Я очень много ездила с учениками в фольклорные и фольклорно-диалектологические экспедиции. Порой – с заданиями от Института русского языка им. Виноградова, и иногда привезенный нами материал мог быть интересен ученым.
Евгения Абелюк
Но что бы мы ни привозили, главным было впечатление о встреченных людях. Я бы даже сказала, что слова «впечатление» тут недостаточно, потому что иногда это было чувство потрясения. Эти поездки всегда требовали очень серьезной эмоциональной работы и от детей, и от меня.
Как-то я попросила ребят записать свои воспоминания об одной из поездок – а они написали о старости, о том, как перевернули, изменили их эти человеческие встречи.
Многие поездки случились очень давно, но некоторые судьбы впечатались в память. Хорошо помню одну встречу. Это было в Вологодской области, в заброшенной деревушке, где по разным ее концам в двух домах жили два старика. Когда не развозило дорогу (почва там глинистая) туда иногда приезжал фургон-магазин. Но даже при хорошей погоде нечасто.
Помню: сидим за столом в доме женщины неопределенного возраста, очень худой. Говорит она трудно, с большими паузами. А когда говорит, смотрит в одну точку – взгляд совершенно неподвижный. И вот так, очень немногословно, рассказала она нам о своей судьбе, о том, как ее, совсем молодую, вместе с другими односельчанами каждый год отправляли на лесоповал: вместе с зэками они ездили валить деревья. Работали и в лютый мороз.
Как-то раз подрубленное дерево упало не туда, куда его хотели свалить, и всей тяжестью обрушилось на нашу собеседницу – ударило ее по голове. Она – тяжелый инвалид.
Сколько таких тяжелых судеб мы видели! На самом деле и у горожан, да что там – почти в каждой семье у нас есть истории, к которым недостаточно применить слово «трагические».
И все эти судьбы, как и судьба женщины, о которой я рассказывала, сломаны нашей историей. Тут всегда задумываешься: а что тому виной? И отвечаешь себе: государство, его руководство. Но и поведение народа, привыкшего к раболепию.
Творчество Александра Исаевича Солженицына – это рассказ о таких судьбах. Его Иван Денисович, его Матрена – праведники и вместе с тем совершенно обычные люди, каких всегда было много.
Мне кажется, что впечатления от его рассказов схожи с впечатлениями, которые мы получали в тех наших поездках. Только впечатление от рассказов сильнее, потому что Солженицын – писатель и отбирает судьбы, отбирает детали. И когда он рассказывает историю одного конкретного героя, погружает читателя в трагическую историю страны.
Возьмем, например, «Матренин двор». Короткий рассказ. Почему он так заканчивается? Вообще о чем он? Вся линия отношений героев –Матрены, Фадея – это линия вторжения истории в частную жизнь, в судьбу человека. Матрена не вышла замуж за любимого, потому что Первая мировая война забрала его у нее; Вторая мировая война отняла у нее мужа.
Показано здесь и вечное российское пьянство, которое в советские годы окончательно разрушило деревню. Показаны условия советской жизни, которые в итоге оказались виной гибели Матрены: легального способа воспользоваться трактором для своих нужд у колхозников не было; тракторист самовольно забрал трактор для перевозки огромного груза; решил, что успеет сделать это за одну поездку – и вот результат. Вот и получается, что судьба частного человека показывается писателем как судьба человека исторического.
Когда говорят, что Солженицын – сильный публицист и слабый писатель, я не могу с этим согласиться. Это очень большой писатель. Он ставит перед собой очень сложную художественную задачу и решает ее соответствующими художественными средствами. Он или использует документы, как в «Архипелаге ГУЛАГ», или сознательно создает у нас ощущение документальной точности в повествования.
Мне повезло: когда Наталья Дмитриевна Солженицына готовила издание «Архипелага ГУЛАГ» в одном томе для школы, я одним глазом могла заглянуть в эту работу – Наталья Дмитриевна показывала этот текст нескольким учителям, в том числе и мне, и советовалась, что стоит в тексте прокомментировать, что детям будет непонятно, и мы обсуждали это.
Мне кажется, что при очень большой перегруженности школьной программы, все равно стоит читать с детьми «Архипелаг». Учитель может дать эту книгу во фрагментах. Можно какие-то эпизоды читать на уроке вслух. Можно давать их на уроках литературы, а можно и на уроках истории.
И юный человек узнает очень многое из того, о чем он не знает даже понаслышке, но о чем, по моему глубокому убеждению, должен знать: о 58-й статье, об истории арестных компаний, о различных «делах» – против журналистов, против священнослужителей, против интеллигенции, против крестьянства, против партийцев, против военнопленных, узнает о «повторниках», о «социально близких» и так далее.
Причем мне кажется, что «Архипелаг» можно давать параллельно с «Одним днем Ивана Денисовича». Вот, скажем, можно сравнить судьбу баптиста Алеши из «Одного дня» и судьбы священнослужителей, о которых рассказывается в «Архипелаге». Таких параллелей можно проводить много. В «Архипелаге» рассказывается о бригаде каменщиков, которые строили тюрьму для себя, а в это время в лагере готовился побег, а параллельно можно читать описание слаженной работы каменщиков в «Одном дне Ивана Денисовича».
Очень важны для школьников главы в «Архипелаге», где речь идет о попытках людей менять свою судьбу – о побегах, о восстании в зоне. Важно на рассказах о конкретных судьбах увидеть примеры того, как человек остается человеком в самых невероятных условиях. Это не значит, что не стоит говорить о споре Шаламова и Солженицына, о том, может или не может человек сохраниться в лагере, не значит, что не нужно показывать позицию Шаламова, говорившего об абсолютном разрушении человека, непоправимой его деградации в лагере. Но, с другой стороны, взгляд на человека, который сумел сохраниться в лагере, я думаю, для молодого человека очень важен.
Иногда говорят, что Солженицын слишком сложен для школьников. Но для них сложен и Пушкин. Недавно я давала на уроке восьмиклассникам «Песнь о вещем Олеге». Школьники все пытались мне сказать, что они это уже год назад читали и все поняли. Но когда мы стали разбираться, мир для них буквально перевернулся – они вдруг заметили, что речь в балладе идет не столько о вещем Олеге, сколько о вещем кудеснике, о противостоянии князя и волхва, за которым – противостояние поэта и власти.
Я думаю, что нужно вместе с детьми читать сложные вещи. И вместе с ними открывать в них новые смыслы. Это трудно, но в российской традиции принято растить детей на эмоционально трудной трагической литературе. Конечно, этот трагизм стоит разбавлять веселыми юмористическими произведениями. Но от трагедии российской жизни никуда не уйдешь.
Записала Оксана Головко
