Почему братья Стругацкие не имеют к «калужскому экономическому чуду» никакого отношения

Калужская область еще восемь лет назад была глухой дотационной провинцией. Сегодня местная экономика растет быстрее, чем китайская, всего за несколько лет здесь вылупился третий по мощности автокластер страны, сюда потянулись кадры даже из Москвы, а акулы мирового бизнеса в ответ на слово «Kaluga» приветливо виляют хвостом. Творцами местной экономической революции оказались не красавцы-прогрессоры, а дотошные зануды, страшные конформисты, упрямые исполнители. Похоже, экономические чудеса в России свершаются не по-стругацки, а ­по-ерофеевски: «Все на свете должно происходить медленно и неправильно». Впрочем, для управдомов мирового хозяйства это уже давно прописная истина.

Рыбаки и рыбки

Йозеф Баумерт очень любит сникерсы и вообще большой сластена. При этом он худой, стройный и похож на президентского пресс-секретаря Дмитрия Пескова. Баумерт — директор завода «Фольксваген Групп Рус», но по образованию биолог. Может быть, поэтому наш разговор о бизнесе все время съезжает в сторону природоведения.

У Йозефа Баумерта в Германии есть маленький пруд, в котором он разводит цветных карпов кои. Это очень редкое и недешевое хобби, им занимаются совсем немного людей, все они друг друга хорошо знают и представляют собой что-то вроде сплоченной мировой рыбной диаспоры. Хочешь сделать серьезную карьеру — заведи цветных карпов кои.

— А что в них такого особенного?

— Ну, во-первых, это красиво. На кои можно смотреть часами — и не надоест. Во-вторых, их разведение — очень увлекательный процесс. Каждая новая рыбка рождается с совершенно непредсказуемым окрасом, одна красивей другой. В каком-то смысле это похоже на выпуск новых моделей автомобилей. И в том и в другом случае речь идет о стремлении к совершенству.

«Фольксваген» — далеко не первый иностранный производитель, которого калужские «волшебники» затащили в свой регион, но именно он стал тем «якорным инвестором», чей приход послужил сигналом для мировых грандов. Конкуренция с другими регионами за ­него была жесточайшая, на финишной прямой Калуга шла ноздря в ноздрю с Ярославлем, но решающим аргументом для немцев стали даже не налоговые льготы, а аквариумная прозрачность отношений с местной властью. Современные машины — они в мутной воде не разводятся.

Мы с Йозефом Баумертом только что вернулись с праздничной церемонии, посвященной выпуску 500-тысяч­­ного автомобиля. Больше всего это напоминало игры ­доброй воли в образцовом пионерлагере. Огромный цех под завязку набит опрятными «синими воротничками». Попытки заговорить с ними пугают: перед тобой какие-то не в меру позитивные личности, никаких признаков «России для грустных».

Люди — это, конечно, не рыбы, но в управлении заводом талант естествоиспытателя тоже не лишний. Гендиректор «Фольксваген Рус» производил автомобили в разных частях света и сделал для себя важный вывод: чтобы добиться от людей нужного результата, ими нужно не управлять — их нужно просто изучать. Процесс изучения человека и есть процесс управления.

— Например, здесь, в России, надо очень осторожно работать над ошибками, здесь ни в коем случае нельзя персонифицировать проблему, — Баумерт становится похож на Паганеля, который сообщает о только что сделанном им открытии. — В Германии я могу прямо сказать перед всем коллективом: у нас происходит то-то, и виноват в этом такой-то сотрудник. Этот человек сделает выводы, поймет причины ошибки и устранит ее. А если я сделаю то же самое в России, первая реакция будет такой: «Ой, это не я!» Но стоит мне только указать на ошибку, не связывая ее с какой-то конкретной личностью, результат ­будет совсем другим. Русские люди в своем коллективе сами разберутся, кто виноват, сделают выводы, и проблема будет устранена.

