Андрей Десницкий
Мне довелось участвовать в передаче Александра Архангельского «Тем временем», которая предваряла первую серию фильма «Жара». Там прозвучало много интересных мыслей, но мало какие удалось договорить до конца, а что-то выпало при монтаже – таков уж формат телепередачи. И теперь я хочу не то чтобы кулаками после драки помахать, а скорее порассуждать на одну достаточно важную тему, которая была там намечена.
Сегодня нередко в Церкви видят корпорацию, в священнике – функционера. Но в советские годы в одной из областей было два священника, а сегодня их там более двухсот. Понятно, что искренних и честных людей, у которых в глазах виден отсвет вечности, «среди этих двухсот больше, чем было среди двух», как сказал один из участников передачи, Сергей Кравец.
Более того, тех двух было не видно и не слышно за пределами храма, да и в храме-то они знали, что обо всяком выходе за рамки будет доложено, куда надо, и рискуют они не только личной свободой, но и благополучием всего прихода. Вот и приходилось им помалкивать.
Сегодня все иначе: батюшек зовут на общественные мероприятия, «приглашают в телевизор», Церковь может невозбранно высказывать свое мнение буквально по любому поводу. У нее есть не только официальный «Журнал Московской Патриархии» (да и он сильно изменился и стал далеко не таким сухим и официальным), но и множество других изданий, есть радиостанции и даже телеканалы, ориентированные именно на церковную аудиторию.
Отчего же часто получается так, что точка зрения священника просто не доходит до людей, они отмахиваются от всей этой «поповщины» как от чего-то заведомо нудного, да еще навязанного им сверху?
Разумеется, можно много говорить о том, что нравы развращены, да и мы сами оказались не готовы к этой информационной свободе. Всё это верно. А кто и когда был полностью готов ко всему, что приходилось делать? Только космонавты, наверное, которых годами тренируют ради краткого полета, да и у них ведь встречаются нештатные ситуации.
Но я задумался в связи с этим вот о чем… В советские времена если у человека возникал вопрос «а что же говорит на эту тему Евангелие, чему учит Церковь, каково отношение христиан к этому вопросу?» – он шел к священнику или знакомому мирянину, которому заведомо доверял.
Дальше уж как повезет: мог встретить святого подвижника, мог – малограмотного требоисполнителя, но одно можно было знать точно: встреча состоится. Два человека поговорят лицом к лицу, посмотрят друг другу в глаза… и если отсвет вечности не останется незамеченным, вопрос о чем-то внешнем станет поводом для встречи с самым главным Ответом.
Да не так ли происходит сплошь и рядом в Евангелии, где люди приходят ко Христу со своими вопросами не о главном, а получают куда больше, чем просили? Не так ведь бывает важно услышать некие правильные слова, как увидеть живого человека, вступить в общение с ним.
Сегодня нет нужды никуда идти. Можно включить телевизор, еще проще зайти в интернет, найти заявление главы соответствующего синодального отдела на соответствующую тему – вот тебе и исчерпывающий (как кажется) ответ. Только никто тут в глаза никому не посмотрит, люди будут вместо этого отмечать всякие политические выгоды и тактические приемы, строить домыслы: ага, он так говорит, потому что на самом деле ему выгодно то-то и то-то.
А еще бывают всякие ток-шоу, как у предков наших кулачные бои: кто-то там обвинил священников в повальной педофилии, а кто-то другой потребовал доказательств, и нашел педофилов среди атеистов… интересненько, кто кого перекричит, кто кого надежнее замарает в новомодной этой пакости?
Я не знаю, надо ли ходить на такие ток-шоу, если зовут. В конце концов, дело совести каждого, за всех сразу не решить, идти ли со щитом и мечом на словесный поединок или благоразумно отстраняться от совета нечестивых заседателей. Но содержание должно соответствовать форме, а говоря по-нашему, в новые мехи вливать новое вино – да и не забывать при этом, что старое всегда ценится больше.
Старое вино – это те самые встречи лицом к лицу. Не торопливая исповедь сотни причастников, каждый из которых два слова едва успеет сказать, и не проповедь с амвона, одна на всех, а открытая для каждого возможность личного разговора со священником или грамотным мирянином на самые разные темы. За богослужениями и требами времени на это не остается, да и желания часто нет, и умения…
Кстати, нет ничего удивительного, что сегодня площадкой для таких разговоров обычно становится не приход, а интернет, только здесь мы опять-таки не видим лиц друг друга и очень часто ведем бои с тенью, существующей лишь в нашем воображении. Хочется прокричать на всю вселенную… только не всегда это обязательно.
По примеру тех же советских лет мы видим, что не обязательно обращать многолюдные толпы, но важно действительно общаться с личностью. Придет время, повалят в храм и толпы – но важно, кого и как они там встретят. А массовость… как много тратилось коммунистами сил и средств на пропаганду, как клялись все они в своей преданности делу Ленина и курсу коммунистической партии – но когда рухнул СССР, из миллионов членов этой самой партии не встал на его защиту ни один человек… зато добрая половина в это самое время выясняла, что нужно приносить в храм для крещения. Тапочки, простыню, чистую рубашку и энную сумму денег… Массовость сменила вектор.
А новое вино – это разговор с современной аудиторией, с теми самыми толпами. Его от нас ждут, никуда не деться. И он не может и не должен строиться по модели доверительной беседы батюшки с вопрошающим, прежде всего потому, что это не встреча двух личностей. Это публичное выступление, у него есть свои законы, человек Церкви тут неизбежно выступает как игрок на поле политическом и общественном, а у этой игры есть свои правила.
Можно сказать исповедающемуся в ответ на его недоумение: а ты не обращая внимания, ты смиряйся, молись, и Господь всё управит, – и это во множестве случаев будет самый правильный ответ. Но нельзя, никогда нельзя говорить так обществу, ждущему ответа на важный для него вопрос. Пусть даже и вопрос невысказанный, или высказанный неверно… Тут нужно говорить кратко, емко и по сути.
Одна женщина-психолог, которая работает с детьми-сиротами, написала в моем блоге: «сейчас прям дыра ощущается в обществе в том месте, в котором должна быть живая Церковь». Можно возразить, что никакая не дыра, что проходят богослужения, строятся храмы, и в телевизоре выступают батюшки, и на радио… Только ведь это Церковь в основном сама про себя рассказывает: какой сегодня праздник, как поститься, как молиться. На вопросы общественно значимые ответ удается услышать намного реже.
Вот простейший пример: выходят новые переводы Библии, один из них был издан этим летом и продается многотысячными тиражами. Как относиться к нему – читать ли, доверять ли? Достаточно ли он хорош – а если недостаточно, то будет ли в Церкви подготовлен какой-то другой, лучший? Мы ничего не слышим об этом. А ведь это только один, и притом совершенно «профильный» пример.
Может быть, иерархи не торопятся давать ответ именно потому, что вопросы всё это спорные, существуют по их поводу разные мнения и в самой Церкви. Но может быть, тогда стоит как раз обозначить эту палитру частных мнений, отделив ее от церковного вероучения? Когда этого не происходит, то даже неосторожная фраза одного священника, вырванная из контекста, подчас воспринимается как целостное церковное вероучение о том или ином предмете, обязательное для всех верующих. Особенно если батюшка не решился сделать оговорку, какой и апостол Павел не стеснялся: «я не имею повеления Господня, а даю совет» (1 Кор 7:25). То есть, говорю не от имени Церкви, а высказываю личное мнение, одно из многих.
Самое лучшее, конечно, не повеления раздавать и не советы, а действовать, преображать жизнь вокруг себя. Примеры есть – да хотя бы Синодальный отдел по благотворительности. Это место, люди действительно встречаются лицом к лицу не ради протокола, а ради добрых дел, без которых самая правильная вера, как мы знаем, мертва. Но благотворительность – далеко не единственная сфера жизни, где так остро сегодня ощущается нехватка и главных смыслов, и человеческой солидарности.
А слова о «дыре, где должна быть Церковь» я предлагаю понимать не как упрек – скорее, как призыв к действию, как стремление к личному и содержательному разговору и на индивидуальном, и на общественном уровне. Нас не обидеть хотят – нас очень ждут.
