Чем руководствуются наши соотечественники, считающие мигрантов людьми второго сорта? И так уж ли велика пропасть между ними и нами? Размышляет Оксана Головко.
За неделю я уже восьмой раз слышу слово «черные» и раза четыре, от менее интеллигентных граждан — «чурки». Но в целом определение исходит от людей по большей части интеллигентных. От разных приятных людей. Последний раз — от доброй старушки, соседки по даче, которая дает всякие полезные советы, угощает вкусностями, и вообще — хороший человек.
«Черные» — обычно это говорится без какой-то негативной окраски. Просто как обозначение. Ну, есть немцы там, русские и — черные. «Черные дом строили. Хорошо работают». Или — «Надо черных нанять, забор поставить». Констатация, но с оттенком превосходства. С эдакой хозяйственной барственностью. Как будто говорящая так дама, работающая учительницей в школе — дворянка начала XIX века, рассказывает про работу своих «людей».
Вот откуда взялось это превосходство? Ведь граждан СССР воспитывали в уважении к разным национальностям, народностям. Ну, в общем, все, кто оттуда родом, помнят, что — воспитывали. Плохо воспитали? У той старушки-соседки, которая тоже говорит «черные», муж — фронтовик, рано умерший от ран. Тогда, в Великую Отечественную, с ним и другими русскими людьми воевали (и погибали, погибали) татары, украинцы, чуваши, таджики, туркмены… много кто воевал. В том числе те, кого сегодня занесли в категорию «черных».
Писать все это как-то неловко. Поскольку, вроде бы — общее место. Очевидность, как про Волгу, впадающую в Каспийское море, и круглую Землю. Но не писать не получается, поскольку почему-то не приходит в голову нашим многочисленным согражданам — «дворянам», которые решили, что к другим людям можно относиться как к рабам, что среди тех, у кого они (то есть все мы) в долгу — в том числе деды и отцы тех, кого записали в разряд «черных»…
Откуда все-таки чувство превосходство в наших гражданах к тем, кто на самом деле совсем недавно тоже были со-гражданами? Как то, придя с мужем на объект, где он делал мозаику, мы разговорились со строителем-таджиком. 1972 года рождения. Наше поколение, у нас было похожее детство, с теми же фильмами, учебниками…
Оказалось, что в детстве у него одной из любимых книг было «Великое противостояние» Льва Кассиля, как у меня. И да, у него погиб дед в Великой Отечественной. В общем, возникло много тем для беседы. Пока мы беседовали, остальные «белые» люди с удивлением оглядывались на нас. О чем так долго можно говорить с «чучмеком»?
Да, среди тех, кто попадает под определение «гастрайбартеров», «черных», «чурок» и так далее есть разные типы. Например, юные создания, чье знание родной (и всеобщей) истории ограничивается именем действующего президента, а мечты сводятся к покупке весьма средней иномарки. Но я знаю их сверстников, живущих в престижнейшем подмосковном поселке в районе Рублевки с такими же кругозором. Отличие только уже в наличии иномарок. Причем, далеко не средних.
В остальном — разум так же девственно чист. В смысле, не заполнен. И, кстати, от них «чучмеки» слышать еще как-то логично — другое поколение, не получившее определенного набора знаний в советской школе. Понятно, ничего общего с теми «понаехавшими иностранцами».
А старшее поколение, повторяю, для меня остается загадкой.
Если заводишь разговоры, что негоже так вот людей называть пренебрежительно, ведь все-таки — люди, обычно в ответ слышишь, что они — понаехали, что не так себя ведут, что преступность из-за них растет… Они, они, они… О себе, о «нас» — ни слова. На себя мы не смотрим.
А ведь так легко перейти из разряда «мы» в категорию «они». Многие российские эмигранты «первой волны», наверное, это почувствовали. У Аркадия Аверченко в «Записках Простодушного», книге эмигрантской поры, есть рассказ о «хорошем русском обществе», со швейцаром — бывшем профессором Бестужевских курсов, с официанткой — графиней, женой бывшего товарища министра, с генералом, работающем в гардеробе…
В нашей стране, судя по всему, этот переход — молниеносен. Чуть сменятся обстоятельства — и все. «Мы» — уже «они». Чурки. Но об этом почему-то не думается.
Есть у меня знакомый, переживающий за «будущее России», с активной, как принято говорить, гражданской позицией. Живо реагирует в соцсетях на все происходящее в стране, болеет душой. Ну и так далее. Слышала как-то его разговор с таджиком, который делал ремонт в его доме.
Рабочий старше моего знакомого лет на двадцать. Но обращение — исключительно на «ты» (односторонне, естественно). Вновь с этакой барственностью: «Ты смотри, чтоб все сделал хорошо, хозяйка завтра возвращается». Еще только не хватало, чтобы для полной картины этот интеллигентный знакомый добавил бы: «А то на конюшне велю выпороть». А таджик бы ответил: «Не извольте сумлеваться».
«За чурками глаз да глаз нужен», — сказал после барин. То есть, знакомый. А потом повел нас пить кофе и вновь говорить об ужасном положении, в котором сейчас находится Россия. Действительно, ужасное. До безысходности.
