Мамонов, Охлобыстин и Тагава — о фильме «Иерей-сан», любви и зле

Пётр Мамонов: Что будем делать в четверг, если умрем в среду?

Боря Гребенщиков три раза плакал, поэтому всё. ОТК выдан.

Мы до встречи говорили, что ведь вопрос-то один у нас в жизни: зачем?

Зачем мы здесь сидим?

Зачем мы сняли это кино?

Зачем? О чем мы думали?

Видите ли, задача ведь одна, как сказал Александр Сергеевич сказал, «и чувства добрые я лирой пробуждал». Оказывается, можно снять в наших условиях — жестких, непростых -хорошее, доброе, сильное, интересное и очень качественное кино.

Обычно, как только вера православная – это сразу что-то такое в темноте, чего-то они делают со свечами, чего-то не очень ясно, что такое, какой-то такой «красный уголок» православный. Нет! Оказывается, православие – это качество, вера – это дух, а дух творит себе формы. Какого мы духа, такие будут и формы.

Кино, на мой взгляд, даже не о ситуации в нашей стране, а вообще о том, зачем мы на этом свете живем, что будем делать в четверг, если умрем в среду. Вот один вопрос. Завтра умрем.

Вот люди погибли, 224 человека.

Что с ними теперь? Где они как? Что они? Пропали? Пыль, пепел?

Мы здесь недаром появились все. Недаром, не просто так это всё. Поэтому если мы явимся в какой-то малой степени нашей мелкой носителями духа, то всё состоится.

Очень важно, каков каждый из нас. Потом, конечно, можно выйти на площади, махать лозунгами, но, прежде всего, какой ты. Страна – это ты. Как сказал Николай Васильевич Гоголь, общество состоит из единиц. Мне кажется, об этом кино: какой ты?

Мой герой, он одинокий охотник, не очень верующий. А он встал и пошел за правду. Лучше ведь умереть за правду, чем от водки, правда? Если ты так хочешь. Сейчас у молодежи модны суицидальные настроения. Хорошо, иди, воюй, погибни там, но за доброе дело, за правду. Здесь они (герои фильма – прим. ред.) на своем узком таком месте воюют, но стали насмерть. За что? За доброе, за правду, за истину.

Замечательный наш, гениальный Иван Иванович написал блестящий сценарий. Я как прочитал, говорю тут же: «Я иду с тобой». А я редко соглашаюсь, я вредный старик. Тут прямо так прекрасно всё: и чудеса, и перестрелки, и сюжетная линия вся выстроена, одно за другим происходит.

А так, оказывается, можно жить каждый день. Извините, я долго, сейчас я закончу… Я хочу еще маленькое такое… Жена хотела с мужем разводиться и говорит: «Чего делать?» – к священнику обращаясь. Он говорит: «Ты ему, когда с работы он приходит, тапочки ставь около двери пяточками к нему, чтобы он сразу – раз, ботинки снял – и туда». И брак сохранился тапочками. Наше кино – эти тапочки.

Иван Охлобыстин: Декорации от Господа Бога

Сложно оценивать то, что делаешь сам. Отцу Димитрию Смирнову очень понравилось, для меня он глобальный авторитет. Он такой человек, которого нельзя купить, нельзя подкупить, нельзя польстить. Сталь. И он умный еще, у него великолепный юмор. Он очень похвалил, я как на крыльях…

Вспоминается бытовой мистицизм при создании этой картины. У нас по сюжету красная глина должна быть, карьер залежей, из-за этого весь сыр-бор, там завод хотят ставить, людей выселить силой и беззаконием. А выясняется, в деревне, где мы снимали, так и есть, золотая земля.

Про колокол история. У нас было написано, что колокол то ли в лесу, то ли в пруду, уже не помню первоначально. И точно такая же история у них была: у них колокол во время революции сбили и в пруду утопили, а потом вытаскивали.

Когда снимали сцену, где первый раз сердится Нелюбин на священника, молнии у него за спиной  — все считают, что это компьютерная графика. Нет! Это тот самый киноинсайд, когда сидишь  в кадре, ты зловещий злодей, ты прямо сейчас людям открываешься как зловещий злодей, а у тебя сзади еще по декорации  — молния — от Господа Бога! Господь помогал. Господь приложил руку к этому произведению. И причем на таких явственных примерах, что для меня было полной неожиданностью намерение Кэри Тагавы креститься в православную веру. Я его спрашиваю вчера…

Пётр Мамонов: Уже недаром сняли кино, уже один обращенный есть. Одна душа для Господа дороже всей вселенной.

