Выборность
Выборность духовенства – реальность или нечто невозможное? Размышляет протоиерей Владимир Вигилянский, настоятель храма святой мученицы Татианы при Московском государственном университете им. Ломоносова.

Время от времени в новейшей истории нашей Церкви возникают дискуссии о выборности священства. Однако, как только эти разговоры перерастают в требования, неизбежно этот вопрос восходит к проблеме отношения Церкви к демократии.

Протоиерей Владимир Вигилянский. Фото Юлии Маковейчук

Мы все помним знаменитую речь С.Н. Булгакова на съезде духовенства и мирян в разгар Февральской революции 1917 года, посвященную этой проблеме. В ней будущий священник напомнил о том, как иерусалимская «демократия» во времена Христа вопияла «осанна», но позже изъявляла «волю народную» воплями «распни, распни Его»:

«Очевидно, воля народная одинаково способна как вдохновляться истиной, так и затемняться ложью, доходя до зверства, тирании, кощунства. Суеверное преклонение пред «волей народной», лежащее в основе культа демократии, родилось из обожествления греховного человека, взятого в множественности или совокупности своей».

Православный богослов в своей речи высказал мысль, важнейшую для понимания проблемы выборности священнослужителей:

«Церковь есть тело Христово, организм, состоящий из многих и разных членов. Хотя все едино во Христе, и не различается ни пол, ни народность, ни общественное положение, но все остаются при этом и глубоко различны, как органы тела, и стремление к равноправию, борьба за равенство разрушали бы Церковь. Она иерархична сверху донизу в своем строении, и голос большинства тут отнюдь не имеет бесспорного значения, ибо один святой подвижник может значить здесь больше, чем множество рядовых ее членов. Для демократии же нет иерархии и личного авторитета, она стоит на страже равенства, утверждаемого правами большинства. Но пред лицом Церкви нет у нас прав, а есть только обязанности: пред высшей правдой мы чувствуем себя как «рабы неключимые», призванные сотворить свою службу. Напротив, для демократии высшим началом является утверждение прав и охрана интересов».

Короче говоря, понятие демократии в Церкви, конечно, есть, но она совершенно другого рода, нежели в обществе и государстве (читай об этом в «Основах социальной концепции»).

Люди неверующие или нецерковные меряют Церковь законами падшего мира и внедряют механизмы этого мира в церковный организм.

Тогда как в Церкви иерархическая дисциплина сочетается с соборностью, понимаемой как единство в любви и свободе (Булгаков), означающей целостность Церкви, единение всех ее членов под Главою Церкви – Христом.

Для людей нецерковных будет совершенно непонятной статья протопресвитера Александра Шмемана «Религия или идеология?», в которой очень четко разделяются механизмы управления в церковном и любом обществе, включая демократическое:

«Религия – призыв верить – всегда обращена к человеку. Идеология всегда обращена к массе, коллективу, в пределе к народу, к классу, человечеству. Цель, сущность религии – в том, чтобы, найдя Бога, человек нашел бы себя, стал собой. Цель и сущность идеологии – в том, чтобы подчинить себе без остатка человека, чтобы человек стал исполнителем и слугой идеологии. Религия говорит: «Какая польза человеку, если он весь мир приобретет, а душе своей повредит?» (Мф. 16:26). Идеология говорит: нужно весь мир приобрести для осуществления идеологии. Религия в другом человеке призывает видеть ближнего; идеология всегда направлена на дальних, безличных, отвлеченных людей».

В контексте всех этих рассуждений проблема выборности духовенства выглядит для церковных людей совершенно в иной плоскости.

Институты соборности, если так можно выразиться, в нашей Церкви таковы: Поместный собор, Архиерейский собор, Архиерейское совещание, Синод, Высший Церковный Совет, Межсоборное присутствие, Московская Патриархия и синодальные учреждения, Церковный суд, Епархиальный совет, приход, братства и сестричества, приходское собрание, приходской совет.

В большинстве случаев рукоположение происходит так (исключаем духовные семинарии, синодальные отделы и монастыри): кроме прошения самого кандидата, настоятели (иногда духовники) приходов пишут ему рекомендацию, в которой обязаны отметить роль кандидата в жизни общины, его качества как будущего пастыря. Знаю, что в Москве есть многие случаи обсуждения с приходским собранием и приходским советом такой рекомендации. Затем с ним встречается правящий архиерей или его викарий. После этого Епархиальный совет проводит собеседование с кандидатом. Слышал о том, что в Москве некоторые отсеиваются на этих этапах.

После этого кандидат проходит обязательную исповедь у епархиального духовника.

В некоторых епархиях (например, в Пятигорской и Черкесской) архиерей представляет общине будущего священнослужителя, который держит слово перед паствой, рассказывая о себе и целях своего выбора пути, отвечает на вопросы. Затем архиерей спрашивает, есть ли возражения к рукоположению кандидата, и только потом совершает хиротонию.

Что это, как не церковная демократия?

Мой церковный опыт говорит о том, что в последнее время происходят важные институциональные процессы в проявлении церковной соборности. Убыстрять их, тем более кардинально менять их в угоду либерализму – было бы опрометчиво и даже опасно.


Читайте также:

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.