Каково это — быть мамой в наших реалиях? Кто поможет семье, которая не в состоянии справиться с навалившимися проблемами? Что делает и чего не делает государство для выхода из демографического кризиса?
«Мы останавливали на улице матерей, которые шли с детьми, и дарили им цветы», — радостно делились опытом участники одной молодежной организации на форуме, посвященном проблемам материнства и детства. Лучше бы на эти деньги издали пособие «Как делать с ребенком уроки без криков и рукоприкладства», — подумала я тогда.
Поддержка семьи, поддержка материнства — это хорошо, и лозунги провозглашаются из года в год прекрасные, и меры вводятся красивые: то материнский капитал, то земля для многодетных… И общественные организации работают, и церковные: ширится, к примеру, движение по предотвращению абортов, по поддержке многодетных семей. И все равно не оставляет ощущение, что нечто принципиально важное упущено.
Упущено вот что: российская мама выполняет слишком много функций, а ресурсов у нее для этого недостаточно. Она в одиночку заменяет собой всю отсутствующую социальную политику государства: она присматривает за младенцами, инвалидами и стариками, она учит и лечит, когда образование и медицина не справляются со своими задачами; она заменяет собой сиделок и дефицитных специалистов. При этом — работает полный день и ведет хозяйство.
Никаких социальных подпорок для нее нет: некому тебя заменить дома или заболела? — бросай работу. Успешная работающая мать, случись что, на удивление быстро маргинализируется и переходит в разряд социальных иждивенцев, живущих на нищенское пособие. Спасают только горизонтальные человеческие связи: родственники и друзья. Не имей сто рублей, да.
Тупик
Выпасть из общества легко. Рождается ребенок-инвалид, отец уходит из семьи, няни отказываются работать с инвалидом или зарплата матери не позволяет взять няню; в детсад или школу ребенка не берут, дневного присмотра нет, мать бросает работу. «Найти работу для матери особого ребенка — дело совсем гиблое, — рассказывает Лариса, мать инвалида из Петербурга. — Мне повезло. Те матери, кто не работает, — получают пособие 1200 рублей, и это колясочники, дети с тяжелыми нарушениями. Их мамы могут работать, только поместив ребенка в интернат. Сами понимаете, что это значит для ребенка. Если мать отказывается от интерната и растит ребенка одна, то она фактически живет на пособие и пенсию ребенка».
Два инвалида в семье (ребенок и бабушка, муж и ребенок, старые родители) на одну работающую мать — уже полная катастрофа. Социальных механизмов, позволяющих избежать вытеснения такой семьи в нищету, не придумано. Волонтеров, которые могут взять на себя хоть часть ухода, ничтожно мало; социальные центры не всегда доступны или способны оказать адекватную помощь; больницы «не лечат от старости». Сдать родного человека в дом престарелых или интернат в их нынешнем виде немыслимо. Некоторые матери годами не могут дойти до стоматолога или гинеколога, не говоря уже о парикмахере — не на кого оставить своих домашних.
Чтобы загнать мать в тупик, не надо даже инвалидности. Глубинка, райцентр, муниципальная однушка: не разменяешь и не продашь, муж бросил работу, запил, начал бить жену и детей. Милиция говорит — «убьет, тогда приходите», снять жилье не на что, идти некуда, родных нет. Как начинать жизнь с нуля? В столице еще можно набрести на общественные организации, которые помогают кризисным семьям, или на приют для матерей с детьми. Тут есть люди, которые знают, как помогать, и тратят на это свое время и силы. А в далеком райцентре — как повезет.
От нормальной жизни до тупиковой безысходности — минимальное расстояние. И нет умения решать проблемы, и непонятно, куда пойти, кто вообще хоть чем-то поможет — вспомнить хоть историю многодетной матери Дианы Ночивной из Ростовской области, которая покончила с собой из-за кредита в 10 тысяч рублей.
Многие организации сейчас отговаривают будущих матерей от аборта. Одни, убедившись, что женщина будет рожать, прощаются с ней: миссия выполнена. Ребенок рождается, мать не справляется — дальше как получится: отказ и детдом, запой и лишение родительских прав — и тоже детдом… Зато можно утешать себя тем, что спасли жизнь.
