— Расскажите, пожалуйста, в чем суть конфликта вокруг этого федерального перечня. Почему это такая значимая история?
Александр Архангельский. Фото: Анна Данилова
— Нравится нам это или не нравится, но рынок учебной литературы для школы регулируется федеральным перечнем учебников. С одной стороны, в него входят те учебные линии, которые школы имеют право покупать за счет бюджета, а с другой – учителя могут включать эти учебники в свои рабочие программы. Авторы и издательства могут отдельно предлагать школам свои книги и учебники, но если они не попали в федеральный перечень, то, как правило, судьба их незавидна.
Вопрос о том, хорошо это или плохо, что у нас есть федеральный перечень, предлагаю не обсуждать – он есть, и школы работают по тем учебникам, которые в него входят. Помимо прочего, попадание в федеральный перечень того или иного учебника гарантирует школе, что он соответствует федеральному стандарту, а школа все-таки – это институт подотчетный, и если она не выполнила госзадание, то к ней придет Генпрокуратора, поэтому школы в таких подтверждениях нуждаются.
В России был федеральный государственный стандарт 2012 года, на основе которого были утверждены учебные линии в 2014 году, и предполагалось, что в 2016 году будет еще один конкурс. А потом год за годом Министерство сначала образования, а потом просвещения эти конкурсы срывало – т.е. учебники на конкурс принимались, но федеральный перечень не формировался. И вот, наконец, в 2018 году он был сформирован.
При этом случился чудовищный скандал, поскольку в нарушение всех процедур часть учебников была направлена на дополнительную экспертизу, помимо уже пройденной экспертизы Академии наук и Российской академии образования. И эта дополнительная экспертиза «зарубила» значительное количество учебников, причем были и просто анекдотические случаи – например, одной из причин того, что был выброшен из перечня учебник по экономике знаменитого экономиста, доктора экономических наук Игоря Липсица — это отсутствие в нем материалов, «формирующих у обучающихся чувство гордости за страну» и отсутствие в книге информации об импортозамещении.
То есть это произошло по вполне пропагандистским причинам, никакого отношения к образованию не имеющим. Эта дополнительная экспертиза была довольно произвольной, и в результате нее не попал в перечень и наш учебник, и все те учебники по литературе, которые хоть как-то отличаются от дуболомной версии. Наш с Татьяной Смирновой учебник был обвинен в том, что в нем не была обеспечена религиозная толерантность – хотя в нем были отрывки из Нового Завета, из Ветхого Завета, Корана, и было рассказано про буддизм.
Эта дополнительная экспертиза вызывала возмущение не только у проигравших, но и у ряда специалистов в области образования, потому что уровень ее был позорным. Было совершенно неясно, на основании каких законных процедур она была проведена и почему по ее результатам почти весь рынок учебников выиграло одно издательство, а проиграли все остальные.
Генпрокуратура, проанализировав эту ситуацию, весной этого года вынесла определение о коррупционной составляющей процедуры 2018 года. Но это просто было предупреждение, на которое Минпрос не обратил никакого внимания. Было также определение Федеральной антимонопольной службы о том, что так не бывает, чтобы 83% тиражей по результатам дополнительной экспертизы оказались у одного издательства. Но Минпрос и на это закрыл глаза.
А сейчас выяснилось, что не только дополнительная экспертиза была проведена некачественно и на непонятных юридических основаниях, но и сам федеральный перечень был сформирован юридически неграмотно, то есть незаконно: приказ не был зарегистрирован в Минюсте, полномочия о формировании такого федерального перечня не были прописаны в положении о создании Министерства просвещения, когда оно вычленилось из Министерства образования, и так далее.
В результате Минюст выдал Минпросу уже не пожелание или мнение, в отличие от Генпрокуратуры и ФАСа, а предписание отменить этот приказ в течение месяца. Если же это не будет сделано, то Минюст самостоятельно подаст бумаги в Правительство, и Правительство своим решением отменит этот приказ.
— И какова в результате ситуация с перечнем сегодня?
— Все подвисло в полной бюрократической неопределенности. Это какой-то феноменальный хаос. Т.е. принят документ, не имеющий юридической силы. Когда он будет отменен, какова будет ситуация для школ? Что они будут иметь право покупать, что нет? Если бы была отменена сама идея федерального перечня и школы получили бы право самостоятельно выбирать из учебных пособий, которые соответствуют стандарту, это было нормально. Но уж если перечень есть, если школы не имеют права действовать за его пределами, то возникает довольно неоднозначная ситуация для таких финансовых решений, принимаемых на местах.