Иван Охлобыстин: У нас фильм окупился уже, нам прокат-то не очень нужен. Но хотелось бы всё-таки, чтобы он продавался…

Пётр Мамонов: Не продается вдохновение, но можно рукопись продать.

Фильм содержит много сцен драк и перестрелок, предназначен для аудитории от 16 лет

Иван Охлобыстин: (Решение Тагавы креститься – прим.ред) —  полная неожиданность, всегда охватывает такое деликатное желание, знаете, не потревожить.

Но я спрашиваю: «Кэри, сколько тебя не было?» – «Два с половиной года», – говорит. Два с половиной года. Так быстро время прошло, у нас тяжело складывалась вся эта история с фильмом. Дьявол, я думаю, что ставил препоны на дороге нашего благого дела. Но у нас теперь армада, теперь мы всё пройдем. У нас духовная армада.

Я подарил ему крест, резанный монахами Оптиной Пустыни, деревянный. Потом пришел архидьякон катехизировать. Там уже началась такая деликатная ситуация, что мы решили уйти. Для меня, знаете, всегда такой шок, когда человек становится со мной единомышленником. Всегда до последнего как-то сомневаешься, что ради чего-то это… Но это не ради пиара у него, это совершенно очевидно. Смысл какой?

Голливудский актер в далекой снежной стране принимает православие. Можно либо как чудо, либо как искреннее стремление к искренней вере. Опять же, забавно, если цитировать Достоевского, русский человек – это православный человек, русский человек без веры – это дрянь. Кэри-то, не знаю, как назовут-то его, Николаем (В крещении Кэри получил имя Пантелеимон – прим.ред.)? Будем звать «дядя Коля».

Диковинная смесь, мама – японка, тяжелую жизнь он прожил довольно. Он пытается по-голливудски романтизировать это всё и глянцевать, а сейчас он понял, это делать не надо, можно искренне. И русским больше нравится пострашнее. Ну, не пострашнее, а по-настоящему. Он очень это ценит. Его редко в жизни слушали, а он умный человек, он взрослый человек, он опытный человек. У него дивная совершенно история. Плюс, прийти сейчас к такому временному этапному окончанию. У него было много картин ярких, его запомнили внешность. До этого он был известен, выступал за Америку в федерации каратэ киокушин, если не ошибаюсь, конечно. Он дружил со всеми великими и в боевых единоборствах, и в рок-н-ролле. То есть дядька такой тёртый.

А как с ним было сниматься в партнерстве?

Иван Охлобыстин: Он комфортный, он профессионал. Профессионалы на дельфиньем языке уже говорят. Это, знаете, как подходит фотограф, ты знаешь, что ему нужно: фас, профиль, в другой фас, в анфас, голову чуть пониже, глаза на него. Такая первая схема, так же это и в кадре, так же это и у театралов, так же это и у всех остальных профессионалов.

По Достоевскому, получается, стал-таки дядя Коля русским человеком. Станет сегодня в четыре часа. Brother будет.

И потом, он всегда томился. Он японец сути. Он жил в Америке, он работал в Америке, он был успешным. В Америке работал, но томился. Он в Японию хотел.. И так вот Господь, представляете, таким волшебным путем чудотворным приводит человека назад на родину с другого континента через веру вообще византийско-греческо-еврейскую.

Очень это любопытно.

Кэри-Хироюки Тагава: Я видел ад!

Мой опыт пребывания в России  отличается от всех других моих опытов работы в других странах и общения с людьми из других стран.

Есть небольшая связь с Россией в истории моей семьи. Пока мой отец был военным в Соединенных Штатах, он изучал русский. И мой дядя, который был известным певцом в 60-е, приезжал в Москву каждый год с концертами. Он также говорил и пел песни на русском языке, поэтому он – часть моей истории, связанной с Россией. Так что я просто – некое продолжение моего семейного наследия в связи с Россией.