Другие возятся со своими подопечными — помогают одеждой, продуктами, лекарствами, по хозяйству, находят психологов и юристов, трудоустраивают… просто создают среду, в которой мать не одна. Это труднее, это требует иногда многомесячных усилий, а не двух-трех разговоров, в это надо вкладывать душу и деньги, которые жертвуют не особенно охотно, если это не лечение тяжелобольных детей или подарки детдомовцам…
Помогать семьям в кризисной ситуации умеют некоммерческие организации, которые обычно создаются людьми, хорошо понимающими проблему и знающими, как ее решать. Они, в отличие от государственных органов в их типичном варианте, исходят не только из понятий эффективности и пятиразового питания, но еще умеют учитывать такие нематериальные вещи, как привязанность и любовь. Таких организаций хоть и много, но недостаточно, чтобы закрыть собой все социальные дыры, их жизнь тяжела и нестабильна: зарегистрировать — волокита, помещение не найдешь, отчетность жесткая, условия существования очень непростые, с финансированием проблемы, с государством — сложные отношения…
Фото: Victorius, photosight.ru
Само государство, к сожалению, знает только два способа решения проблем: кнут и пряник. Пряник — дать денег, бесплатный проезд и путевку в лагерь. Кнут — родителей лишить прав, детей в детдом. Никаких промежуточных мер. Нет, есть и среди госслужащих люди, все понимающие про любовь и привязанность, про теток, запивших от тяжелой жизни, про поддержку семьи без изъятия детей… Но нужны не только отдельные хорошие люди, но и работающая система социальной поддержки населения. Пока ее нет — жизненно важные вопросы упираются в везение: найти понимающего инспектора полиции, грамотного врача, неравнодушного учителя, добрую соседку.
Просто выполнять свои обязанности
Матери чуть не единогласно говорят: лучшая помощь — это если бы государство просто выполняло свои обязанности. Чтобы школы учили, врачи лечили, матери не приходилось сбиваться с ног, просиживая по 3 часа в очереди в детской поликлинике и по 4–5 часов каждый вечер за уроками — с воплями и угрозами, потому что учиться дети решительно не хотят…
Сколько семей спасли бы от распада профессионалы, если бы они, в самом деле, сочинили для массового распространения методички вроде «Как делать с ребенком уроки и сохранять спокойствие», «Как не выходить из себя, если ребенок доводит», «Воспитываем без ремня», «Как разговаривать со школой», «Почему ребенок плохо читает», «Как добиться, чтобы дети дома не дрались», «Учим детей наводить порядок без нытья»… И кризисное: что делать, если ребенок агрессивен, врет, ворует…
Грамотная мать сама купит педагогическую книжку, пороется в Интернете или пойдет к психологу, — но кто научит этому мать малограмотную, которая книжку не купит, психологов боится, а в интернете знает разве что «Одноклассников»? На нее обратят внимание, когда ребенок после порки не сможет в школе сесть, и начнется: опека, суд, лишение прав… Не придумано у нас никаких механизмов воздействия на родителей, верующих в ремень, никаких способов научить их справляться с ребенком — только отнять ребенка.
Тихие драмы обычной, не кризисной, семьи не бросаются в глаза. Внешне она благополучна: обои не ободраны, бутылки по углам не валяются, пол подметен, в холодильнике есть еда. Но нагрузка, которую тащит на себе мать, серьезно превышает ее возможности. Особенно скверно, если с ребенком что-то не так — плохо учится, плохо себя ведет, чем-то болен.
Мать, если ей вообще хватает познаний догадаться, в чем дело, и сил, чтобы решать проблему, фактически берет на себя функции кейс-менедежера (специалиста, который координирует работу команды профессионалов) — не имея для этого ни опыта, ни знаний. И чем дальше от больших городов — тем недоступнее коррекционная помощь, тем больше очереди в логопедические и коррекционные сады, если они вообще есть, тем меньше умеют работать с проблемными детьми в школе.
Маме остается или опустить руки, или делать все самой: чтение, массаж, гимнастика, логопедические упражнения… А муж, родные, школа, поликлиника — все требуют от нее результатов, все обличают — и мало кто помогает. Вот припугнуть опекой за двойки, детской комнатой полиции за драку в школе, вот влепить штраф за недолжное исполнение родительских обязанностей — это пожалуйста.
Жизнь матери осложняется бытовыми обстоятельствами, о которых обычный человек даже не задумывается. Это и безбарьерная среда, которая нужна не только инвалидам, — ходить с коляской по магазинам трудно, оставлять ее рискованно, ребенка таскать на руках тяжело. Это и дыра между полутора годами, когда на ребенка перестают платить пособие, и тремя, когда его обязаны (до нового Закона об образовании) взять в сад: на что жить эти полтора года, если не пристроить дитя в ясли? Как выходить на работу, если его негде оставить?
Если в сад пристроили — что делать, если он работает до шести, а забрать ребенка можешь только в восемь? Выходит, к саду должна прилагаться нянька, и к продленке тоже? В Финляндии, например, есть круглосуточные сады, куда ребенка можно отдать в любое время суток и забрать не позже, чем через 10 часов; прекрасный выход для матерей с нестандартным графиком работы. А что делать, если с работы отпроситься нельзя, а все врачи в детской поликлинике заканчивают рабочий день в шесть вечера и по субботам не работают?
Самое тяжелое, самое больное для всех — образование и медицина. «У нас в городе много мам, чья очередь в детский сад так и не подошла до школы, — говорит Екатерина из Новокузнецка. — На что жить матери, которая не может устроить ребенка в садик — никого не волнует. Устроиться на полдня или удаленно в регионах очень сложно, работодатели не горят желанием брать на работу женщину с маленькими детьми. Бесплатная медицина как бы есть, но по факту надо или ждать обследования/приема несколько месяцев, или платно. Если ребенок заболел в выходные — поликлиника не работает, скорая лечение не назначает, в больнице, если не ложишься, тоже лечение не назначают и отправляют в поликлинику, которая не работает».
«Бесплатные лекарства инвалидам выписывают не те, что помогают, а те, что дешевы, — жалуется Эльвира из Иркутской области. — Реальной возможности выбора врача и больницы — нет, бесплатной помощи логопеда, психолога, психотерапевта нет, санатории недоступны».
Многие мамы за пределами больших городов жалуются на недоступность кружков, секций, вообще дополнительного образования. Одинокая мать двоих детей Юлия подсчитывает: «В Новосибирске шахматы стоили 150 р. в месяц, плаванье — 600 р., курсы юных журналистов — полторы тысячи в месяц… Переехали в Кузбасс — у дочери художка по 300 рублей, у сына музыкалка — 250 р… есть курсы фотомоделей за 1700, но мы не пошли».
По столичным меркам — смешные деньги, одно занятие стоит больше; для бюджета провинциальной семьи с одной небольшой зарплатой — удар по кошельку. На кружки надо возить, в шаговой доступности их мало, возить некому. Как затыкать эти дыры, если нет бабушки? А летом как без нее? Летние лагеря — да, пожалуйста, есть социальные путевки. Беда в том, что отправлять ребенка в лагерь по социальной путевке страшно: минувшим летом отгремело несколько скандалов с такими лагерями, организованными поперек всех санитарных и педагогических норм.
Папа
В неполных семьях живут около четверти российских детей, а в Москве и Петербурге — треть. Отец в российской семье, если он есть, обычно — фигура умолчания. Отец работает и зарабатывает на семью, все остальное он обычно полностью делегирует матери. Сам не вмешивается, не знает даже, о чем с ними говорить, кроме оценок.
По данным М. Малышевой, «участие отца в воспитании детей, за вычетом дисциплинирования, которым занимается каждый четвертый отец, является не только факультативным, но нередко и символическим. По затратам времени отцовский вклад составляет от 8,5% (помощь в приготовлении уроков) до 1,9% (уход за больным ребенком) материнского вклада» (цит. по: Гаевский и др., «Ответственное отцовство. Новые формы социальной работы. Методическое пособие. Спб, 2010).
Отец пьющий, отец бьющий, не понимающий, инфантильный, сидящий дома без работы, уклоняющийся от уплаты алиментов, — кто с ними работает? И общество в целом, и общественные организации, помогающие семье, обычно имеют дело с матерью: она доступна, до нее можно достучаться, а отец — это ветер в поле. А если он и есть-то негибкий, категоричный и склонный к репрессиям. Впрочем, некоторые школы и центры социальной помощи населению храбро берутся за курсы для отцов, папа-школы, работу с одинокими отцами, — но это капля в море.
Там, где все хорошо
Лучше всего обстоят дела, естественно, в полных семьях с двумя работающими родителями. Таким семьям, особенно московским, хорошо зарабатывающим, иной раз вообще ничего не надо от государства: они сами платят за образование детей (репетиторы, курсы, частные школы), лечатся у платных врачей или в рамках добровольного медицинского страхования, отсылают детей в платные лагеря, отдают в платные кружки. А поддержки хотят одной: нормальных условий для мелкого и среднего бизнеса. Сами заработаем, сами научим, сами вылечим, только не мешайте.