Вообще, Калуга за последние несколько лет превратилась в Вавилон. Немцы, шведы, французы, финны, корейцы, китайцы, японцы — список высокоразвитых племен с каждым годом удлиняется. В гостинице за завтраком по-русски говорит только телевизор. На вновь открывающемся предприятии первыми карьеры делают филологи со знанием иностранных языков: гуманитарии лучше осваиваются в новой среде.

На каждом заводе свои понятия, свои управленческие традиции, свой «человеческий фактор». Причем чаще всего они совершенно не соответствуют ожиданиям. ­Например, завод «Вольво», вопреки своим либеральным шведским корням, оказался гораздо более замкнутым и непримиримым к местным обычаям. Директор Ларс Фарнског во время беседы вел себя с напускной демократичностью, но за ней легко угадывалась недоверчивость сурового скандинавского мужика:

— Нет, мы не подстраиваем свою систему под местный менталитет. Где бы мы ни работали, мы действуем, исходя из философии управления «Вольво», и тут компромиссов быть не может.

Кстати, Ларс тоже неравнодушен к тем, кто сидит в пруду. Фарнског — заядлый рыбак, причем ловит рыбу только в дикой природе. Вот только в Калуге ему по этой части почему-то страшно не везет: уже несколько раз выходил с удочкой на берег, но пока не поймал ровным счетом ничего.
Неправильные люди

Если бы лет восемь назад кто-то брякнул, что с Калужской областью произойдет то, что с ней в итоге произошло, это прозвучало бы примерно так же, как если сейчас заявить, что к 2020 году российская экономика ­уделает китайскую. Зависимость Калуги от федеральных дотаций составляла 46%. Место в рейтинге регионов — 80-е. Ни нефти, ни газа, даже леса кот наплакал. Губернатор — бывший директор совхоза, команда — либо ­чересчур опытные старперы, либо какие-то невнятные выпускники пединститута.

На вновь открывающемся предприятии первыми карьеры делают филологи со знанием иностранных языков: гуманитарии лучше осваиваются
в новой среде

Максим Акимов (Архитектор) — 43 года, коренной ­калужанин, по натуре лидер, но в политическом смысле абсолютный конформист. Коллеги и даже некоторые ­недоброжелатели безоговорочно признают его архитектором калужского экономического чуда. Закончил истфак Калужского государственного педагогического университета. После недолгой работы школьным учителем сделал медленную, но уверенную карьеру в калужских органах власти. С должности замгубернатора в прошлом году был взят в правительство РФ заместителем руководителя аппарата. Его кабинет теперь находится прямо напротив кабинета непосредственного начальника — Владислава Суркова. Похоже, большое будущее этого человека еще только начинается.

Николай Любимов (Отличник) — тоже педагог, однокашник Архитектора, был лучшим студентом курса. По мнению некоторых коллег, именно Акимов перетащил своего друга из науки во власть и тем самым «поломал жизнь». Сам Любимов над этой версией смеется, но как-то подозрительно долго. Если Акимов — мозг команды, ­натворившей в Калуге чудес, то Любимов, бесспорно, ее душа. Балагур, весельчак, очень большой (физически) и очень добрый человек, но неудобным его не назовешь. Траектория должностного роста Николая почти в точности повторяет карьеру его друга: министр экономразвития — глава города Калуги — заместитель губернатора.

Максим Шерейкин (Умница) — 38 лет, коренной калужанин. Пожалуй, единственный из всей команды, кто хоть немного соответствует общепринятым представлениям о «креативном классе». Творческий полет мысли старается сочетать с дисциплинированностью, но удается ему это не всегда: однажды губернатор даже понизил его в должности. В команде выполняет роль ведущего аналитика и визионера, безошибочно определяющего, куда ­надо двигаться дальше. Трудовую деятельность начинал сисадмином в банке, в 1998 году пришел в администрацию области на должность специалиста отдела и с тех пор дорос до заместителя губернатора.

