25 декабря в Сахаровском центре прошла дискуссия «Дети: ничьи, государственные или наши?» с участием психологов, преподавателей, волонтеров. Так чьи же все-таки российские дети-сироты?
Что делать с сиротами?
Дискуссии в этот день в Сахаровском центре не было. Было три монолога. Что мы можем дать сиротам? Чего им действительно не хватает? Что мы можем сделать, чтобы сирот в России не было? Свои ответы на эти вопросы дали психолог, педагог и руководитель благотворительного фонда. Сиротской темой эти три женщины занимаются не один год и знают о сиротах больше, чем мы. Прислушаемся?
Во встрече приняли участие:
- Елена Альшанская — президент БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
- Екатерина Асонова — преподаватель, методист, волонтер.
- Юлия Курчанова — психолог социальных проектов.
Елена Альшанская: Депутаты — не в теме
Елена Альшанская
Каких целей достигли наши депутаты своим законотворчеством? Никаких проблем детей-сирот они, конечно, не решили, но попутно создали мощную волну общественного резонанса. И теперь остается надеяться на то, что эта волна вынесет некие решения наверх.
Сейчас все вспомнили о том, что на свете есть дети-сироты, и что-то говорят на эту тему с экранов телевизора. Буквально выходя из дома, я слышала, что Медведев поручил «Единой России» решить проблему детей-сирот в качестве партийного проекта, и какой-то депутат уже говорил о том, что они посовещались и решили, что каждый депутат возьмет шефство над детским домом и будет перечислять туда какую-то часть своих доходов, десятину такую.
Примерно так себе депутаты представляют решение сиротской проблемы. К сожалению, я не могла с этим человеком поговорить лично, чтобы напомнить ему о том, что вообще-то бюджет этих учреждений — работа, которую они делают, и если вдруг окажется, что в детдоме без их десятины еще и с деньгами не все в порядке, то кто в этом виноват?
Но, самое главное, нам открылось, что наши дорогие законотворцы совершенно не в теме! Они использовали сиротскую тему как повод, даже не попытавшись в ней разобраться. Сироты просто подвернулись под руку, а могли бы подвернуться редкие животные, какие-нибудь голубые киты. Каждый день высказывается кто-то из людей, причастных к принятию этого решения, но высказывания эти настолько некомпетентны, что страшно слушать.
Люди с экранов авторитетно заявляют о том, что ничего о проблеме сирот не знают и не потрудились о ней узнать, хотя время было. И я немножко боюсь, что на этой волне общественного интереса будут приняты неправильные решения. Именно это и привело меня сюда.
В этой ситуации есть и плюсы и минусы. Плюс в том, что люди поняли, что проблема сирот существует и никуда не делась, что она по-прежнему не решена. Действительно стыдно, когда единственной надеждой на помощь нашим детям становится выезд за рубеж. Мы дошли до точки, когда говорим: «Спасите наших детей, увезите их от нас!» Мысль о том, что детям в наших детдомах плохо, звучала даже в словах противников зарубежного усыновления. Собственно дискуссия шла вокруг того, что лучше — чтобы дети здесь умерли, или чтобы они там спаслись? Вот это самое ужасное.
Я хочу озвучить вещи, которые не прозвучали в общественных дискуссиях, ни в постах блоггеров. У нас у всех впечатление, что дети в детских домах самозародились. Откуда берутся депутаты — известно, а дети — откуда? Нам почему-то кажется, что самое главное: с этой, имеющейся массой детей что-то сделать — и все будет хорошо. Предлагают раздать их по семьям, организовать для них кадетские корпуса и творческие студии. Количество предлагаемых инициатив — пугает.
Некоторые депутаты уже собираются лично приемным семьям покупать квартиры. Это — прекрасно, но ситуацию не меняет ни на йоту. Даже если мы каждому усыновителю предложим много-много денег и квартиру в придачу. Только дети-то в детских домах не самозарождаются. И куда бы мы их не убрали, они обязательно появятся там снова. Потому что причины, по которым они там появляются, никто не собирается устранять.
Причины эти — семейное неблагополучие, достаточно тяжелое социально-экономическое неблагополучие целых регионов и полное отсутствие какой-либо профессиональной работы по поддержке семьи.
И слов о том, что надо работать с семьями, просто никто не слышит. Все очень заняты тем, куда пристроить сирот. Почему? Потому что гораздо дешевле будет дать каждому усыновителю по два дома, чем организовать нормальную систему поддержки семей на местах. Потому что не угадаешь, из какой семьи придется через несколько лет забирать детей. Может быть, у кого-то из нас. Поэтому нужно создавать равные условия для всех, чтобы каждый мог справиться с воспитанием ребенка. И равные возможности для поддержки семьи в любом месте, будь то Москва или глухая деревня. А эта задача гораздо серьезнее, чем просто кому-то что-то выдать.
Если мы будем идти этим путем, ситуация не изменится никогда и нужны будут Америка или Австралия, чтобы забирали наших детей, потому что сами мы ничего сделать не можем.
