Елена Мисюрина: Врач всем должен, но сам он никак не защищен
Это был полный шок, мы шли за оправдательным приговором. Я была с прической, нарядная, никаких вещей с собой, а потом я слышу — два года реального срока, и на меня надевают наручники. Мне понравилась формулировка: «особо опасна». Конвоиры говорят, дожили, уже и врачей сажают. Я знаю, что абсолютно все восприняли случившееся со словами «этого не может быть», и я не ожидала такой поддержки. Не ожидала, что в СИЗО ко мне по-человечески отнесутся. Думала, будут ужасы.
То, что случилось, за гранью понимания. Когда прокурор на суде говорил, что академик (РАН, гематолог Андрей) Воробьев, который выступал в мою защиту, в слабом уме, когда проигнорировали главного гематолога Минобороны (Олега) Рукавицына, когда говорили, что все эксперты с мировым именем, которые были на моей стороне, пришли меня выгородить — мне казалось, это абсурд.
Скажите, как судья может ссылаться на патологоанатомическую экспертизу клиники МЕДСИ, если у больницы пять лет не было лицензии на эту деятельность, а у врача, что проводил вскрытие, не было даже трудового договора? Как мог тот патологоанатом дать заключение на первый день пребывания пациента в клинике — он что, уже тогда его вскрыл? Но показания этого врача легли в основу двух обвинений.
Смотрите, человек с ранением не смог бы полтора дня ходить, водить машину. Если бы было ранение, то из артерии кровь за 20 минут бы вытекла, он бы у меня с кушетки не встал. Выходит, через четверо суток пациента оперируют, он умирает, патологоанатом показывает на меня. А следователь говорит — вы извините, так велено. Я еще пожалеть его должна?
Что происходило дальше, когда истек срок давности (расследования) по 109-й статье (УК, Причинение смерти по неосторожности)? Ее переквалифицировали на 238-ю (Выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности). Следователь прямо глядя в глаза мне говорил «Вас осудят, что бы вы ни делали». Три года условно просил прокурор, и еще на три года отстранение от практики, но судья сказала — реальный срок. При этом мотив — умышленное деяние — так и не был доказан.
Мы искали правду в Следственном комитете Москвы, в прокуратуре Москвы, никто не встал на защиту. Машина работает. Мне интересно, как эти люди спят по ночам. Ведь у них есть дети.
Врачей уже загнали окончательно, врач всем должен, но он сам никак не защищен. Ведь любая манипуляция влияет на состояние пациента, это всегда риск — тогда вообще лучше ничего не делать, не оперировать. Мы должны улыбаться, заполнять тонну бумаг, а прав никаких нет, даже права на защиту.
Я серьезно думаю, буду ли заниматься медициной в дальнейшем. Все четыре года, что тянулись суды, я работала. Мы построили в Москве гематологическое отделение, там рождаются здоровые дети, даже если у матери обнаруживаются гинекологические заболевания, мы организовали донорство. И такой приговор — катастрофа, а ты хоть головой бейся. Как мы решим, так и будет».
Родственников не осуждаю, они потеряли близкого человека. Но кроме того, что меня посадили, ещё и предъявлен иск на 15 миллионов рублей.
То, что произошло — за гранью понимания. И я знаю, что это не первый случай: многие врачи были в такой ситуации. Врач Цыбульская из Петербурга — ведь понятно было, что с таким зажимом внутри пациент жить не может (Хирурга Ирину Цыбульскую обвиняют в том, что она забыла инструмент в животе пациента, мужчина умер. Защита отрицает это. — прим.)
Я очень надеюсь, что дело пересмотрят. Ведь у всех этих людей, которые меня посадили, есть руководство, и теперь оно в курсе. Но сколько ждать аппеляцию, сколько я еще проведу в тюрьме, не знаю. Мне не легко здесь просто сидеть, я человек деятельный, но сдаваться, падать духом не собираюсь.
И я думаю, что в будущем должна появиться организация, которая будет нас — врачей — защищать.
