Еще лет 20 назад я спрашивала своего духовника о страхе смерти… Или вернее — о страхе своего личного, персонального умирания: старения, угасания каких-то незримых внутренних источников жизни… Каково это? Что это? Как с этим мириться?…
Он ответил по обычаю просто, без словесных витиеватостей, без напускной значительности:
— Знаешь… Мне становится неинтересно здесь… Все мои — почти все те, кто мне дорог, близок, кто много значил для меня — уже Там, уже ушли… И хочется быть с ними…
Это отличалось от «книжных» представлений о смерти, как о сугубо личном переживании… Точнее — это было чисто евангельское живое восприятие ухода как новой встречи.
Тогда мне было не совсем понятно про существование каких-то психологических завязок с другими людьми… Я была еще молода, была слишком наполнена и поглощена собою и своим, в моем сердце было мало сопряженности с судьбой другого человека… Да и вообще — сопряженность еще с кем-то или с чьими-то переживаниями, кроме собственных, казалась делом лишним и пустым. Да ты вроде как и жить должна по принципу «знай себя — да и хватит с тебя» в целях хранения сердца… Правда, есть опасность превратиться в банального себялюбца…
Но там, в Небесной Канцелярии, за нами приглядывают.
И в нашу жизнь приходит человек… Приходят люди.
Ты и знакома-то с ними всего ничего, и не пишете вы друг другу годами, и не созваниваетесь почти… А наступают твои трудные времена и вдруг несут тебе телеграмму из Питера: «Как ты там наша родная. Сердце о тебе болит»… Вот и все… И плевать на всякие там скорби, пусть. Когда вот такое! — и оно у тебя есть! И когда они ушли Туда — это было первое недоумение земной неполноты во всем… Без них стало неинтересно… Но осталось необъяснимое чувство: «Как ты там, наша родная?» звучит уже постоянно. Телеграфируют.
Или когда мать Вера то и дело приставала ко мне после смерти ВК: «Ну а что та твоя знакомая с онкологией и с веселыми глазами, так ни разу тебе и не приснилась? Не может быть!»
Вот глупая надоеда, думала я, и однажды, устроившись подремать на дежурстве, так прямо ВК и заявила: «Приснилась бы ты уж что ли, а?…Чтоб Верка от меня отвязалась».
Она взяла и приснилась. Ага… Веселая, острая на язык, с вдумчивым, приметливым взглядом… Переводила она меня в том самом сне через ж.д. пути… Путей много, все как-то плотно и страшно переплетены. И шли мы неспешно, осторожно, опасливо… И не я ее, тяжелобольную, вела — а она меня поддерживала и направляла… Когда и хлестким своим словцом… И мы преодолели этот путь.
Потому они и уходят от нас — чтобы мы здесь заскучали от беспомощности и пустоты. Чтобы почувствовали себя глупыми и одинокими — такими, какие мы, в сущности, и есть.
Они берут на себя первый удар, чтобы мы немного забыли о собственных персонах и оглянулись вокруг. И посмотрели вверх. И заглянули вглубь. И жили — с мыслями о главном. И — ничего не боялись.
Потому что ничего и нет, кроме нашей взаимности. И Небесного телеграфа.
Фейсбук монахини Евфимии (Аксаментовой)
