатовские книжечки для чтения. Я думаю: она исполнила свою миссию жены-христианки. Она прожила жизнь в мученичестве и привела заблудшего к Богу.

– Но это пример святой женщины!

– А мы должны стремиться к чему? Любой брак есть мученичество. Разные характеры, разные силы, разные взгляды на жизнь. Плюс внешние обстоятельства, которые потрясают семью. Часто современные люди забывают о своей ответственности: муж должен отвечать за семью и обеспечивать ее материально. Жена должна рождать и воспитывать детей, любить мужа и относиться к нему с нежностью и послушанием.

Необходимы и компромиссы. Почему? Каждый имеет недостатки – и жена имеет недостатки, и муж имеет недостатки. Если ты не смиришься с этими недостатками, то горе тебе! Тебя будут раздражть ее недостатки, а ее будут раздражать твои недостатки!

Моя матушка знает мои недостатки, и знает, что она может разбиться вдребезги, а не добьется от меня ничего, потому что это связано с моим способностями – я не так способен к чему-то. И это надо великодушно простить и больше не требовать!

Я говорил своей дочери перед тем, как она поступила в школу: «Если ты будешь учиться плохо, и я буду видеть твою неспособность, то получай колы и двойки! Но если я буду видеть твою способность к предмету, а ты будешь учиться плохо, я стану с тебя взыскивать!»

Когда мы видим, что человек такой и не может ничего сделать, то что с него требовать! Здесь нужен компромисс. Компромисс – это прощение и великодушие. Понимание того, что это есть данность от Бога. Как же ты можешь изменить человека? Никак! Есть вещи, которые человек не может преодолеть! А есть вещи, в которых рано или поздно он может измениться. Так, глядя на свою матушку, я стараюсь не осуждать людей и кротко относиться к обстоятельствам жизни.

– До сих пор?

– Конечно! И святые продолжали учиться, чтоб возрастать из меры в меру!

Бывают ситуации более сложные, они не касаются заповедей. В этих ситуациях хорошо иметь вдумчивого духовника, который помолится и скажет: поступай так, потому что Господь мне это положил на душу (а Господь обязательно положит правильный ответ, если человек обращается с верой, а духовник с верой обращается к Богу). Но чаще всего вопрос: нарушить мне заповедь или не нарушать.

-Как победить грех?

Наши родители курили: и мама, и папа. При этом они говорили нам: «Если будете курить, только с 18 лет». И вот в 18 лет я купил с чувством полной самостоятельности пачку сигарет «Ява». Я жил тогда в материальном отношении скудно, но купил себе дорогие сигареты за 30 копеек, выкурил и мне стало противно. Но жадность сгубила: я сохранил пачку вместо того, чтобы отдать ее родителям, потягивал и в конечном итоге втянулся.

В 20 лет я крестился и понял, что курение – это грех. Я бросил курить, не курил полгода и уже начал превозноситься над друзьями, желающими бросить, но сам вскоре сорвался. Другой раз я бросал курить так: я выбросил пачку сигарет в урну и думаю – все больше не буду. Прошел несколько шагов, крайне пожалел о безрассудном поступке, но залезать в урну мне было неудобно, поэтому я с нетерпением добежал до сигаретного ларька, купил сигареты и успокоился. Я понял: у меня полный паралич воли.

Я вспомнил эту историю и перед принятием священства оставил курение. Я стал молиться Богу, как он Богородице: «Господи, я хочу бросить курить, но сам я не могу, помоги мне!» И вот меня рукополагают и я больше не курю, и меня больше не тянуло. Господь освободил. И если я превозносился над друзьями, когда бросил сам, то здесь мне нечем было тщеславиться – не я бросил, а Господь исторг из меня страсть курения.

Так что мы должны иметь устремление и не ждать у моря погоды. Если б я молился: «Господи, освободи меня от этой страсти» и ждал бы, то может и не было бы результата. А когда есть намерение, не аморфное, а острое – я хочу, но не могу, то, как Иоанн Златоуст говорит, «Господь целует намерение человека» и Сам начинает помогать.

– Как в вас сочетается трезвая оценка власти и почтение к ней?

– Это сочетание вложил в меня Господь. Вы помните, как ученики просили Христа: «Умножь в нас веру»? И я долгое время не понимал ответа Христа: «Когда исполните все поверенное вам, считайте себя рабами, ничего не значащими!» Я задавался вопросом: «Каким образом это относится к умножению веры?» И только потом понял, что ничем в жизни мы не должны гордиться – ни красотой, ни талантом, ничем! Все от Бога.

Только грех не от Бога. Поэтому все, что в нас вложено доброго, – от Бога. И несмотря на то, что на протяжении нескольких лет в меня пытались внедрить ненависть к власти, я не принимал ее. Не принимал мысли о кровавости власти. Я неосознанно ощущал, что Господь попускал те беды, которые свалились на русских людей и на Россию ради того, чтобы мы оказались сейчас в свободе воли и вероисповедания.

Вы спрашиваете: откуда в вас это сочетание? А вы посмотрите: как умирали мученики? Священномученик митроплит Киевский умирал со словами: «Господи, прости им, не ведают, что творят!» И многие мученики умирали так. Эти, можно сказать, фашисты совершали геноцид на нашей земле. А он говорит: «Прости им, Господи, не ведают, что творят».

Подлинное сознание христианина заключается в понимании того, что все – в руках Божиих. Как-то отца Иоанна (Крестьянкина) спросили: «Какой ужас, эти люди...» А он ответил: «А разве Господь не сильнее этих людей?!» Людей, творящих зло, нужно любить больше, чем людей, творящих добро.

– Иррационально...

– Поэтому и апостол Павел говорит: «Мы безумны ради Христа».

– Сегодня снова многие ругают власть. Что бы вы сказали им?

– Я бы отослал их к чтению апостольских посланий Иакова, Иуды. И тот, и другой, и апостол Павел тоже, – все они говорят о том, что нужно почитать власти, молиться за царей. А в какое время жил апостол Павел, помните? Это было первое гонение со стороны властей на христиан, и они отсекли ему голову. А он говорит: «Почитайте властей своих». А что он произносит, когда слуга ударяет его по лицу? – «Бог будет бить тебя, стена подбеленная!» Но когда ему говорят: «Кого ты хулишь?! Это же первосвященник!», апостол отвечает: простите, я не знал, что передо мной такой человек, Господь заповедовал почитать власти. Вот какое отношение должно быть у нас!

А главное: те, кто ругают власти, не понимают очень важной истины! Она касается абсолютно всех. Это слова Серафима Саровского: «Стяжи мир, и вокруг тебя спасутся тысячи». Тысячи спасутся, но ты стяжи мир! Почему ты, не имеющий мира, требуешь его стяжания другим человеком? Стяжи мир сам! Покажи пример! Вы стяжаете мир, я, окружающие нас люди... От нас зависит преображение не только нашей семьи, но и общества, государства, власти. От нашей молитвы и от нашего стяжания Святого Духа!

– Я бы хотел, чтобы дети развивали тот начаток веры, который был в нас – во мне и в моей матушке, потому что мы – начало того пути ко Христу, которое было заложено Богом после разрыва нашей истории России с православием.