Законодательные инициативы в последнее время сыплются на нас, как из рога изобилия: немудрено, что мы не успеваем даже просто за всем уследить, а уж отреагировать-то…
Тем не менее, под самые новогодние праздники, пока общественность горячо обсуждала антисиротские манипуляции Госдумы, был скоропостижно принят не только 400-страничный Закон «Об образовании», вызывающий массу вопросов социального, финансового, юридического и всякого иного толка, но и план мероприятий («дорожная карта») под длинным названием «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности образования и науки».
Документ, бесспорно, интересный и, как мне кажется, довольно наглядно показывающий, «куда ж нам плыть» по мнению стратегов нынешней образовательной реформы.
В блогах в связи с этим обсуждается главным образом одна, хотя и чрезвычайно животрепещущая тема – сокращение общего числа студентов и преподавателей (намеренно ограничиваюсь сферой высшего профессионального образования, в которой работаю последние два с лишним десятка лет).
Не буду останавливаться именно на этом: дискуссии на эти темы всегда «сваливаются» в неизбежные полемики о том, все ли нынешние преподаватели хорошо учат и все ли нынешние студенты хорошо учатся. Поскольку ответ на эти вопросы кажется очевидным вне зависимости от численности приведенного контингента, я бы хотела сказать о другом.
Если верить документу, предполагается, что число студентов на одного преподавателя, которое сейчас чуть больше, чем 9, к 2018 году достигнет двенадцати. Кажется, какая, собственно, разница, ну, будут группы побольше, что здесь страшного-то?
Давайте попробуем посчитать по-другому. При наборе на филфак в 25 человек (в среднем по стране) на четырёх курсах (бакалавриат) мы получаем 100 человек студентов и кадровый профессорско-преподавательский состав факультета в 8 человек.
Один человек читает всю русскую литературу, один зарубежную, трое-четверо ведут иностранный язык, двое-трое – русский, включая культуру речи. Или, скажем, набрали на классическое отделение пятерых – четыре года дают 20 студентов. Ладно уж, округлим и возьмём двух преподавателей. Видимо, одного на древнегреческий, другого – на латынь.
А что, что-то ещё надо? А зачем? Кафедры утрачиваются, факультеты, как теперь принято говорить, сливаются. Да что там говорить: если грубо прикинуть, какова должна быть в этом случае численность преподавателей филфака МГУ при сохранении нынешнего плана приёма, получится (с учётом договорников, между прочим), чуть больше сотни. А на бюджетный бакалавриат хватит и 85. И пусть читают «от Адама до Потсдама». У меня только один вопрос: при чём тут, простите, эффективность?
Как при такой статистике обеспечить «высокое качество программ магистратуры», я, признаться, теряюсь в догадках. Наверное, всё-таки высвободить преподавателей из бакалавриата, а этот последний – опять же, для большей эффективности – можно и на самообразование потихоньку перевести. Уж реформировать – так реформировать.
Отдельного внимания заслуживает введение «федерального экзамена для бакалавров», который, судя по замыслу разработчиков этой идеи, должен стать очередным витком ЕГЭ, но на качественно новом уровне. Опять же, на бумаге всё абстрактно и даже может понравиться: мы же все за объективность и против того, чтобы рука руку мыла.
Реальность, однако, такова: третье поколение стандартов предполагает, что 50% содержания образования наполняется конкретным вузом, различные университеты с особым статусом (МГУ и СПбГУ, федеральные, научно-исследовательские) имеют право обучать по собственным стандартам. Что же именно будет сдаваться на этом экзамене? Может ли быть общий экзамен для русистов и классиков? А для изучающих в качестве основного языка норвежский, с одной стороны, и словенский – с другой? Языки школьного ЕГЭ ограничили четырьмя, а тут как? Может быть, лучше сразу по физкультуре экзаменовать – она вообще обязательна для всей страны?
12-й пункт таблицы загадочным образом ставит распределение контрольных цифр бюджетного приема в прямую зависимость от числа публикаций в мировых научных журналах, индексируемых в базе данных Web of Science. Как известно, гуманитарное сообщество уже давно пытается обратить внимание реформаторов на то, что эта база с трудом применима для создания адекватного представления о научном уровне учёного-гуманитария. От себя отдельно замечу, что в особенности – учёного-русиста, поскольку рассчитана в первую очередь на англоязычные (прежде всего – американские) журналы, тогда как международным языком русистики, как это ни удивительно, может быть, для реформаторов, пока что является русский. Естественники регулярно предлагают подключать альтернативную базу «Scopus», мы говорим о необходимости учитывать данные систем, рейтингующих русскоязычные публикации, но наверху никого не слышат. Не хотят слышать.
С наукой, опять же, – отдельный и непростой вопрос. Конечно, это отлично, когда все преподаватели университета не только блестящие лекторы, но и маститые учёные с мировыми именами, публикующиеся за рубежом и составившие себе имя. Вот только реальная жизнь часто такова, что великий учёный не всегда хорошо читает лекции, а прекрасный преподаватель не всегда всерьёз занимается наукой на мировом уровне. И так ли важно для эффективности образования (sic!), чтобы преподавали именно и прежде всего великие учёные, я совершенно не уверена.
А ведь в документе предполагается ещё и «государственное задание на реализацию образовательных услуг высшего образования» с учётом «приоритетов развития региона и результатов ЕГЭ студентов, поступивших на 1 курс», и дифференцированная оплата труда преподавателей в зависимости от этого задания и этих приоритетов, и учёт уже неоднократно обсуждавшихся размеров средней зарплаты профессорско-преподавательского состава (ответственность за которую, как мы уже поняли, государство практически полностью сняло с себя и переложило на ректоров вузов, раз требует существенно больше, чем даёт само), и повышение доли преподавателей моложе 30 лет (что, конечно, прекрасно, но вот только филолог, например, редко защищает кандидатскую раньше 25-27 лет и докторскую раньше 40).
А если уж совсем о мелочах, то одно только «ежегодное проведение мониторинга» вузов, где в графе «исполнитель» смиренно указано профильное министерство, будет стоить учебным отделам всех университетов страны таких нервных, временных, бумажных и прочих затрат, что останется только печально воздохнуть о тех временах, когда аккредитация и лицензирование были всего-то навсего раз в пять лет. И когда при этом вести увеличившуюся и ставшую весьма разнообразной нагрузку, публиковаться в высокорейтинговых журналах, работать по грантам, повышая показатель средней заработной платы по вузу, не говоря уже о том, чтобы просто жить, остаётся непонятным.
Но зато к 2018-му году аж два, а к 2020-му – целых пять российских вузов войдут в первую сотню престижных мировых рейтингов.
И, видимо, наступит счастье.
…Ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться,
И пряников, кстати, всегда не хватает на всех…
Читайте также:
