КАК вы относитесь к Легойде?
Знаю, знаю, можете не продолжать: уважаете, цените, некоторые даже любят. А я боюсь.
Раз в месяц я нажимаю клавишу и отправляю в ФОМУ свой рассказ.
А куда еще прикажете отправлять? Назовите мне журнал, где автор, который еще не потерял интерес к жизни и способен изложить его в художественной форме, может разместить текст, не опасаясь при этом, что по дороге в типографию потеряют запятые? Да, пара -тройка редакций еще умеет составлять слова в предложения. Но одни из них, оставшихся, засучив рукава, борются с кровавым режимом, другие, наоборот, обожают упомянутый режим, размазывая по страницам слюни. Не буду врать, есть издания, сохраняющие присутствие духа,- но дух при этом носит характер сугубо толерантный, в том смысле, в котором его носителями являются чистые и убежденные агностики.
Смысл же моих скромных литературных претензий заключается в поисках любви,- и дамские романы здесь совсем не причем. Внутренний мир современного человека, чья душа истосковалась по христианству,- вот что является объектом моего посильного художественного осмысления.
Казалось бы, полно православных изданий, печатайся — не хочу. Но так трудно подобрать тон, когда пишешь о вере, и так легко свалиться в сюсюканье или пафос. Я знаю, я сама бьюсь над этим в каждом тексте. А ФОМЕ это удается! Как они нашли эту верную, спокойную интонацию, эту точную дистанцию: на полшага назад — и ты в самой сердцевине.
Есть, конечно, ПРАВМИР, с его полемическим задором, и когда строчки прямо горят под руками, нужно немедленно отдавать текст к ним.
Но если ты лелеял каждое слово, робко выставляя на показ свой религиозный опыт, которому сам едва веришь,- только ФОМА.
— Мне понравилось!- незамедлительно отвечает мне по почте юный Шешин,- отправляем Владимиру Романовичу!
И мы почтительно ждем.
Ждем, что скажет мне главный редактор самого лучшего журнала.
И через три- четыре дня я нахожу у себя в почте ликующее послание: -Ему понравилось! Ставим на июнь!
А иногда бывает даже и так: звякнет ноутбук, и у меня в личке появится аватарка со знакомой фамилией.
— Спасибо, Елена Константиновна,- пишет мне страшный главный редактор,- за ваш рассказ!