Если бы у меня лет пять назад спросили, возможна ли в принципе такая ситуация, я бы ответил: «Нет, конечно. Нам могут нравиться или не нравиться те или иные решения министерств и ведомств, но такой степени бюрократический бардак просто невообразим». Но оказалось, что это возможно. Поэтому предположить, что будет дальше, я не могу.
Если федеральный перечень все-таки будет отменен и приказ о нем не будет зарегистрирован, то тогда, скорее всего, школы получат право – но одновременно и обязанность – покупать пособия из старого перечня 2014 года, поскольку он точно был законным и приказ о нем был по всем правилам приказ зарегистрирован. Тогда издательства получат право печатать тиражи тех книг, которые вылетели в результате этой дополнительной экспертизы. Но что будет с новыми учебными пособиями и с теми, которые вошли в этот федеральный перечень 2018 года, с теми, которые в него не вошли? Какая тут будет процедура?
Я не берусь это прогнозировать. Думаю, что Минпрос проигнорирует предписание Минюста, затянет процедуру согласования бумаг и постарается оттянуть это до последнего. Но вообще без федерального перечня, если он прописан в законодательстве, закупать учебники нельзя. Можно отменить его вообще как идею, как принцип, но это тоже процедура, тоже долгий путь. Но если уж он есть, то надо соблюдать каким-то образом правила, ведь государство начинается и заканчивается правилами.
— Как конкретно это все может отразиться на жизни школ и учителей с учетом того, что менее чем через месяц начнется учебный год?
— Во-первых, это гарантирует нервотрепку для учителей. Они уже составили свои рабочие планы, а это довольно тяжелая, объемная работа, занимающая даже не дни, а недели. Во-вторых, наверное, школы начнут работать по тем учебникам, которые они закупили – не выбрасывать же их теперь на помойку; возможно, будет выпущен какой-то временный приказ. Видимо, учителя будут, как при советской власти, лавировать, и в этом смысле молодые учителя и директора будут в худшем положении, чем старые, работавшие еще в Советском Союзе, потому что будет как при советской власти: два пишем, три в уме. Главный вопрос – как это отразится на учениках. Из этой ситуации можно вырулить, но хаос и бардак показывает не только учителям, но и ученикам, как действует нынешнее государство, что его менеджеры не справляются со своими полномочиями и обязанностями.
Хотя во всей этой истории есть и глубокое позитивное содержание: и школы, и учителя, и издатели, и правительство лишний раз убедились в том, что любой монополизм оборачивается самораспадом системы, и любая попытка ограничить вариативность школьного образования (в частности, вариативность учебников) ради идеологического контроля гарантированно ведет к неуправляемости. Может быть, этот урок окажется полезным.
— С вашей точки зрения, это больше история про наступление какого-то коллапса во всей этой системе, или про пропаганду, или про коррупционную составляющую?
— А там все три истории. Одна из них про пропаганду, потому что часть дополнительных экспертиз была явно связана именно с этим вопросом. Про учебник Липсица и про наш учебник я уже сказал. В «Математике» Мордкович «отсутствуют материалы, демонстрирующие современные достижения России». Есть и откровенно бредовые претензии: «Биология» (5-й класс) Суховой и Строгановой, с точки зрения дополнительной экспертизы, побуждает детей к совершению действий, представляющих угрозу их здоровью, в том числе к самоубийству, через задание: «Вспомните лето. Теплый солнечный день… Можно идти куда угодно: в лес, в поле, на речку».
Вторая история про коррупцию: 83% всего перечня учебной литературы – это продукция одного издательства. Думаю, что подозрения тут могут быть вполне обоснованы.
И третья история, которая разворачивается на наших глазах, — про бюрократический хаос. Но мы же понимаем, что идеология и коррупция – близнецы-братья, а хаос является их следствием.
— Я правильно понимаю, что тот факт, что Минюст требует отменить этот приказ, в вас оптимизма не вселил?
— И да, и нет. Нет, потому что я думаю, что авторы федерального перечня 2018 года найдут какую-то лазейку. Да, потому что всё же возникает шанс, что несправедливо выброшенные старые учебники вернутся в школу, а новые линии попадут в перечень – если он будет заново сформирован, а новые федеральные стандарты будут разработаны и приняты без подтасовок, на основе современных требований к школе. Не на основе схем и моделей, устаревших полвека назад.
Беседовала Ксения Кнорре Дмитриева