«Государство должно создать комфортные условия для не то что мелкого, а микро-бизнеса, чтобы матери с детьми (да и все остальные, но именно для мам, которые не могут работать полный день — это очень важно), имели возможность создавать частные магазинчики, ателье, детские группы кратковременного пребывания, чтобы бюрократизм и налоги для такого бизнеса были сведены к минимуму, чтобы это было просто и доступно», — говорит петербурженка Анна.
При этом у состоятельных московских семей жалобы те же, что и за пределами столицы: медицина и образование (хотя среди москвичек куда больше довольных районной поликлиникой, специализированной корреционной помощью для детей с проблемами развития и государственными школами, чем среди жительниц регионов).
Ирина: «Медицина отнимает уйму сил и времени. КПД взаимодействия по официальным каналам близится к нулю». Мария: «Мечтаю, чтобы школа не вываливала постоянно на меня свои проблемы, а решала их сама». Другая Мария: «Хотелось бы меньшего хаоса в области образования. Мечтаю, чтобы мне сказали, как в голландской школе: вы, мама, не вмешивайтесь, мы сами научим». Дина: «В школах от родителей требуют одного: „сделайте, чтобы он“ — далее подставить: „выучил математику, сделал уроки, не ходил по стенам в классе“… На вопрос „а как сделать-то?“ — молчание. И это претензия не к учителям, а именно к системе, где не предусмотрены ответы на эти вопросы».
В нормально работающей системе образования родителю не надо дублировать учителей. И дети, у которых нет родителей, справляются со школьной программой без репетиторов (а российские детдома все чаще просят денег именно на репетиторов для детей). В ней существуют способы учить трудных детей с проблемами поведения, а не только объявлять их преступниками. И помогать отстающим, а не только оставлять на второй год. В ней есть рычаги воздействия на «трудных родителей», в ней нет таких мер воздействия, как коллективное письмо родителей в департамент образования с требованием убрать из класса «социально опасного» первоклассника.
Общую проблему для всех российских мам сформулировала москвичка Ольга: «В целом вся система устроена так, что дети — это личный выбор и хобби. Можно ли быть матерью, не имея надежного тыла? Не-а, почти нереально».
И здесь не вполне уместен социал-дарвинизм, утверждающий, что бедных лечить и учить надо по минимуму, все остальное — за деньги, рожать детей вас никто не просил, и государство никому ничего не должно, а требование социальных гарантий есть потребительство. Если не вкладываться в затратную и «неэффективную» социальную сферу, придется вкладываться в содержание тюрем и детдомов.
Без вспышек
Как православные организации могут помочь семье? Демонстрации против абортов, уличные пикеты за нравственность, требования запретить телепередачи, фильмы и книги — все это имеет мало отношения к реальным проблемам российской семьи. И даже мощная борьба против ювенальной юстиции не вполне адекватна и осмысленна, потому что в ее рамках война идет с любыми способами помощи кризисной семье — как будто всякая семья в стране по умолчанию любящая и заботливая, и надо только ей не мешать.
Помощь семье — это вообще дело негромкое, неэффектное, долгое и трудозатратное. И не всегда здесь нужны большие финансы — иногда достаточно личных усилий, чтобы создать крепкую систему горизонтальных связей, работоспособную систему социальной поддержки, чтобы мама понимала, что она не одна со своей проблемой.
Приходские фонды взаимопомощи, помощь организациям, объединяющим родителей инвалидов, волонтерская помощь, работа с отцами, обучение родителей азам психологической грамотности, педагогики и христианской этики во взаимоотношениях с детьми, — это не так фотогенично, как публичный молебен или пикет против дарвинизма, не так скандально, как драка с гей-парадом, — но это реальные дела, которые влияют на реальные человеческие судьбы.
Православные организации и приходы делают очень много хорошего там, где это нужно: организуют приюты для матерей с детьми, создают группы поддержки для алкоголиков, наркоманов и созависимых, помогают адаптации выпускников детдомов, работают с осужденными женщинами в колониях — долго можно перечислять. Это и есть нормальная, повседневная помощь матери и семье. Но цветы раздавать, может быть, тоже неплохо: нужна ведь и просто радость в жизни, а не только практическая польза.
Правда, ко всему этому нужно главное: вменяемая политика государства в образовании, здравоохранении и социальной сфере. Без нее все остальное будет попыткой обогреть Вселенную и вычерпать море чайной ложкой.
Читайте также:
Как вырастить ребенка в неполной семье?
