Если читатель думает найти в статье ответ на вопрос, стоять ли ему во многочасовой очереди к дарам волхвов или нет, то он может не тратить свое время на этот текст. Почитание святынь — личное дело каждого.
Гораздо интереснее ответить на вопрос о том, можно ли в принципе установить подлинность того или иного артефакта, лежащего в московском храме или афонском монастыре.
В эпоху Средневековья, в Византии, на латинском Западе и в других местах достаточно часто можно было встретить реликвии очень сомнительного происхождения. Если храм, монастырь или город обладал мощами почитаемых святых или артефактами, связанными с земной жизнью Спасителя, Богородицы, Иоанна Предтечи или апостолов, то его престиж резко повышался, паломники приносили немалый доход в церковную и светскую казну, а самолюбие покровителя обители было полностью удовлетворено.
Святыни также можно было приносить в подарок правителям, получая взамен большие деньги или другие ценности. После падения Константинополя в 1453 году Русь пережила настоящее нашествие настоящих и фальшивых посланцев христианских Церквей Востока и, прежде всего, греков, стремившихся получить богатые пожертвования в обмен на привезенные реликвии. Дьякон Павел Алеппский, побывавший в Москве в XVII веке в свите антиохийского патриарха Макария III, рассказывал, что «московиты» следили за всеми приезжими и их поведением, долго проверяли их верительные грамоты и записывали суммы своих подарков:
«Что касается белых священников из иностранцев, прибывших из далеких стран просить царскую милостыню…. Вот что достается на их долю в начале (по приезде) и в конце (при отъезде), как мы видели это собственными глазами, ибо у московитов все это записывается в книги с давних времен, и они не делают никаких изменений, не убавляют и не прибавляют. Всякий раз по приезде патриарха, митрополита, архимандрита, священников или бедняков, они записывают, что им дано, и отмечают время; когда приезжают потом другие, они смотрят на прежнюю запись и поступают по ней».
В нескольких городах на пути в Москву существовали таможни, где иностранцев долго проверяли, прежде чем допустить к царю. Разумеется, с помощью этих мер пытались сократить число мошенников, привозивших в страну и фальшивые реликвии.
Так что средневековые артефакты, хранящиеся даже в очень почитаемых местах, вполне могут быть исследованы учеными. Очень часто невозможно найти доказательства, что в такой-то обители хранятся артефакты, связанные с земной жизнью Спасителя, но средневековые летописи, записки паломников и иные документы могут помочь хотя бы отчасти установить время появления той или иной святыни.
Например, нам хорошо известна судьба мощей преподобного Феодосия Печерского. Один из основателей Киево-Печерского монастыря скончался 3 мая 1074 года и был погребен в пещере. Его житие, написанное преподобным Нестором — автором повествования о первых прославленных русских святых Борисе и Глебе — ничего не говорит о том, что в 1091 году были обретены его мощи. Зато об этом рассказывает летописная статья в «Повести временных лет»:
«Когда я прокопал, послал я к игумену: „Приходи, вынем его“. Игумен же пришел с двумя братьями; и я сильно раскопал, и влезли мы и увидели лежащие мощи; суставы не распались, и волосы на голове присохли. И, положив его на мантию и подняв на плечи, вынесли его перед пещерой. На другой же день собрались епископы: Ефрем Переяславский, Стефан Владимирский, Иоанн Черниговский, Марин Юрьевский, игумены из всех монастырей с черноризцами… и взяли мощи Феодосиевы, с фимиамом и со свечами. И, принеся, положили его в церкви его, в притворе, по правой стороне, месяца августа в 14-й день, в четверг, в час дня, индикта 14-го, года… И праздновали светло день тот».
Этот летописный фрагмент, дошедший до нас во множестве списков, дает возможность четко атрибутировать время появления святыни и обстоятельства ее находки, но чаще всего историку приходится иметь дело со свидетельствами весьма неопределенными.
Вот официальная историческая справка о дарах волхвов:
«По преданию, до IV века Дары волхвов хранились в Иерусалиме, откуда впоследствии были перенесены в Константинополь и помещены в храме св. Софии. Здесь их видели русские паломники. В 1200 году о Дарах волхвов упоминает в своей „Книге Паломник“ архиепископ Новгородский Антоний. После падения Константинополя реликвия была передана на Афон, где пребывает до настоящего времени».
Из этого текста можно понять, что одно из первых упоминаний об этой реликвии относится к XIII веку. Русский паломник написал о дарах волхвов за несколько лет до разграбления Константинополя крестоносцами во время IV крестового похода. Возможно, существуют свидетельства о нахождении артефакта в храме Святой Софии, но никаких сведений о том, что происходило с этими дарами до IV века, скорее всего, не существует, о чем свидетельствует фраза «по преданию».
Иными словами, практически невозможно научно доказать, что привезенные в Москву артефакты действительно связаны с земной жизнью Спасителя.
Означает ли это, что люди, стоящие во многочасовой очереди, поклоняются фальшивой реликвии? Ответ на этот вопрос вынесен в эпиграф к статье. Церковь почитает этот артефакт как минимум 800 лет (если взять за точку отсчета сообщение новгородского архиепископа Антония). За это время произошли многочисленные чудеса, множество поколений монахов и мирян возносили молитвы перед этими ковчегами. Это означает, что этот предмет стал святыней для Церкви независимо от времени и обстоятельств его появления.
Гораздо сложнее ответить на вопрос, как назвать вещи, находящиеся в ковчеге. Проще всего сказать, что это «те самые дары, которые волхвы принесли Святому Семейству», но для такого утверждения у нас нет никаких оснований, кроме веры.
Корректнее было бы сказать, что в Москву привезена древняя святыня, известная как минимум с XIII века и находящаяся в одном из афонских монастырей со второй половины XV столетия (падение Константинополя произошло в 1453 году), но в таком случае мы не можем назвать ее ни «иконой» даров, ни их «репликой», ни фальшивкой. Точнее всего назвать этот ковчежец «символом». Символом нашей любви ко Христу, нашего желания принести Ему дары, отстояв во многочасовой очереди. Впрочем, это уже разговор о религиозном чувстве, и историк здесь должен почтительно умолкнуть, предоставив слово другим людям.
Фото Анны Гальпериной