Владимир Попов (Фантомас) — 39 лет, ярко выраженный флегматик, человек, из которого за два часа интервью невозможно вытянуть ни одного живого слова, зато сколько хочешь фактов и цифр. Окончил Финансовую академию при правительстве РФ, работал в банковской сфере, с 2007 года в калужских органах власти, дорос до руководителя регионального минэкономразвития. Идеальный исполнитель, умеющий поддерживать работу системы, человек с психологией самурая, прозвище получил исключительно за внешний вид.

Это, конечно, далеко не весь список калужской команды и даже не все ее форварды. Но по ним можно судить об остальных и вообще о новом историческом облике эффективного российского чиновника. К этим людям совершенно не клеится патетическое «жулики и воры», но и «революционные преобразователи» — тоже не про них. Команда калужского губернатора — это реинкарнация скорее не Чацких, а Молчалиных. Нормальное чиновничество европейского типа, обладающее достаточно острым зрением, чтобы разглядеть массу возможностей что-то сделать даже в существующей системе. Преобладающая мотивация — быстрый карьерный рост. Но у этих людей достаточно ума, чтобы понять: одними интригами крепкую карьеру не построишь. Поэтому надо делать дело. Настоящее дело.

Анатолий Артамонов (Тракторист) — губернатор. Это, вне всяких сомнений, самый неправильный человек из всех неправильных людей его команды. Во-первых, он вообще ни разу не промышленник и не предприниматель. Детство деревенское, образование сельскохозяйственное, карьера колхозная, помощник по прессе — бывший заместитель главного редактора газеты «Завтра». ­Во-вторых, он — а-а-а-а-а-а-а-а!!! — честный. Это признают даже его страстные недоброжелатели. Наверное, рискованно было бы утверждать, что в Калуге вообще нет коррупции, но то, что ее абсолютно нет в отношениях с инвесторами, — факт, который упоминают все.

Артамонов — очень волевой, решительный и проницательный модератор. Всецело человек практики. Пожалуй, главный орган его чувств — крестьянская смекалка. Из Артамонова, как из толстовского Платона Каратаева, постоянно сыплются всякие народные мудрости, которые хоть сейчас подстегивай к учебнику менеджмента: «­Лошадь, которая возила бригадира, пахать не будет»; «Помогать надо только тем, у кого спина мокрая»; «Чтобы коллектив работал в полную силу, в нем должно хотя бы одного человека не хватать».

При этом он весьма начитан и образован, знает вдоль и поперек все самые успешные опыты государственного развития за последнее столетие. Своим идеалом считает строителя сингапурской экономики Ли Куан Ю, а ориентиром для региона — немецкую землю Северный Рейн — Вестфалия, которая аналогична Калужской области во всем, кроме экономических показателей.

Подобно своему сингапурскому кумиру Артамонов — ни разу не демократ. Словосочетание «Владимир Владимирович» он произносит ничуть не реже других губернаторов, а регион держит в руках не хуже Рамзана Кадырова. Впрочем, склонности к тирании он лишен напрочь, а его выбор в пользу умеренного самодержавия продиктован опять же чисто практическими соображениями: бесконфликтность власти — главное условие работы с инвестором.

В сущности, Артамонов по натуре — это такой зажиточный крестьянин, кулак, который в силу разных исторических недоразумений дорос до государственного управления. Интересно, не первый ли это подобный случай в российской истории?
Напугали ежа

Когда губернатор Калужской области был маленьким, он очень не любил вставать в школу. Просыпаться приходилось не просто рано, а очень рано: школа находилась в семи километрах от дома, и идти надо было пешком. Обычный будильник с задачей не справлялся, поэтому юный изобретатель слегка усовершенствовал его конструкцию: подвесил к часам-ходикам небольшую гирьку, которая в нужный момент опускалась в чайник, до краев наполненный водой, — чтобы холодная жидкость выплескивалась прямо на лицо. Но, будучи старшим из шести детей, Толик Артамонов иногда так уставал за день, что даже ледяная вода не помогала. Более эффективным оказался громкий электрический звонок. Он срабатывал при замыкании контактов, соединенных с часовыми стрелками. Чтобы добраться до выключателя, нужно было выйти в сад — достаточно, чтобы прогнать сон окончательно.