Меня впечатлила  глубина души русских людей. Это первое, что мне бросилось в глаза в общении с русскими людьми. Ваша душа, сердце и ум очень сильно отличаются от американского мышления, от американских людей и многих других. И абсолютно отличается от европейского мышления, в том числе. Вы происходите от какой-то глубинной энергии, которая чувствуется полностью, и это идет из японской части сердца и души.

Пока я рос в Америке, как раз японская часть моей души помогала мне выжить. И хоть я был далеко от своей родины, я научился воспитывать в себе японскую сторону своей души. Но как только я приехал в Россию, я почувствовал, то начало, которое есть у меня от Японии, очень близко к душе и сердцу русских людей. И главное, что я заметил, – это именно схожесть характеров и души двух этих народов: и вы, и мы – не солдаты, мы воины.

Чуть позже сегодня я обращусь в православную веру и начну свой религиозный путь. В моем пути это будет полный круг обращения в христианство за всю мою жизнь.

Фото Анны Гальпериной

Мой отец служил на Гавайях в военной службе Соединенных Штатов Америки. Моя мама была очень консервативных японских взглядов и культуры, очень много самурайской энергии характера, императорско-японско-военно настроенная. Поэтому в нашей семье было две страны: армия Соединенных Штатов Америки и японский флот. Эта пропасть  просто огромна. Моей судьбой стало впитать лучшее из обеих сторон этой пропасти и воспитать в себе.

В дальнейшем я жил, воспитывался и в Луизиане, и в Северной Каролине, и в Техасе, в худших частях Америки. То, что происходило в южной части Америки, когда я приехал туда в 55-м году, для меня это было что-то невероятное.

Я могу сказать это с полной ответственностью и серьезностью, что я вырос в аду. Поэтому если говорить о пути, о аде, то, в общем, для меня это не теория, а практика жизни в Америке, это опыт, который я прошел. И тростинка, которая меня спасала – это характер моей матери, которая всегда вдохновляла меня на то, чтоб я гордился, что я японец. Никогда не сдаваться и всегда быть победителем. Очень много для шестилетнего ребенка.

Мне удалось пробиться в Америке и найти свой путь, не путем битвы и драки, но и не сдаваясь. С начальных классов, я выбрал свой путь в том, чтобы объединять людей, вести их, а не драться. Ни в первом, ни во втором классе, не драться и не сдаваться, а жить, будучи лидером. Это было нелегко, но в этом был успех. И этот успех не означает, что я вписался в общество, это означает просто, что я стал успешным. Это не означает, что люди поняли меня и начали уважать меня просто потому, что я добился определенных успехов.

Всю нехватку честных и позитивных эмоций, связанных с успехом, я взращивал в себе. И всё, что я бы хотел связать с глубокой культурой, все, что я не мог связать с американской культурой, я связываю с вами. Я чувствую любовь и уважение русских людей по отношению к японцам, к нашим принципам, к чести, достоинству. Когда я вижу русских бойцов восточных единоборств, я сразу понимаю их, и они понимают меня.

И потому что я имею эту связь с матушкой-Россией, не просто Россией, а матушкой-Россией, я хочу быть частью вас. Я хочу и с вами поделиться любовью и уважением и как актер, и я могу быть учителем, в общем-то, я уже взрослый человек. Поэтому теперь, когда начинается мой путь в православной вере, пройден весь круг христианства, начиная с опыта христианства, который у меня был в Америке, я хочу объявить о том, что я собираюсь получить российское гражданство. Я знаю, это выглядит как-то странно, как будто спортсмен из Америки или актер из Голливуда, что-то новое, в общем, модное явление, такой новый тренд. Но мое решение идет от чистого сердца, от того пути, который я прошел через страдания и боль, и от понимания, что самое важное в жизни – всё-таки это душа и сердце.

Я понимаю, что в мире сейчас очень много проблем, конфликтов, и нет простых решений, всё достаточно сложно, но и в Америке, в общем-то, всё непросто. Это новое испытание. Стать православным христианином тоже непросто в данный момент, учитывая, сколько религиозных конфликтов, в том числе, мы имеем сейчас в мире. Но моя жизнь всегда была наполнена конфликтами и их разрешением. И это знак Божий, когда появилась в моей жизни возможность стать православным христианином. Возможность от Бога быть православным христианином и возможность как человеку найти свой народ. И неважно, каково будет испытание, какие будут сложности, я принимаю их как настоящий японский воин. И я благодарю вас за поддержку.

Почему Иерей-сан?

Пётр Мамонов: Когда   мы принимали решение по прокату, то первоначальное название «Иерей-сан», мы посчитали, что будет не очень понятно для наших зрителей. И поэтому,   было сделано предложение сделать вначале вообще название «Исповедь самурая», но потом мы всё-таки решили оставить первоначальное название и сделать через дефис «Исповедь самурая».

Зло в конце фильма победило?

Пётр Мамонов: Любовь. Выше этого ничего нет. Выше любви ничего нет в этом мире. Выше нашего отношения друг с другом ничего в этом мире нет. Всё остальное мы придумали. В результате победила любовь. Не какие-то факты, отвоевали они, не отвоевали. Вспыхнула любовь между ними, вот это то, о чем Кэри вам час рассказывал. Вспыхнула любовь. И это результат и этого фильма, и наших трудов. Но, как нас учат мудрые, добродетель – матерь печали. Добродетель, совершаемая без скорби, не вменяется в добродетель. Поэтому все наши скорби на этом пути, они были, так же и в нашем кино, все скорби на этом пути, они ведут к чему? К познанию истины. А истина где? Любовь. Вот и всё. Для любящих нет закона.

Иван Охлобыстин: Материала значительно больше. Каждая линия, каждая семья выстраданная, внутри благородные, светлые, красивые люди. Но в обстоятельствах, уже, вроде как, поникли, как цветы в ноябре. Неожиданно с появлением такого странного человека со странной внешностью  они начинают объединяться.

Фильм не может вместить всё, даже одной пятой вы не увидите того развития, что было вложено. Самое главное он оставил – он оставил церковь. Экклесия. Экклесия не означает стены, экклесия означает корабль, семейный корабль. Вот так если прямой перевод – семейный. Он оставил семью, он оставил дивных молодых ребят, и девчонка рожает, он оставил примирившихся любящих взрослых благородных людей, он вернул к себе душу, тепло. Тут опять охотник поверил, что есть тепло, и всё вместе.

Он уходит, так вот тихо, жертвенно уходит, зная, чем это закончится, он абсолютно реализован как самурай. Он преодолел последнюю степень боевого искусства – это неучастие в поединке, победа вне, над поединком. Его били над поединком, и он уже не отвечал, а когда вышел, он абсолютно был готов.

Брата убили. Если такая мафия сильная, то кирдык ему точно, он – источник всех неприятностей. И он пошел из побуждений чести туда. Это не процесс разрушения, это процесс утверждения. Он создал экклесию и пошел на жертву.

Пётр Мамонов: Созидающая сила – только любовь. Это такое правило.

Иван Охлобыстин: Простите меня, какие истории там классные, я плачу, прямо танцевать начинаю, поэтому у меня прямо слезы.

Пётр Мамонов: Поэтому созидать можно только по любви. Этому нам надо всем, между прочим, поучиться, и мне тоже.

Иван Охлобыстин: А вообще такого кино, как у нас, мало. Сиськи, письки, пистолеты, чертовня, уже обалдели мы от нее. Нам хочется чувствовать, нам хочется покрываться мурашками, нам хочется верить в будущее, и нам хочется такого, ух, надышаться можно только ветром, как кто-то из великих наших русских рок-н-рольщиков сказал. А нам предлагают что-то большей частью такой поп-корн, нездоровая, недомашняя пища.

Пётр Мамонов: И чуждая.

Иван Охлобыстин: А мы не прем на дизель, а нам настоящее искусство нужно. И этот фильм – это наша попытка сделать всё-таки, приблизиться к понятию «настоящее искусство».

Пётр Мамонов: Ещё очень важный момент, вот мы видим, я с молодежью общаюсь по рок-сцене, мы видим, что не получится здесь «Сникерса», не выйдет, не выходит. Соскакивают молодые люди с этой приманки, соскакивают. И это лишнее свидетельство тому, что такие фильмы появляются, и они нас радуют.

Мистер Тагава, я знаю, что Вы – мастер единоборств, и у Вас есть своя школа боевых искусств. В ближайшее время в России стартует православный проект «Русский воин», который пропагандирует традиционные ценности и занятия спортивными единоборствами среди молодежи. Что бы Вы пожелали русским воинам, которые будут готовиться к этому турниру?

