Опубликовано в газете «Известия«
Дмитрий Соколов-Митрич
Есть такая классическая байка про циничный журналистский быт: «Что? Авария на МКАД? Сколько погибших? Всего двое? Нет, тогда писать не будем. Про аварии пишем от пяти трупов».
Доля правды в этой байке есть. Действительно, когда мы, журналисты, получаем известие об очередной трагедии, мы не рвем на себе волосы, не роняем скупую слезу и даже не теряем аппетит. Какой бы ад ни случился на наших глазах, мы остаемся в своем психологическом «домике». Потому что если каждый раз репортер будет погружаться в этот ад на всю голову — он очень быстро сойдет с ума.
Мы даже умеем шутить, когда надо плакать. Этот смех — непреодолимая эмоциональная разрядка. Сторонний человек, оказавшийся на планерке любого более-менее серьезного СМИ, наверное, подумает, что журналисты — это изверги, для которых нет ничего святого.
Это обыкновенное эмоциональное выгорание. Неизбежный побочный эффект в некоторых сферах деятельности. Журналисты, спасатели, врачи скорой помощи, милиционеры, священники, онкологи, актеры, военные, психологи, политики — эти и немногие другие профессии всегда были в зоне риска. Человеческая психика не резиновая. У каждой нервной системы есть свой лимит на слезы. В какой-то момент они высыхают на всю оставшуюся жизнь.
И вот я, весь такой выгоревший, прочитав на днях последние новости из Кузбасса, сбормотнул в своем блоге что-то на тему: а неплохо было бы вообще-то объявить национальный траур по погибшим в шахте «Распадская».
Сбормотнул — и пошел спать. Спал хорошо, страшных снов не видел.
Утром включаю компьютер, читаю комментарии:
«Да что вы комедию тут играете?! Всем плевать. И делать вид, что вам не все равно, — это еще хуже, чем просто не замечать».
«Им заплатили компенсации в миллион рублей! Помимо всех остальных выплат! Но вот траур не объявили, и теперь правительство плохое. Клоуны, ваще».
«Национальный траур объявляется от сотни погибших. Региональный — от десяти. Разве не так?»
«А чем погибшие шахтеры лучше погибших автомобилистов? Военных? Милиционеров? В России погибает ежедневно столько народу, что траур можно и не отменять. Загонять остальных в стойло показного сочувствия — свинство».
«Мне, честно говоря, тоже нет никакого дела до погибших шахтеров».
«Хорош истерить!»
Таких комментариев — едва ли не больше половины. Некоторых авторов я знаю лично и привык их идентифицировать как адекватных людей. Это люди не тех профессий, которым такие вещи простительны.
Стал ли я ругаться в ответ, топотать ногами по клавишам, обвинять в бесчеловечности и отмороженности? Нет, не стал. Потому что давно заметил одну тенденцию — столь же неприятную, сколь и неотвратимую: выгорают уже не только люди романтических профессий. Выгорают все. Со скоростью лесного пожара. Среди «выгоревших» может оказаться кто угодно: бухгалтер, секретарша, работник конвейера, вагоновожатый, пенсионер, домохозяйка и просто безработный. Все, у кого есть доступ в интернет и стремление знать о происходящем вокруг как можно больше из первых рук. Всемирная сеть стала мощнейшим выжигателем человеческих нервов. На монитор компьютера, как мошки на электрическую лампочку, летят миллионы человеческих душ, больно ударяются, обжигаются, падают, ломают крылья.
Но сначала — немного матчасти. Термин «синдром эмоционального выгорания» (burnout) впервые ввел американский психиатр Герберт Фрейденбергер (Herbert J. Freudenberger). По его мнению, эта неприятность случается с теми, чья работа сопровождается напряженным эмоциональным контактом с людьми. Среди симптомов эмоционального выгорания ученые выделяют прогрессирующее безразличие, дегуманизацию в форме растущего негативизма, ощущение неудовлетворенности, деперсонализации и в конечном счете стремительное ухудшение качества жизни — даже на фоне финансового благополучия. В крайних своих проявлениях burnout может сопровождаться тяжелыми невротическими расстройствами и психосоматическими заболеваниями. Синдром эмоционального выгорания, как правило, поражает людей открытых, неравнодушных, склонных к сочувствию и идеализму. В результате передозировки негативными эмоциями у них срабатывает механизм психологической защиты в форме частичного либо полного исключения эмоций в ответ на психотравмирующее действие.
Когда Фрейденбергер описывал свойства этого синдрома, не было еще такой разновидности «напряженного эмоционального контакта с людьми», как интернет. Не было блогов, ютуба и прочих возможностей получать окружающую действительность в ощущениях — такой, какая она есть на самом деле. Даже в демократических странах действовал естественный информационный фильтр. Температура информационной среды вокруг большинства людей была в той норме, при которой она может греть или охлаждать, но не сжигать и замораживать. Если обыватель не попадал на войну и не выбирал экстремальную профессию, он жил в мире терапевтических иллюзий, имел крепкие нервы и продуктивные убеждения.
С появлением интернета и новых технологий гласности агрессивность информационной среды многократно усилилась. Давление на неподготовленные человеческие мозги возросло на порядок. За один вечер активный пользователь интернета сканирует такое количество впечатлений, от которого раньше он как минимум получил бы бессонницу. «Сосулька убивает человека (видео)» — клик — «Помогите! Сашенька умирает от рака!» — клик — «Коммунальный беспредел в Саратове» — клик — «ЫЫЫЫЫЫ!!! Гаишники танцуют под «Белую стрекозу любви» — клик — «Выходцы с Кавказа устроили праздничную стрельбу в центре Москвы (видео)» — клик — «Наиболее вероятный сценарий гибели России. Многабукв.» — клик — «АААААААААА!!! Ресин будет главным по борьбе с коррупцией в Москве» — клик — «Сашенька умерла. Прошу молитв» — клик — «Выкладываю фотки со вчерашней днюхи. Громко не смеяться!» — клик…
И тут вдруг кто-то странный призывает немножко поскорбеть по шахтерам, которые воюют со своими метановыми датчиками. Чего это он? С какой стати? Чем погибшие шахтеры лучше погибших автомобилистов? Военных? Милиционеров? Сашеньки?! Человека, прибитого сосулькой? Нет, ну правда — чем?
Информационным потоком человеческие мозги выжигаются, как утюгом. Рецепторы, которые генерируют эмоциональную реакцию, — стираются. На фоне лавины интернет-эмоций происходит инфляция отдельно взятого ужаса. Спросите у людей, которые занимаются благотворительностью, как у них дела. И они скажут: хреново. Очень много бывших жертвователей эмоционально выгорели, они не видят смысла в том, чтобы помогать, у них «дегуманизация в форме прогрессирующего негативизма».
У меня тоже так было году на пятом журналистской карьеры. Но потом открылось второе дыхание. Я научился понимать, что «пишем от пяти трупов» — это не позиция, а вынужденная необходимость. Все трупы на газетную полосу не поместятся. Я понял, что «психотравма» — это не фигурально, а реально. И что «выгорание» — болезнь, которую надо время от времени лечить. Или хотя бы скрывать. Или хотя бы притворяться здоровым. Берегите себя.
Читайте также:
