Есть такой замечательный французский фильм «Пришельцы». В нем рассказывается, как благородный граф Годфруа де Монмирай и его слуга Жакуй-пройдоха попали из начала двенадцатого века в конец двадцатого. Конечно, им пришлось трудно: они не понимали ни обычаев, ни законов, не умели обращаться с современной техникой. Но глядя на их забавные приключения, невольно начинаешь тосковать о том времени, когда жили на земле такие графы с их прямодушием и непоколебимыми представлениями о чести, достоинстве, благородстве. Каким все-таки мелочным и убогим кажется весь этот современный комфорт при одном взгляде на них…
Андрей Десницкий
Только не надо забывать, что на одного благородного графа на самом деле приходился не один вороватый и трусоватый слуга, а тысячи таких слуг. Собственно, фильм и начинается с эпизода, когда Годфруа заслужил свой графский титул: он спас в критической ситуации своего короля от врагов. Не всегда истории европейских знатных родов начинались с такого славного подвига, но в любом случае их основатели чем-то выделялись из серой массы: своей храбростью, или силой, или умом.
Слово «аристократия» и значит в переводе с греческого «власть лучших». Пусть они далеко не всегда были лучшими с нравственной точки зрения, но какого-то рода естественный отбор они все же проходили. А дальше их грубость и невежество, кровожадность и дикость умерялись и преображались придворным этикетом, кодексом чести, но прежде всего – евангельской проповедью. Так возникло то, что мы сегодня называем «рыцарством».
Но шли века, поколение за поколением аристократов привыкало сладко есть и мягко спать, требовать от крестьян податей и вершить над ними суд – и чувствовать себя при этом свободными от всяких обязанностей. Дело в таких случаях рано или поздно заканчивалось восстанием, топором, гильотиной или подвалами ЧК, где отчего-то гибли самые честные и благородные, потому что все остальные успевали сбежать или нацепить кокарду революционного цвета. Так и возникло современное скучное общество, декларирующее «равные возможности». Зато это работает.
Средневековье было по-своему прекрасно (особенно если ты в нем граф, а не слуга), но современному уровню технологий и общественной жизни оно уже не соответствует никак. Кстати, очень интересно, что в том фильме благородный Годфруа стремился как можно скорее вернуться домой, а вот пройдоха Жакуй вполне нашел себя в новой эпохе.
Мы в России шагнули всего за столетие из феодального и сословного общества в урбанистическое и постиндустриальное. Это слишком быстро: многие общественные институты стараются, по меньшей мере, выглядеть современными, но функционируют вполне себе феодально.
Самые острые конфликты возникают именно там, где одна модель сталкивается с другой: в отделении полиции годами пытают случайных задержанных, выбивая признание, районный суд, не обращая внимания на вердикт Верховного суда и постановления арбитражей, дает бизнесмену срок за хищение, которого не было, а школьных учителей заставляют фальсифицировать результаты выборов или сгоняют на митинг…
Все эти случаи объединяет один и тот же принцип: демократические по форме институты некий клан заставляет работать на свои частные интересы, и работать вполне феодальными методами. Жакуй-пройдоха разыгрывает из себя благородного графа.
Самое печальное, что так, на сиюминутные политические или экономические выводы небольшой группы людей, расходуется великая общественная драгоценность: доверие граждан.
Да, посадили не ко двору пришедшегося бизнесмена, да, выбили из кого-то признание, да, провели митинг и подсчитали голоса – а что в результате? Общество перестает верить в суды, в полицию, в выборы. Все продажны, все они заботятся лишь о собственной шкуре – такой тотальный приговор оно выносит «гражданам начальникам», уже не желая верить, что среди них есть честные и бескорыстные люди. И вести себя начинает соответственно.
Если бы это была настоящая демократия, на жуликов быстро нашлась бы управа. Если бы настоящее средневековье – с этим было бы посложнее, но были бы свои бонусы. По крайней мере, можно было бы верить в то, что над всем этим безобразием стоит священная фигура монарха, которому престол достался по праву рождения, по выбору свыше, а не по чьим-то подтасовками и интригам. Можно было доверять благородству происхождения, если не поведения. Но у нас в подобных случаях выходит не средневековье, а подделка под него, это попытка взять всё самое удобное и приятное из одной и из другой модели. Так поступал в фильме Жакуй.
