– Одно из недавних исследований, которое проводилось в СПбГУ, показало, что петербуржцы недовольны речью окружающих. Особенно речью чиновников и представителей правоохранительных органов. Вы согласны с тем, что есть из-за чего волноваться?
Ксения Туркова — ведущая рубрики «Мнимый больной»
– Недовольство речью чиновников – это не примета нашего времени. Это всегда вызывало ироническую реакцию, Салтыков-Щедрин писал об этом, хотя сам какое-то время был губернатором.
Думаю, что обобщать неверно, все ведь разные. Вообще не надо делить людей на чиновников и нечиновников. К тому же есть чинуши, а есть чиновники.
Сейчас, на мой взгляд, гораздо более важно, что говорят, а не как говорят. Много говорят об Украине, и вместо того, чтобы делать акцент на том, что нас связывает, люди раздувают противоречия, которые нам подсказывают политики.
Вот на что сейчас надо обращать внимание. А чиновники… Я не такой уж большой скептик, чтобы считать, что все чиновники неграмотные и не знают, какого рода слово «кофе».
– Хорошо, о чиновниках не будем. Но ведь недовольны, как показал опрос, не только ими. Людям вообще не нравится то, что происходит с речью. Их беспокойство обосновано?
– В советское время мое поколение волновалось, когда читало газету «Правда». Там был советский новояз, полный шаблонов, ее невозможно было читать. А сейчас другая проблема: нет корректировки, даже самой простой. Многое упразднено, но что поделать – это следствие разрушения цензуры. Всегда в этом процессе есть и плюсы, и минусы.
Знаете, что изменилось? Раньше была единая система школьного образования. У меня и моих сверстников был единый набор цитат, крылатых слов, которые мы использовали в речи. Вот все эти, как лингвисты говорят, интертекстемы в нашем поколении узнаваемы.
А сейчас из-за реформ школы и бюрократизации, «ЕГЭизации» образования все это потеряно. И не только у чиновников – у целого поколения, может быть, даже двух. В этом я и вижу корень языкового беспокойства.
– Теряются культурные коды?
– Да, теряются. Когда я работал в Германии в начале 90-х, все немцы, которые изучали русский язык, подчеркивали, что каждый русский может прочитать наизусть стихотворение Пушкина или Лермонтова, а они уже тогда это чувство потеряли, их это удручало. А сейчас многие ли могут процитировать Пушкина или Лермонтова так, сходу?
Вот тут я вижу потерю: стало непонятно, каковы образцы. Раньше мы включали «Маяк», когда ходили в походы, слушали «Фаталиста» из «Героя нашего времени», радиоспектакль – мороз по коже пробирал! А сейчас классику не воспроизводят по радио в хорошем исполнении. И современный «Маяк», и многие другие радиостанции нельзя взять за образец: и тематика мелковата – ниже пояса, и язык разнокалиберный…
– Петербуржцы более внимательны к речи, чем москвичи?
– Я искони очень не люблю разговоры о том, кто лучше: Москва или Питер. Я всегда и Москву любил, и Петербург. Кроме того, москвичи бывают разные, они очень неоднородны. Как и петербуржцы сейчас.
– Но именно в Петербурге, как мне кажется, больше активности в этой сфере. То появляется орфографическая полиция, то еще что-то.
– Да, тут я согласен, и наша Людмила Алексеевна Вербицкая много этим занимается. Она меня, кстати, просила выступать по этим проблемам в школах. В одной из школ я прекрасно поговорил со школьниками, их интересовали русские пословицы, они подготовили целые рассказы, представляете? По моим ощущениям, в Питере этим занимаются. Но и в других городах к языку неравнодушны.
– Кстати, я недавно была в Петербурге и купила в одном из книжных магазинов набор шоколада, который называется «Русско-питерский словарь». Там все эти слова: поребрик, кура, бадлон. Как вы думаете, могут ли другие города в России так использовать свои языковые особенности? Есть что разместить на шоколадках?
– Безусловно! Мы недавно были в Магнитогорске, так там они издали большой словарь молодежного жаргона Магнитогорска. Там есть такие словечки! В них тоже можно конфеты заворачивать. Там еще сохраняется дух первооткрывателей Магнитки, и это накладывает свой отпечаток.
А вот мой бывший аспирант из Перми профессор Иван Алексеевич Подюков издал уже более 10 словарей: и диалектных, и по обрядам народным, и словарь местных топонимов. Есть такие же энтузиасты в Вятке. Во Пскове Татьяна Никитина сделала несколько словарей городского сленга. В Омске профессор Осипов занимался изучением городской речи. Это все очень важно.
– Вы говорите, что Вас очень порадовали школьники. А студенты сейчас грамотные?
– Это опять вопрос, который заставляет меня делать общие выводы, а я этого не люблю! Вот только что мы с женой были на Черном море в университетском студенческом лагере, на базе отдыха. Я специально туда поехал посмотреть на питерских студентов. И вы знаете, мы были очень довольны. Там были такие активные люди – они не просто лежали кверху брюхом и загорали.