Этот эпизод из детства рассказал сам губернатор в одном из своих интервью. В сущности, примерно ­таким же хитрым способом спустя 50 лет он добился ­экономического пробуждения своей малой родины.

— Никакого озарения, конечно, не было, — вспоминает Максим Акимов (Архитектор). — Честно говоря, я даже не могу назвать того «совета в Филях», с которого все ­началось. Но очень хорошо помню это постоянное гнетущее ощущение бессилия: нет денег, нет денег, нет денег. И нарастающее осознание того, что с таким объемом ресурсов вообще жить на свете стыдно. Вот, собственно, из этого отчаяния, наверное, и родилось настроение: ­давайте наконец рискнем! Ну, пусть не получится, пусть мы все погибнем, но зато хотя бы славно. Но, повторяю, не было никакого громкого старта, все наши намерения укладывались в попытку из ничего сделать кое-что, а кое-что превратить в нечто.

— А мы — это кто? Вы пришли во власть какой-то единой сплоченной командой?

— Да и команды-то, честно говоря, изначально никакой не было. Новых людей брали буквально с улицы, причем образование и компетенция играли не главную роль. Просто общаешься с человеком и понимаешь: готов он работать не на статус, а на результат — или не готов. Мы лучше возьмем человека без опыта, который будет д­обросовестно факсы отправлять, чем выпускника МГИМО с искореженной мотивацией.

Среди множества классификаций рода человеческого бытует деление людей на лис и ежей. Лиса видит мир во всей его сложности, она стремится сразу к нескольким целям, изобретает множество стратегий и в большинстве из них проигрывает, потому что растрачивает силы. Еж знает что-то одно, но самое главное, и таким образом достигает успеха. Он упрощает мир, сводя его к элементарной, «ежу понятной» организующей идее, и с маниакальным упрямством ее реализует. Для калужской команды такой организующей идеей стал механизм индустриальных парков, которым человечество пользуется уже более ста лет.

Индустриальные парки появились по той же причине, по какой возникли города: дешевле разделить инфраструктурные издержки на всех, чем каждому нести их в одиночку. Все вроде бы просто: берем территорию, готовим ее физически и юридически, подводим все коммуникации и продаем участки под производство. Почему же в России к середине нулевых так и не научились этому простому ремеслу?

— Дело в том, что у нас постоянно норовят в этот классический рецепт внести всякие коррупционные «усовершенствования», — говорит бывший чиновник Валерий Солонбеков, который десять лет назад пытался совершить аналогичное экономическое чудо в Тверской области. — Либо сбагрить инвестору свои земли, причем по завышенной цене. Либо навязать аффилированных поставщиков и подрядчиков. На худой конец, с ходу всучить инвестору какое-нибудь спонсорство или социальное служение. А с серьезными компаниями так работать нельзя. С ними в эту игру можно играть только честно.
О вреде экономической географии

Из кабинета Максима Шерейкина (Умницы) есть выход на длинный балкон, который тянется по всему этажу. Примерно такой же был у нас в пионерлагере «Пламя» — мы по нему бегали мазать девчонок зубной пастой. Так вот, если бы не этот балкон, возможно, и не было бы никакого экономического чуда. Он оказался прекрасным каналом рабочей коммуникации. Сюда «неправильные люди» выходили покурить, по нему быстро забегали друг другу в кабинеты, чтобы что-то обсудить — все это создавало бодрящую заговорщицкую атмосферу. Поначалу даже к губернатору по этому балкону можно было пробраться в любой момент, но потом его все-таки заблокировали перегородочкой.