Нужно учесть, что большинство детей в детских домах — старше 6–7 лет, много детей с разными особенностями и пороками развития. Это именно те дети, которые не должны жить в этих чудовищных детдомовских условиях. Чудовищных даже не в финансовом смысле, а совсем по другим причинам. Например, потому что ни у кого из этих сирот нет человека, которому они нужны. Никому до них нет дела. Нет человека, которому важно, чтобы они поступали хорошо, а не плохо. Просыпаться с сознанием того, что ты никому не нужен — чудовищно.
Воспитатели сменяются и уходят домой, а у детей дома — нет, и взрослые общаются с ними только «по работе». И никакими вложениями эту проблему не решить. Миллиарды долларов вкладываются в подарки детям. Если несколько лет не делать детдомовцам подарков, то за эти деньги можно было два раза перестроить всю систему и создать систему профилактики на местах. Нужно, чтобы деньги не вбухивались в конфеты, а шли на какие-то системные изменения. Но этого не происходит, потому что нет понимания того, что эти изменения нужны и важны.
Если бы люди понимали, что чувствует ребенок внутри учреждения, через какое горнило он проходит, и как это влияет на его жизнь. Когда это начинаешь понимать, приходит понимание того, что никакой евроремонт эту систему не спасет, потому что для развития личности это Освенцим.
Мы устраиваем жизнь сирот настолько противоестественным образом, что даже думать об их жизни страшно. И происходит это при молчаливом согласии всех. Мне кажется, это нужно понимать. Для того чтобы это изменить, взять на себя ответственность должен каждый. Не Путин и не Госдума, а каждый из нас.
Екатерина Асонова: «Я никогда не стану усыновителем»
В прошлом году я возглавляла городскую экспериментальную площадку, куда входили интернаты и детдома Москвы. Я занималась социализацией детей-сирот. И со всей ответственностью говорю, что социализировать детей сирот, выросших в условиях интерната или детского дома — невозможно. Нет, до какой-то степени они, конечно, социализируются. Но жить они умеют только так, как они живут в интернате. Я написала две учебные программы, призванные социализировать сирот. Они хорошо работают с домашними детьми, но с сиротами они не работают.
В это же самое время в клубе «Завтра» идет проект «Сочитание». Я категорически против таких мероприятий. При всем при том, что проект связан с книгами, а я без книги никогда в детский дом не приходила. Первое о чем меня дети спрашивали: «Книжку принесла?» Но они знали, что я буду читать вслух эту книжку. И они знали, что эту книжку они поймут. А здесь предлагается акция, в рамках которой огромное количество людей снимает с себя некую потребность быть человеком, а вместо этого берет с полки свою книгу и отправляет ее кому-то.
И свято верит, что если мы соберем много-много книг, дети их обязательно прочитают и… И — что? Наверное, никто не питает иллюзий, что книги сделают детей счастливыми. Но все свято верят в то, что эти книги будут детьми открыты. В то, что пропасть между детдомовским ребенком, подростком и книгой можно преодолеть, не прилагая усилий. Одна девушка все сомневалась: отдавать «Два капитана», или не отдавать, будут их там читать, или нет? Да есть там эти «Два капитана». Меня водили на экскурсию в детский дом. Московский, хороший, один из лучших. И библиотекарь мне говорит: «Смотрите, в каком хорошем состоянии у нас книги!»
Уверенность в том, что этих ребят в их ситуации можно измерять нашими с вами теплыми пледами и книгами — это самообман. Это очень горько. Но, с другой стороны, у меня язык не повернется останавливать людей, собирающих книги на фейсбуке. Я понимаю, что эти люди движимы своим представлением о добре. Для них это очень важно. Именно это и привело меня сюда.
Я не эксперт. Порог детского дома я впервые переступила три года назад, но трех лет, которые я проработала на этой площадке, мне хватило для того, чтобы найти Альшанскую, Петрановскую, познакомиться с Губиной, перевернуть с ног на голову жизнь факультета социальной работы… Кстати, такой факультет есть у нас, в Москве, в Московской городском педагогическом университете, и мы готовим социальных работников, но никто наших продвинутых студентов в детдом на работу не возьмет. Не нужны они в этой системе. Неудобные они будут.
Юлия Курчанова, Елена Альшанская, Екатерина Асонова
Вы себе не представляете, как система сопротивляется усыновлению. Директоров устраивают подарки и ремонты, потому что это то, о чем можно отчитываться. Это то, за что они получают социальное одобрение. К сожалению, за усыновление, за грамотно построенную работу с приемными родителями, за грамотно построенную работу с кровной семьей никакого социального одобрения директор не поучит, а получит только нагоняй. Это не те цифры, которых от него ждут.
К тому, что сказала Лена, хочу добавить. Смотрите: дети, изъятые из семей, сейчас попадают в детдом в том же районе, где они жили. Ребенок знает, что живет рядом со своей кровной семьей, но домой сходить не может. Не имеет на это право. Мама к нему может прийти только в те дни, когда ей это разрешено. Что происходит с мамой? Из-за чего у нас чаще всего изымают детей? Если ребенка уже забрали, то смысла возвращаться к нормальной жизни у мамы нет. Мама продолжает катиться по наклонной.