И у нас на кафедре славянской филологии студенты активные, интересующиеся. Никогда еще не было группы, чтобы не было двух-трех студентов, которых можно назвать жемчужинами. С ними одно удовольствие заниматься! Да, кто-то дремлет на занятиях по чешскому языку. Но часто это связано с тем, что они просто работают, потому что на стипендию не прожить.
У меня к большинству студентов претензий нет. И в их речи я никакого ужасного жаргона не слышу. Кстати, если мне что-то не нравится (слово «блин», например), я просто с ними беседую, говорю, что это их языковой паспорт, и они больше это слово не употребляют. Во всяком случае при мне.
– Интерес к фразеологии у них есть?
– Есть, конечно, постоянно ученики появляются, из других республик приезжают. А в этом году я в Китае пробыл две недели. Китайцы вообще очень интересуются фразеологией. У них особое, символическое восприятие мира. У нас несколько китайцев защитили диссертации. Одна девушка – аспирантка У Шу Хуа блестяще защитилась по теме «Сердце и душа в русской и китайской фразеологии».
Мне кажется, что фразеология сегодня стала особенно востребована. Все хотят повлиять на своего читателя, слушателя и покупателя. Я сейчас пишу отзыв на диссертацию по языку рекламы. Там очень хорошо показано, как фразеологизмы воздействуют на психику, как помогают продать товар.
– Вы следите за новой фразеологией?
– Слежу, и не только я. Совсем недавно вышел огромный трехтомный словарь русских неологизмов – каждый том около полутора тысяч страниц! Это новые слова и выражения, которые появились с 90-х годов. Я все это изучал два месяца. Источников у всего этого много: это и англицизмы, и рекламные ролики, много жаргонизмов, которые раньше в речи политиков не употреблялись.
Вот несколько примеров, которые мне кажутся особенно интересными. Все они появились в 90-е годы и позже, некоторые забылись, а некоторые прижились:
- мордодел. Имиджмейкер
- клюквенник. Вор, крадущий из церквей; член воровской банды, занимающийся такого рода кражами
- съездюки. О депутатах 1-го съезда народных депутатов СССР
- морковка для осла; морковка перед мордой осла; морковка перед ослом. О заманчивом, выгодном предложении, обещании как стимуле для чего-либо
- лохматить бабушку. Обманывать, лгать
- с лохматого года. Очень давно
- в непонятке. В затруднительной, кризисной ситуации, конфликте
– Сейчас очень активно обогащается сетевая фразеология. Все эти выражения типа «дайте мне это развидеть» или «этот неловкий момент». Большинство этих выражений просто переводы. Не обидно, что своего ничего не выдумываем? Может, надо бороться с этими английскими кальками?
– Я к этому отношусь спокойно. То новое, что оказывается востребовано, оно сохраняется. Искусственное быстро уходит. Вспомните, например, выражение «коней на переправе не меняют». Многие считают, что оно наше, русское. Но ведь это крылатая фраза американского президента Линкольна. Или выражение «класть все яйца в одну корзину» – это тоже англицизм, а видите, как прижился!
Наши пуристы бунтуют против явных заимствований. А то, что рядом очень много буквального перевода, они не замечают. Я в этом логики не вижу. Один мой московский коллега когда-то выступал против слова «компьютер», и что из этого вышло?
– Как бы Вы успокоили тех, кто считает, что язык умирает?
– Я бы сказал, что это не похоже не только на смерть, но и на болезнь. Мне нравится название вашей рубрики – «Мнимый больной». Это прямо соответствует тому, что мы видим в пьесе Мольера.
Язык может притвориться больным для тех, кто уж слишком печется о его чистоте. А часто пекутся совсем не специалисты. Им что-то непонятно – они готовы этому сразу же объявить войну! А на самом деле язык живет своей жизнью, которая связана с жизнью общества, страны, народа.
Один французский лингвист, Жозеф Вандриес сравнивал язык с рекой. Течет река, потом наступает поздняя осень, ее начинает сковывать лед. Смотришь – наступила зима, река вся покрыта льдом. Кажется, что течение остановилось. Но потом приходит весна, лед взламывается, и на поверхность выбрасывается куча мусора. Кажется, что все засорилось. Но проходит время, река очищается и течет дальше, подпитываясь новыми источниками.
Так что мусор уплывет, волноваться не надо. В 90-е мы пережили «взлом льда», а сейчас река начинает входить в свои берега. Разумеется, с теми живыми добавками, которые превращают наш язык в живой, как жизнь, по меткому выражению Корнея Чуковского.
Читайте также:
- Руководитель тотального диктанта: грамотность стала модной
- Наринэ Абгарян: От точки с запятой я бы избавилась в первую очередь
- Евгений Водолазкин: «Когда я говорю «Сударь!», на меня смотрят как на сумасшедшего»
- «Получается, что лингвисты всегда виноваты»