— Долгое время мы упорно читали потенциальным инвесторам лекции по экономической географии: Калужская область расположена в центральной части России, расстояние до Москвы 200 километров, население один миллион восемь тысяч человек, — вспоминает Максим Шерейкин. — Потом мы поняли, что такими презентациями ничего не добьешься. С инвесторами надо разговаривать так: «Уважаемые инвесторы! Мы предлагаем вам под промышленную застройку 200 гектаров земли вот в этом ­месте. Площадка выровнена, мощность подведенной электроэнергии 100 мегаватт, договора технологического присоединения заключены, авансы проплачены». Все, с этого момента мы договариваемся только о двух параметрах: цена за метр и степень доверия инвестора к нам. Очень сильно помогли французы из TACIS. Они приехали по какой-то обучающей программе и долго вбивали нам в голову мысль, что мы должны создать специальное агентство по привлечению инвестиций. Мы никак не могли понять зачем: у нас ведь есть специальный о­тдел в министерстве, там восемь человек работают. Но послушались, создали даже не одну структуру, а две — Агентство регионального развития и ОАО «Корпорация развития Калужской области».

«Современный фермер должен быть не чернорабочим, он должен быть продюсером коровы. Эта работа ничуть не скучнее, чем та же журналистика»

Сегодня агентство и корпорация — два главных инструмента работы Калужской области с инвесторами. Агентство оказывает им консультационные услуги, корпорация — девелоперские. Корпорация создает индустриальные парки и управляет ими, агентство продвигает этот продукт на международном рынке и работает с потенциальными покупателями производственных участков.

— Следующий совет французов был уже понятней: «Стучите в сто дверей. В десяти случаях вам откроют. В двух — пустят внутрь. В одном — что-то получится», — продолжает Шерейкин и вдруг улыбается шальной улыбкой: — Правда, стучаться пришлось не сто раз, а триста.

Пожалуй, самым мучительным для калужан был поиск денег. Чтобы запустить первый индустриальный парк, нужны были миллиарды рублей. В бюджете их не было. И тогда «неправильные люди» совершили еще один «­неправильный» поступок: обратились в ВЭБ за гигантским для региона кредитом — 4,9 млрд рублей. И что ­самое удивительное, этот кредит получили. Во многом потому, что к тому моменту вложили уже миллиард своих, чем доказали серьезность намерений.

— Мы покусились на святое, — вспоминает из своего ­московского кабинета Архитектор (Максим Акимов). — Макроэкономическая стабильность, подавление инфляции, низкий государственный долг — на федеральном уровне это и сегодня святая святых. Мы это табу нарушили — так появилась наша первая промзона «Ворсино». Помню один забавный момент, когда представители ВЭБа через год приехали с первой проверкой. Они уже привыкли, что им вместо конкретных результатов всюду показывают презентации: «Ну, а где завод-то?» — «Ну, завода пока нет, смотрите презентацию». А мы их сразу повели в поле: «Вот, пожалуйста, здесь перепад высот был 24 метра, теперь — под ноль. Вот объем завезенного грунта, вот трансформаторная подстанция, газораспределительная станция, а вот скважины, а вот цифры — можете оценивать, дорого мы сделали, дешево». Они прямо ошалели: «Вы что, и правда завод строить будете, что ли?! Ну вы даете!»

История развития Калуги — это вообще сплошная череда нарушений, причем иногда очень даже опасных. Губернатор Анатолий Артамонов не раз публично признавал, что регулярно превышает свои служебные полномочия, потому что без этого никак. В Калуге, как и в любом российском регионе, огромное количество всевозможных разрешающе-запрещающих федеральных структур, по которым даже без всякой коррупции инвестор может ходить годами, собирая бумажки. Артамонов между бумажной формальностью и суровой реальностью делает решительный выбор в пользу реальности.

— По документам, например, завод «Самсунг» был построен всего за один день, — признается Владимир Попов (Фантомас). — Если область достигает с инвестором принципиального согласия, губернатор просто говорит: «Стройтесь». И инвестор строит под честное слово. А разрешения вообще не его забота.