Я никогда не смогу стать усыновителем. В последнее время часто слышу от очень умных и уважаемых мною людей: «Я сама бы взяла бы, если бы». Это еще одно заблуждение нашего общества, вот это давление на эмоции: «Усыновите!» Президент с высоко трибуны говорит: «Сейчас соберемся и усыновим. Все, как один! Выстроимся в очередь и усыновим»
На сайте департамента семейной и молодежной политики — нечто вроде Интернет-магазина, в котором можно выбрать ребенка. Откройте, посмотрите: цвет глаз, возраст, пол — выбирайте.
Щенка даже так не выбирают. Рыбок стараются лично купить. У нас — база детей, а в других странах наоборот — база усыновителей, подбирают для каждого ребенка наиболее подходящую семью. После того, как по телевизору показывали очередной сюжет о сиротах, в детдоме, откуда эти сироты, отключали телефоны. Не хотели отдавать детей, потому что все равно — вернут.
Ни улучшить, ни оптимизировать нынешнюю защиту прав детей — невозможно. Можно создать принципиально другую. И не нужно для этого огромных денег. Сначала нужно научиться тому, как это должно быть, постичь базовые ценности. Хотя бы права человека за базу взять, на самом деле они вполне соотносятся с базовыми принципами социальной работы.
Юлия Курчанова «Детям из интернатов места в обществе — нет»
Я хотела бы сказать несколько слов о детях-инвалидах, поскольку я в течение 12 лет связана именно с данной сферой. В свете принятого закона об этих детях немало говорилось. Существуют детские дома и интернаты для умственно отсталых детей. Их всего в стране 143, из них 4 — для детей с физическими нарушениями. Что из себя представляют эти интернаты?
Прежде всего эти интернаты относятся не к системе образования, а к системе социальной защиты. То есть до недавнего времени дети, которые там находятся, не получали образования. Ситуация немножко изменилась за последние пять лет, в том числе и законодательно, в большинстве интернатов с детьми стали заниматься. А раньше ребята, которые не попадали в систему образования, выпускались из интерната, не умея ни читать, ни писать.
Сейчас тенденция несколько изменилась, но еще 6–7 лет назад в эти детдома попадали дети с гипердиагностикой. Что это значит? Неудобному, слишком активному, например, ребенку ставили более тяжелый диагноз, чем был на самом деле, чтобы он «не мешал» в обычном интернате. Ребенок, который потенциально мог социализироваться, попадает в заведение, где находятся дети с гораздо более серьезными нарушениями, которые лежат по кроватям и питаются через зонд, а, кроме того, его ничему не учат.
Для полноты картины к этому можно добавить, что попадание в систему психоневрологических интернатов — пожизненное. Из детского интерната переводят во взрослый, или в дом престарелых, как кому повезет. Так было совсем недавно, ситуация меняется очень медленно.
И когда общественники говорили, что иностранное усыновление дает детям шанс, они имели в виду именно эту категорию, у которой действительно здесь никаких шансов не было. В 2009 году у нас было 23 тысячи таких детей. Возможно, сейчас цифра несколько меньше, но не из-за улучшения ситуации, а из-за того, что в интернатах сейчас находятся дети периода спада рождаемости.
Еще один важный момент. Сейчас в этих интернатах введено подушевое финансирование, и директор любого такого заведения заинтересован своих детей никуда не отдавать. Если детей будет меньше, придется сокращать штат воспитателей и т. п.Это просто чтобы стало понятно, что это за сироты с инвалидностью.
А теперь давайте представим, что по какому-то волшебству все эти дети попали в семьи. Готовы ли мы к тому, что с нашими детьми в детский сад пойдут эти дети? Вопрос в том, насколько мы действительно готовы видеть этих детей в обществе. Или нам удобнее, чтобы они тихо сидели по интернатам? Эта проблема кажется мне ключевой — мы не готовы к этой встрече. Ни морально, ни профессионально не готовы, и даже пандусов у нас для инвалидов нет.
Вот то, что мы можем начать делать прямо сейчас. Вспомните детей из неблагополучных семей в садике, в школе, где учатся наши дети, какого-нибудь хулиганистого мальчика или неухоженную девочку. Родители начинают писать петиции с требованием исключить, удалить, принять меры. Их можно понять, они защищают своих детей. Все эти бумаги идут в органы опеки. Что будет, если эти сигналы будут приняты к действию? Правильно! Дети окажутся в детдоме. А сирот нам очень жалко. Сиротам можно привезти конфет. Только пусть они живут где-нибудь там, за забором.
Так что в некотором смысле сиротство начинается с каждого из нас. А ведь если вовремя оказать неблагополучным семьям профессиональную помощь, у этих детей будет шанс не стать сиротой. Я скажу очень банальную вещь: хороших интернатов не бывает, дети должны жить в семье.
Читайте также:
Обращение Президенту: Реформа сиротских учреждений назрела и перезрела
В психоневрологических интернатах все хорошо? — Общественность обратилась к министру труда