Кэри-Хироюки Тагава: Этот фильм очень близок к моей жизни. Мой персонаж в фильме до того, как он стал священником, был якудзой, даже не самураем. Но у него были принципы, принципы самурая. И он покинул этот мир и стал священником. И когда я проводил свое собственное исследование этой темы, я обнаружил, что действительно было несколько якудз, которые стали священниками. И также я сейчас чувствую в своей жизни, что я складываю доспехи самурая и готов надеть робу священника.

Я многим бы хотел поделиться в опыте своем именно боевых искусств, но не с позиции драки.

Еще когда я только начинал заниматься единоборствами, первое, что я усвоил, что любая драка ведет к еще большей драке. Китайцы говорят, что если ты видишь неразрешенный конфликт – копай сразу две могилы (я могу неточно перевести сейчас): одну для себя, другую – для твоего оппонента.

Я испытываю огромное уважение к людям, которые занимаются единоборствами и посвящают этому всю свою жизнь. Мысль, скорее, не в самой драке, а в отношениях к единоборству, что это другая сторона единоборств, другой взгляд. Когда в воинов попадали стрелы, с этого практически началось иглоукалывание как наука. Поэтому и с этой стороны мне интересны единоборства, не с точки зрения того, чтобы учить, как драться, а находить новые пути для лечения души и тела. И это уже новая стадия. Звучит, может быть, просто, но это имеет отношение к любви.

Значение слова «самурай» – это «служить», служить благому, служить любви, для этого нужно иметь любовь и душу в себе, и настоящий воин должен иметь любовь и сострадание в душе, чтобы заниматься единоборствами. Я, в том числе, и тренирую борцов, и мог бы этим заниматься. И для меня было бы очень волнительно и интересно тренировать русских борцов.

 Где Вы планируете жить после того, как получите наш паспорт? И не боитесь ли Вы козней со стороны американских властей? Еще один российский гражданин, такой известный.

Кэри-Хироюки Тагава: Я буду жить в нескольких разных местах. Очень сложно совладать с русской зимой. Наполеон и Гитлер не смогли выжить в русской зиме, русская зима победила их. Я сдаюсь сразу, еще даже не ввязываясь в этот бой с русской зимой. Поэтому, конечно же, я не смогу жить в России постоянно.

Ну так в Крым.

Кэри-Хироюки Тагава: Это хорошо. В связи с актерской деятельностью, я постоянно путешествую, не нахожусь долго на одном месте. Я раньше жил больше на Гавайях. Сейчас, может быть, будет больше времени нужно проводить в Нью-Йорке для того, чтоб можно было всегда легко долететь до России. Я сталкивался с кознями и раньше, но вряд ли с тем, чего бы стоило бояться. Также им стоило бы поучиться чему-то новому в этом. И я, на самом деле, надеюсь, что, может быть, наоборот это поможет им взглянуть по-новому и научиться чему-то.

Какая стоимость, цена всей работы? Сколько было вложено денег? За какой период времени вы сможете их, как говорится, отбить? И гонорары, не называя конкретных цифр, но устроили ли вас всех гонорары на этом фильме? Хотя бы так.

Иван Охлобыстин: Сложно будет рассказать, но официально — я посмотрел — в «Кинопоиске» два миллиона триста. Я вообще денег не касался. Что касается гонораров, никто и не думал, что будет так, мы реалисты абсолютно. Если нет господдержки глобальной– это безумие. То есть все шли, по большому счету, мы шли за искусством больше, как за туманом и за запахом тайги. У нас не было иллюзий. В том числе, и Кэри понимал ситуацию и очень так смиренно к ней отнесся. Для него было самое искусство. Что касается сборов, опять же, знаете как, это нельзя предсказать совершенно. Абсолютно непонятно, что будет завтра.

Сейчас я могу сказать, что есть определенные трудности с постановкой всех российских фильмов в кинотеатры, потому что последние, наверно, месяцы вообще идет спад проката, похода людей в кино. И второе, несколько такое тяжелое отношение к российским фильмам. Пытаемся это преломить. И хочу всех пригласить, во-первых, 17-го во вторник на премьеру фильма в кинотеатр «Октябрь», всех будем рады видеть. Я думаю, что там можно продолжить индивидуальные интервью со всеми гостями, которые здесь есть.

Официальный сайт фильма «Иерей-сан. Исповедь самурая»