Разрешениями параллельно занимается Корпорация экономического развития при поддержке всей губернаторской команды. Она рисует генплан участка, а дальше он поступает на инвестиционный совет в администрацию области.

Инвестсовет — это тоже такое ноу-хау, которое могло появиться только благодаря глубоким познаниям губернатора в психологии русского человека. На этот самый совет он зазывает всех разрешальщиков-запрещальщи­ков и говорит: «Вот генплан нашего нового инвестиционного проекта. Пожалуйста, ознакомьтесь и, если нет возражений, подпишите». Возражения, к­онечно, всегда найдутся, более того, все эти люди формально губернатору никак не подчиняются. Но одно дело — решать вопрос в своем кабинете, другое — на миру, когда ты точно знаешь, что все подписывают без всякого корыстного интереса и вообще все это для общего блага. В общем, в этот самый момент у русского человека самопроизвольно включается в голове какая-то правильная кнопка, и он подписывает все что угодно, причем с чувством выполненного долга.
Токсикоз от успехов

Сегодня в Калужской области уже девять индустриальных парков, в которых работают 59 крупных резидентов. И ­даже с поправкой на 12-летний льготный режим налого­обложения «ежиная идея» строительства промзон себя уже полностью оправдала. Автомобильные гиганты потащили за собой производителей деталей, сервисные компании, металлургию, строительство, торговлю, сферу услуг. Бюджет удвоился, объем промышленного производства вырос в 2,5 раза. Фактически за считанные годы область пережила вторую индустриализацию. Изменилась даже сама атмосфера в городе: молодежная компания с пивасиком на улице теперь большая редкость, все ринулись учиться. Но появились новые проблемы.

— Во-первых, в регионе стало элементарно не хватать людей, — говорит Леонид Меерович, президент группы компаний «Эликор» и создатель первого в Калуге уже частного индустриального парка. — Сначала их стало не хватать на традиционных предприятиях, потому что люди побежали с них к иностранцам, сейчас их уже не хватает и самим иностранцам, даже несмотря на большой приток людей из других регионов. Это серьезный вызов, поэтому последние годы главное слово, которое чаще всего произносит Артамонов, — это слово «жилье». Хотят поднять темпы строительства в два раза. Надеюсь, получится.

Жилье в Калуге строится тем же методом, каким строились заводы: готовится площадка, подводятся коммуникации, приглашаются инвесторы. То есть опять же абсолютно неправильно. В большинстве регионов девелоперы сами бегают за чиновниками с мешками денег: дай землю, дай разрешение, прими объект. Под индивидуальное строительство земля в Калуге и вовсе отдается бесплатно.

В местном интернете есть такой сайт: www.kaluga.gov.no. Это место тусовки немногочисленной сетевой оппозиции. Большинство претензий некомпетентны и надуманны, но есть и вполне заслуживающие внимания. ­Например, тот факт, что с социальным развитием региона местные власти серьезно припозднились. «Ну хорошо, — говорят на гов.не, — вы столько заводов построили, в доноры вылезли, цифры у вас там красивые — а нам что с того? Зарплаты выросли? Так ведь и цены тоже поднялись будь здоров. Аренда квартир, вообще как в Москве стала. Пробки жуткие. А где чистые улицы? А где новые больницы, школы, детсады? Чем мы чисто внешне отличаемся от какого-нибудь Смоленска? Да ничем».

Авторы экономических чудес признают, что немного увлеклись экономическим развитием, а если и вкладывали в регион, то в основном в глобальные проекты: новый мост через Оку, огромный жилой комплекс «Правгород», масштабный ремонт дорог, объездная трасса. До маленьких приятных мелочей типа обустройства дворов или модернизации коммунальных сетей так и не добрались. Впрочем, повод для самооправдания у чиновников тоже имеется.

— Вот смотрите, как устроены наши межбюджетные отношения, — Максим Шерейкин начинает покрывать схемами очередной лист бумаги. — С каждого заработанного на инвестпроекте рубля 85 копеек идет в федеральный бюджет, 14 — в областной и лишь одна копейка — в муниципальный. На свои 14 копеек мы и сами как-то живем, и долг ВЭБу отдаем, и еще продолжаем развиваться, а коммуналка — это муниципальный бюджет, в котором всего копейка. Вот вам и ответ. Идем далее (берет новый листок): возьмем какой-нибудь 2005 год, нас и Смоленскую область. Мы тогда были бедными и получали по два миллиарда федеральных дотаций. ­Теперь мы уперлись рогом, влезли в долги, пахали все эти годы как совершенно неразумные люди, стали богатыми — и что? В этом году Смоленск получает семь миллиардов, мы — 500 тысяч.

— То есть получается, все эти годы вы работали не столько на себя, сколько на закрома родины?

— Вот именно. Мы, конечно, возмутились, поставили в Москве вопрос: какой смысл тогда вообще развиваться? Нам ответили: хорошо, хорошо, мы сейчас учредим специальный фонд поощрения, — и дали два миллиарда. Но семь-то лучше!
Бычий тупик

Обычно коровы в поле стоят вразнобой. А тут — в одну линию, прямо как очередь в «Макдоналдс». Упирается это своеобразное стадо в небольшую ферму, оттуда доносятся какие-то электронные звуки. Это не автомат по выдаче еды, это доильный аппарат за 8,5 млн рублей. Он в полном одиночестве обслуживает 70 голов в сутки. Сперва всыпает корове в специальный лоток какую-то вкусняшку, чтобы она забыла про все на свете. Потом моет ей вымя, определяет лазером местонахождение сосков и впивается в них специальными присосками. В процессе доения определяет жирность и качество молока, а заодно проводит полный медицинский осмотр животного.

— Современный фермер должен быть не чернорабочим, он должен быть продюсером коровы, — заявляет хозяин фермы XXI века Александр Саяпин. — При сегодняшних технологиях почти весь уход за скотом автоматизирован, у меня со 120 головами справляются два человека. А вот найти сбыт, оптимизировать процесс, наметить пути развития — эта работа ничуть не скучнее, чем та же журналистика.

«Стучите в сто дверей. В десяти случаях вам откроют. В одном — что-то полу­чится», — говорит Шерейкин, — Правда, стучаться пришлось не сто раз, а триста»

Саяпин — человек плохо сочетаемой формы и содержания. Внешне пацан пацаном: кожаная куртка, кепка ­ набок, руки в карманах — вспомните солиста группы «Дюна» образца середины 90-х. Но как только начинает говорить, плотность знаний, опыта и здравомыслия в его речи просто шокирует. Выясняется, что в свои тридцать с небольшим он успел за свой счет объездить полмира — работал на фермах Германии, Голландии, США. Прочитал уйму книг по экономике, и вообще, за час нашего с ним разговора не изрек ни одного матерного слова.

— У американцев процесс поставлен очень эффективно, но они пренебрегают качеством и экологией, — докладывает международную обстановку Саяпин. — Я, например, молока там вообще не пил. А европейцы, наоборот, огромное значение придают качеству, но мало думают об оптимизации производства. Я постараюсь, насколько это возможно, сочетать в своей работе и то и другое.

Большую часть рабочего времени Александр проводит либо в разъездах, либо в подсобке за компьютером — держит связь с «Азбукой вкуса» (основной заказчик) и управляет по интернету еще одной своей фермой, в Тульской о­бласти. Еще год назад он и сам там жил, но у калужского минсельхоза длинные руки: его комиссары рыскают по всем соседним областям, ищут толковых фермеров и переманивают их к себе. В качестве аргументов выкатывают длинный список дотаций, субсидий и грантов: за возвращение земли в оборот, за инвестиции в новое о­борудование, за строительство индивидуального дома. Пока Саяпин перечисляет все в подробностях, коровья очередь успевает иссякнуть. Если совсем коротко, примерно половину вложенных им средств калужские власти в той или иной форме возвращают.

Охота за предпринимателями — часть стратегии, которую наметил умница и визионер Максим Шерейкин. Пока другие регионы завидуют калужским успехам, он уже все продумал на два хода вперед. Для него очевидно: если ничего не менять, а лишь развивать достигнутый за эти годы успех, регион неминуемо придет в тупик уже в этом десятилетии.

— Ну хорошо, мы еще сильнее упремся рогом, натащим инвесторов, увеличим объем производства в восемь раз — а что дальше? — спрашивает Максим и сам себе отвечает: — А дальше мы попадем в китайскую ловушку. Мы же понимаем, что транснациональные корпорации приходят сюда прежде всего за снижением издержек. А наша задача — улучшать благосостояние граждан. Чем лучше они будут жить, тем дороже они будут стоить, тем менее привлекательными мы будем для транснациональных корпораций. Новые инвесторы перестанут приходить, да и эти могут в любой момент собраться и уйти в другую страну: сейчас завод демонтировать можно на раз-два. Поэтому само по себе раскручивание маховика привлечения иностранных инвестиций нас никуда не приведет.

— А что же делать?

— А то же самое, что делали все страны, достигшие на этом пути успеха. Использовать новую индустриализацию как трамплин для создания собственных бизнесов, пусть пока маленьких, но высокотехнологичных и перспективных. Сейчас мы создали фонд посевных инвестиций — пока небольшой, всего на 12 миллионов рублей, но  это только начало. Если у человека есть толковая идея и он вкладывает свои 50 тысяч рублей, мы добавляем ему 300 тысяч — безвозмездно, то есть даром. Причем практически всем, чья заявка соответствует формальным признакам. В большинстве случаев ничего не получится, но так работают все венчурные капиталисты, по-другому бизнесы с нуля не создаются.

— Ну, бизнес-ангелы все-таки минимальный отбор проводят.

— У бизнес-ангелов нету прокурора. А у нас есть. Если мы одним будем давать, а другим не будем, он скажет, что мы занимаемся коррупцией.

— Ну хорошо, а если у человека бизнес уже не на начальной стадии, что ему тогда эти ваши 300 тысяч?

— А для таких бизнесов мы создали кредитную линию. Субсидируем процентную ставку, в результате предприниматель получает кредит до пяти миллионов рублей на пять лет под пять процентов годовых. С одним условием: размещение производства в нашем регионе. Это очень удобная схема для тех, у кого сбыт в Москве, а производство держать там дорого. Опять же Сколково — тоже тема. Это ведь всего лишь витрина, производство там размещать негде, а до нашего Обнинска оттуда всего сто километров.

— И уже есть какие-то результаты? Не боитесь, что все эти деньги наполучают ничего не предпринимающие предприниматели, а толку будет ноль?

— Результаты уже есть. Вот, например, компания «Людиновокабель» очень хорошо развивается, мы ее вырастили с нуля. Фармацевтический кластер сейчас создаем. А что касается распыления средств, то кредиты мы, конечно, выдаем уже не всем подряд, а то опять же прокурор придет. Тут мы делим ответственность с банком, лизинговой компанией, они тоже наши заявки рассматривают. Но пока у нас обратная проблема: недостаток спроса на эти деньги. Вот, видите: даже в газетах рекламу давать приходится. Ведь никто не знает, где сейчас притаился будущий Стив Джобс. К нам тут однажды Чубайс приезжал — он нас теперь любит очень, — так он сказал так: «Вы не расслабляйтесь. Привлечение крупных иностранных инвесторов — это арифметика. А выращивание собственных бизнесов, да еще и высокотехнологичных, — это высшая математика». Так что мы, значит, от таблицы умножения доросли до дифференциальных уравнений второго порядка, как-то так.

Выезжая из Калуги по окружной трассе, раз в двадцатый вижу ставший уже ненавистным плакат «Приветствуем вас на благословенной Калужской земле!». Все-таки экономический рост — это убийственно скучно.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.