Институты православной Церкви, какими мы их знаем, тоже сложились в средневековье. Это не хорошо и не плохо, это естественно: церковь есть самый консервативный из всех наших общественных институтов, она сохраняет то устройство, которое унаследовала от отцов и дедов.
Понятно, что в новых условиях многое меняется, ведь и основная масса прихожан сегодня – не неграмотные мужики и бабы, как сто лет назад, а вполне современные городские жители с образованием не ниже среднего. Отсюда возникает много вопросов и противоречий, прежде всего – как совместить достаточно жесткую епархиальную структуру с совершенно свободным статусом прихожан, которые могут сами решать, куда им ходить и с какой частотой? Как должны выглядеть сложные ритуалы епископского богослужения, позаимствованные отчасти из царских дворцов, в эпоху, когда выше пышности ценятся искренность и простота? И многое, многое иное.
Но я сейчас не об этом. Средневековые храмы и фрески, средневековые иконы и обряды, даже средневековые по сути своей отношения в иерархии – всё это величественно и прекрасно, пока служит своей основной цели, пока не затмевает главного, что есть в Церкви, а подчеркивает и охраняют его.
Но можно пойти и другим путем, широкой дорогой: оставаясь в рамках постмодернизма, играть в средневековье, но лишь когда тебе это приносит сиюминутные выгоды. Можно публиковать в христианских СМИ статьи о том, как сжигать «по-хорошему» всяких нехороших женщин (кокетливо заменив при этом матерные слова звездочками), собирать в Крестопоклонную неделю подписи под письмом с требованием привлечь по 282-й статье всех, кто распространил информацию о кощунстве… Уже и выборы прошли, а страсти всё нагнетаются.
Страсти наигранного, фальшивого средневековья. Этим сжигателям не придется самим подкидывать хворост, обонять запах жаренного человеческого мяса и слышать душераздирающие вопли, и они сами об этом прекрасно знают. Они играют в средневековье, их мечи сделаны из папье-маше, а доспехи – из картона. Но вред они приносят настоящий. И даже не в том дело, что атеистам так нужны примеры мракобесности и жестокости христианства. Атеисты – это ведь внешнее, это не наша проблема.
А вот Церковь – наша. Всё уважение, которое осталось к ней в обществе, разменивается на какие-то летучие политические преференции и риторическую шелуху, как будто продается золотая утварь за медные гроши. Проповедь Евангелия становится не слышна за трескучими заявлениями.
Да и как расслышать, если кроткое «прости им, ибо не ведают, что творят» не может по определению звучать так же громко, как «сжечь на костре» или «привлечь к уголовной ответственности»? И вот уже в ответ на «сжечь» звучит такое легкое «уйти из этой конфессии», ведь это и в самом деле так просто. С супругом развестись – так это надо имущество делить, из страны эмигрировать – надо визу въездную получать, а из конфессии выйти – всего-то дорогу перейти. Что вы про преданность и верность мне говорите? Какое, право, средневековье!
А может быть, стоит вспомнить, что средневековье – это не единственная и даже не главная эпоха в жизни Церкви? Эпоха священных войн, костров и дыб – она, пожалуй, и не самая христианская из всех, какие были в истории? И что если бережно принимать то великое и прекрасное, что действительно было создано в средние века, то костры уж не обязательно брать с собой в нагрузку? Или, отказываясь от костров, не обязательно выбрасывать на помойку всю церковную историю?
Обращаясь к римской общине в очень непростые для нее времена, апостол Павел писал:
«Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте… никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».
Напомню, что это было сказано в эпоху начинавшихся гонений, когда действительно жгли и пытали ради Христа, – только делали это язычники с христианами, а не христиане с кем-то еще. Церковь не могла быть тогда влиятельной и сильной в земном понимании этих слов, ей оставалось только быть святой – и так победить гонителей, привести их к вере. И ей это удалось.
Неужели об этом действительно сегодня надо напоминать?
Читайте также:
