«Мы живы!» — книга о переживших наводнение в Крымске и тех, кто пришел им на помощь.
Эта книга о простых людях. Свидетельства переживших описывают события той ночи. Рассказы добровольцев повествуют о личном пути и смене внутренних приоритетов. На фоне безмерной беды одних выявилась беспримерная доблесть других. Люди доброй воли увидели друг друга, поняли, что их много, осознали свою способность к изменению окружающей действительности.
Книга была издана на пожертвования простых людей России. В настоящий момент долг типографии еще не погашен, он составляет около 50 000 рублей. Продолжается сбор средств. Покупая альбом, вы поможете расплатиться за его печать в типографии. Все деньги, вырученные за его продажу, будут перенаправляться на издание следующей книги.
Предлагаем вашему вниманию фрагменты из этой книги.
2012-й — високосный год выдался для меня чрезвычайно насыщенным: «попав в струю» в январе, немного передохнуть смогла лишь к началу июля. Смертельно устав от непрестанных поездок и неотложных дел, вернулась домой с единственным желанием: отдохнув, продолжить ранее начатую работу. Никакой беготни и калейдоскопа лиц! И вдруг совершенно неожиданно, прогремело: Крымск!
Помню субботнюю службу в кафедральном соборе Краснодара: Рождество Иоанна Крестителя, все вокруг такие летние, праздничные, домашне-родные… Всеобщее состояние благостности разорвала новость: наводнение! Погибло более пятидесяти человек. Мы скорбели, но еще не понимали масштаба случившегося.
И только на следующий день возвратившиеся из Крымска друзья, принесли недобрые вести: полгорода смыто; грязные, голодные, израненные люди неприкаянно бродят по улицам…
С этого дня на протяжении нескольких недель мысли наши занимал Крымск. Дружеские встречи и разговоры на отвлеченные темы казались неуместными в атмосфере всеобщей тревоги. Поездки, сбор помощи, споры до хрипоты: как, почему, за что?
Знакомые из других краев и стран звонили и писали: как вы? Ты, конечно, уже там? Работаешь? Да, я была там… но начинать сызнова бродить, искать, описывать… Нет, я дала себе слово! Из равновесия выводила очередная реплика при встрече: «Признаться, мы думали, тебя нет в городе!» Я внутренне возмущалась: почему? Что за ярлык специалиста по катастрофам прилепился ко мне в последние годы? Где взять сил нести чужое горе, не имея возможности поделиться своим… Еще одна изматывающая работа без поддержки извне не входит в мои планы…
Разговор с уважаемым мною священником оказался последней каплей: «Честно сказать, я думал ты в Крымске. Все равно ведь не сможешь остаться в стороне!» «Да, наверное, не смогу», — думала я, пакуя рюкзак. Но разве это моя тема? Здесь нет попрания Веры, нет кощунственного нападения на беззащитных. Разгул стихии, усугубленный преступной халатностью и бездумно-варварским вмешательством человека.
Уже на месте я поняла, что ошиблась: отсутствие внешнего врага и близость произошедшего (менее чем в 100 километрах) от моего дома сбили с толку. Первые рассказы очевидцев показали реальный масштаб и трагизм. Всеобщая атмосфера, царящая в Крымске, повторяла виденное мною в Косово и Южной Осетии.
Случившееся — это посещение свыше, еще одно прямое обращение к нам — в этом у меня не оставалось сомнений. Да только поймем ли? Сумеем ли взглянуть на события под таким углом зрения?
Уже гораздо позже, вернувшись после недельного пребывания там и ощутив невозможность влиться в привычную жизнь, я затворила двери, занавесила окна и, отключив телефон, взяла в руки Евангелие, открыв на первой попавшейся странице… «И по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь… И кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего… Горе же беременным и питающим сосцами в те дни!» (Мф. 24:12, 17, 19). Глядя в одну точку, пыталась осмыслить прочитанное… Никогда еще для меня Евангельские строки не воплощались наяву с такой ясностью!
Те, кто пытался спасти документы или вещи, вместо того, чтобы немедленно подняться на крышу, нередко погибали или оставались заложниками замкнутого пространства, заполняемого водой. У матерей, державших много часов своих недавно рожденных детей над водой, перегорало молоко. Беременные, порой получив проплывающим бревном удар в живот, карабкались на крыши и дожидались там рассвета.
Нам, непережившим, трудно понять, что довелось испытать им. Невозможно представить, как вдруг, посреди ночи, в твой дом — надежное пристанище от всех невзгод врывается беда.
Священник-спасатель
Протоиерей Филипп Иляшенко, заместитель декана исторического факультета ПСТГУ, внештатный сотрудник Синодального отдела группы церковной помощи в чрезвычайных ситуациях. Окончив курсы МЧС, стал одним из трех аттестованных спасателей-священников.
В 2010 году между МЧС и Патриархией было подписано соглашение и объявлено, что набираются священники, готовые пройти обучение на курсах МЧС, для помощи людям в кризисных ситуациях. Я сразу захотел в этом участвовать. В жизни мне приходится заниматься разнообразной деятельностью: преподавательской, административной… но главное, конечно, оставаться пастырем, а не администратором и даже преподавателем. Если есть что то, с помощью чего можно способствовать спасению души, надо постараться этими умениями, знаниями овладеть.
Отучившись на курсах мы решили, что стали сотрудниками МЧС (только при Церкви), но это заблуждение быстро развеялось… Нам дали понять, что для участия в специальных операциях необходимо быть настоящими спасателями — мы же прошли лишь подготовительный этап. Это доказал и теракт в Домодедово в начале 2011 года: мы рванулись на помощь, но на место взрыва нас не пустили. Поняли, что раненым и умирающим мы с этими удостоверениями не поможем… Даже в больницы удалось попасть с большим трудом…
Я и двое священников прошли дополнительное обучение: по месяцу теоретических и практических занятий с выездами на дежурства. После аттестации государственной комиссии получили удостоверение, жетон и книжку спасателя, дающие право доступа в зону оцепления для работы с пострадавшими и их родственниками. Это как в разведке, куда не берут случайного человека — может погибнуть сам и завалить всю группу. Мы должны быть уверены, что не подведем тех, кто нас взял — внутри царит очень жесткое распределение обязанностей. Перед нами не стоит задача разбирать завалы, пилить трубы, поднимать плиты — мы знаем, как это делать, но профессионалы справятся лучше. Наша цель заключается в духовной поддержке и церковном окормлении пострадавших: ведь раненый человек может и не дожить до больницы…
Пока священники-спасатели есть только в Москве, но думаю, это только начало — потребность в них очень высока, а полученные нами аттестаты доказывают, что нет ничего невозможного. Курсы укрепили меня в уверенности: чем раньше пострадавшему окажет помощь священник, тем лучше. На занятиях нам рассказали историю, как после авиакатастрофы сотрудники МЧС сопровождали родственников погибших по длинному коридору. В начале этого коридора стоял священник, и почти все люди рвались в первую очередь именно к нему!
Яркая страница жизни
Наши друзья из МЧС говорят, что каждая новая чрезвычайная ситуация, каждый вылет — это всегда одна большая неожиданность и всегда рутина. Каждый раз погибают и страдают люди. Надо встретить родственников, сопроводить в морг, опознавать тела, выдать эти тела. Так можно и совсем окаменеть. Тела и тела. Бездыханные, изуродованные, как правило… Плачущие родственники. Их надо успокоить, приготовить, подвести для опознания. Вывести, привести в себя, хоронить вместе с ними. Смотреть, чтобы они в ближайшие пару дней суицид не совершили.
В определенном смысле это рутина, но на самом деле — совсем не рутина! Жизнь и смерть! Наш долг быть там, где страдают люди! И в таких обстоятельствах священник должен трудиться как никто, ведь дар священства — это дар сострадательной любви. Суть в ношении образа Христова — доброго Пастыря и любящего Отца. Показать эту сострадательную любовь — и есть наша задача. Страха оказаться лицом к лицу с опасностью и смертью быть не должно. Должен присутствовать другой страх — когда на Страшном Суде будешь держать ответ: а сделал ли ты все, чтобы стать хорошим пастырем?
В Крымск мы приехали на пятый день после наводнения, во второй группе. 8 июля прилетели отец Антоний Игнатьев, аттестованный священник, и отец Артемий Цех. Они утешали родственников, отпевали вместе с ними погибших, ходили по больницам. Нам же довелось столкнуться совсем с другими реалиями… В церковный штаб помощи поступала масса гуманитарных грузов, ситуация с их раздачей начала выходить из-под контроля. Очень много людей обращалось за помощью, участились случаи мошенничества, мародерства… Добровольцы работали на износ, самоотверженно, буквально до безнадежности. Отсутствовала четкая организация… и мы поняли, что должны заняться именно этим. Успокоить людей, выстроить систему, понять сильные и слабые стороны.
Добровольцами двигало простое желание помочь: они все бросили и приехали, абсолютно не зная, что их ждет. Когда мы вылетали из Москвы, говорили, что в Крымске эпидемия холеры, дизентерии, гепатита Б. Воду пить нельзя. На улицах валяются труппы животных. Грязи везде по колено. И, правда, грязи было много, но все остальное оказалось полной чепухой. Добровольцы также ехали, в некую безвестность. По призыву Святейшего Патриарха, по зову своего сердца. На месте выявилась и еще одна проблема: это сообщество людей особо мотивируемых, особо подобравшихся, нуждалось в духовном окормлении. И мы благодарны Богу за то, что жизнь нашего добровольческого лагеря выстроилась вокруг храма и, прежде всего, вокруг Литургии.
Добровольцы тоже люди, они устают. Устают физически: им приходится разбирать завалы, перекладывать горы тяжелых гуманитарных грузов. Бывает так, что человек уезжает раздавленный пережитыми трудностями… со временем, конечно, приходит в себя физически. Но без сомнения, дни, проведенные в Крымске, станут яркой страницей жизни. Яркой не как фейерверк, а как опыт настоящего христианского делания, который концентрированно не получишь в повседневной жизни — его можно накопить только с годами.
Испытания
Если попытаться дать духовную оценку произошедшей трагедии, то с древности это понималось однозначно. Стихийные бедствия — это гнев Божий, призыв к покаянию — первое, что приходит на ум. Другое дело, что мы видим много пострадавших, погибших, потерявших все людей… В такой ситуации говорить, что это гнев Божий — нехорошо и незаслуженно. Здесь есть другая сторона — это испытание.
Испытания бывают как небольшие, на уровне одной семьи, одного человека, так и общегосударственные. Крымск — именно такое испытание. Оно может сломать, если мы не имеем стойкости в вере, а может сделать сильнее, сплотить. Может сделать мародерами или самоотверженными делателями дел любви и милосердия. Может объединить (именно этого нам сейчас так не хватает), а может разъединить завистью и погоней за наживой.
Исторический и церковный опыт показывают, что благополучное время ведет к угасанию религиозного чувства, к потребности общения с Богом, а испытания очищают от шелухи и всего наносного. Может быть, поэтому в человеческой истории так часто происходят локальные и глобальные катаклизмы. Разрушительные действия стихии стали следствием искусственного вмешательства человека в природу. Человек делает плотину, вырубает леса, застраивает русла рек. Раньше ведь не случалось таких наводнений, а сейчас они есть, потому что вода не может уходить естественным образом и сходит страшным грязевым потоком.
Все случившееся надо воспринимать как призыв опомниться. Смерть — это тайна, жизнь — тоже тайна. Она лишила нас знакомых и близких. Но если говорить о материальной стороне, то исчезло все, что занимало наше сердце и отдаляло от Бога. Нам больше ничего не мешает! Что сделала вода? Она лишила того, что составляло смысл нашей жизни — я имею в виду имущество.
Могу привести пример из личного опыта: у меня взломали квартиру и что-то оттуда украли. И мое, и не мое. Противно это, гадко… Все разорено, пришлось как-то восстанавливать. Думаю: ох, поймал бы я вас! А с другой стороны, сразу стало ясно, насколько тщетно стяжание. Сегодня есть, а завтра — нет. Сегодня — дом, полная чаша, а завтра — дом упал и имущество исчезло. Все происходит в один миг! Материальное — настолько несерьезно, настолько преходяще, что нечего к нему прикипать.
Юг всегда исторически жил зажиточно. Сказать, что здесь так же бедно, как в Центральной России, как на Севере, невозможно. Сытое брюхо к Богу, молитве, Церкви глухо. Вот Господь, может, и открыл… Конец света наступит, когда мы прекратим задумываться и совсем забудем о Боге. Евангелие указывает признаки конца света: войны, землетрясения, наводнения на местах, стихийные и нестихийные бедствия. Конечно, ни дня, ни часа мы не знаем, но определенные признаки на лицо… И уже сейчас мы должны думать: а тем ли занимаемся? Богатеем ли в Бога или в мамону, увеличивая свое богатство.
Моя семья, конечно, переживает, но здесь многое зависит и от личного настроя. Когда я спокойно уезжаю, то и у близких предполагается видимое спокойствие. Страха перед эпидемиями особого не было — если могу помочь, то должен ехать и нечего колебаться. Надо принять все меры предосторожности: мыть руки, не пить местную воду, главное, не впадать в панику. Сейчас срок моего возвращения отодвинулся — предполагалось, что удастся день провести с семьей, но не получилось… прямо из Крымска еду в миссионерскую поездку и вернусь только через 10 дней, и спустя какое-то время вновь уеду…
И только гораздо позже я узнала, что у отца Филиппа дома осталось 8 детей, младшему Николаю на момент отъезда отца исполнилось всего 2 месяца…
