О митрополите Антонии вспоминают ученики отца Александра Меня, руководители Христианского культурно-просветительского центра «Встреча» Андрей и Карина Черняк.
– Мы с вами встречаемся в культурно-просветительском центре «Встреча». Слово «встреча» было ключевым для митрополита Антония…
Карина Черняк: Да, это слово и для владыки было ключевым, и для нас оно тоже очень значимо. И в нашей жизни «встреча» сыграла очень важную роль. Поэтому, когда мы думали, что должно происходить в нашем культурном центре, чему мы можем способствовать, мы получили внутри себя такой ответ: мы хотим помогать людям во встрече с Богом. Поэтому так мы и назвали наш Центр.
– Как произошла ваша встреча со словом митрополита Антония, с ним лично?
Карина Черняк: Наверное, моя встреча с ним произошла раньше, чем у Андрея. О владыке Антонии я впервые услышала от друзей. Это были молодые люди, которые гораздо раньше нас пришли в Церковь. Они казались нам чудаками, потому что в ту пору они побросали свои институты и пошли в сторожа, дворники…
Меня крестили в детстве, неродная бабушка (мамина мачеха) меня водила в храм, а родная семья была неверующая. Многие годы я была вне Церкви, хотя никогда не была атеисткой. Так вот, те самые верующие друзья-чудаки в те годы были для меня свидетелями, путеводителями ко Христу. Именно от них я услышала о митрополите Антонии, что иногда он приезжает в Москву, что он служит в некоторых храмах. Они ходили на службы, где бывал владыка, и даже сына назвали Антоном в его честь.
Потом, когда мы уже с Андреем вместе пришли к Богу, вошли в приход отца Александра Меня, то мы, конечно, уже больше знали, слышали о владыке Антонии. В какой-то из его приездов, по-видимому, в середине 80-х годов, (мне кажется, я была одна, без Андрея), я оказалась на службе владыки в Храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке. Был вечер, всенощное бдение под воскресенье. Служба была длинная, народ в храме не помещался, стояли на улице. А был холод, мороз, начало зимы, наверное.
Карина Черняк. Фото Натальи Макаренко
На полиелее помазывал именно владыка Антоний. К нему стояла длинная очередь. Как ни странно, но я выстояла, хотя я боюсь холода и не люблю стоять долго. В тот момент, когда я подошла под елеопомазание, у меня было ощущение, что владыка смотрит прямо на меня, прямо – в меня. Конечно, он молился. Мне казалось, что он что-то говорит мне взглядом. А взгляд его словно обнимал меня. Я считаю это своей первой встречей с владыкой Антонием.
В конце 80-х митрополит Антоний, приезжая в Москву, служил во многих храмах. Его с удовольствием приглашали, потому что все знали, что он никогда не брал ни копейки, а его приезд был для храма в некоторой степени притоком людей и финансов. За владыкой на службы из храма в храм по Москве бегала толпа.
Я, помню, была на литургии в церкви Петра и Павла в Солдатской слободе, в храме Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском…
Я знала, что владыка часто встречается с людьми по домам, и у меня родилась идея организовать встречу с ним у нас дома. У нас в это время была очень большая квартира у метро «Китай-город», там было вполне удобно собираться, хотя это было под носом у Лубянки.
Я спросила благословения у отца Александра Меня, он сказал: «Хорошо, попробуйте. Скажите владыке, что вы – мои духовные чада, что, в основном, народ будет из нашего прихода». После какой-то из служб, стоя среди толпы, где люди ожидали благословения владыки, я подошла к нему и попросила о такой встрече: «Мы – прихожане отца Александра, хотели бы просить Вас о встрече с нашими подростками и их родителями».
Владыка попросил ему позвонить, предупредив, что может появиться в гостинице очень поздно, чтобы не боялись звонить, даже если уже будет час-два-три ночи. Я была в шоке: как можно звонить кому-то в такое время, да еще епископу! Он, увидев этот страх в моих глазах, сказал: «Только обязательно дозвонитесь!».
Через день я начала пытаться ему дозваниваться. Это было ужасно. Где-то между двумя и тремя часами ночи он ответил. Он всегда останавливался в гостинице «Украина», а там каждый раз соединение происходило через телефонистку. Когда я дозвонилась, владыка ответил очень бодрым голосом, посмотрев в календарь, сказал, когда у него будет «окошко», и мы на эту дату и время назначили встречу.
Когда митрополит Антоний приезжал в Москву, его жизнь была совершенно кошмарной, но он воспринимал это нормально. День у него был расписан по минутам, служба – утром и вечером, потом индивидуальные беседы с людьми, встречи с группами. Надо сказать, что эти встречи никто не запрещал, явно не останавливал, это был уже 1988-й, время, конечно, было уже более свободное.
В назначенный день и час мы приехали за митрополитом Антонием на машине с приятелем, по-моему, с Сережей Бессарабским. Я удивилась: до того мне казалось, что владыка высокий, а когда рядом оказалась, увидела, что он совсем небольшого роста. Я очень боялась этой встречи, но он одной фразой снял мое напряжение, смущение.
Это было в июне 88-го года. Начало лета, все цветет, окна открыты… Владыка – в обычном своем подряснике, с панагией – вылезает из машины, идет по двору. А рядом с нашим домом был институт кардиологии, так все врачи и пациенты выглядывали в окна: чтобы по двору епископы или даже священники ходили, народ такого вообще никогда не видел. Мы заходим в подъезд и обнаруживаем, что лифт не работает. А мы жили на последнем, седьмом этаже дома с высокими пролетами. Мы очень заволновались. А владыка оставался естественен и спокоен. «Не переживайте, я в очень хорошей спортивной форме!», – сказал он и чуть ли не вспорхнул на наш седьмой этаж, где нас уже ждала толпа детей и родителей.
Как-то так легко, тепло, просто и естественно происходила та встреча. Сначала владыка попросил взрослых уйти, а детей остаться. Ребята слушали с большим вниманием и интересом, задавали вопросы, разговор получился очень живой. Замечательно, что сохранились фотографии с той встречи. Многих из тех подростков, что тогда беседовали с владыкой, мы хорошо знаем, встречаем и сейчас. Почти все они –дети наших друзей.
Позднее ребята говорили, что та встреча многое решила в их судьбах. Они получили ответы на самые важные вопросы в жизни.
– Среди и них и ваши дети были?
Андрей Черняк: Да, конечно.Эти бывшие подростки (включая наших детей) и сами теперь родители. На самом деле, во время таких встреч мало что запоминается из конкретики. Думаю, они не очень помнят, о чем с ними говорил владыка Антоний, но настолько важен был сам факт разговора, важно было то, что происходило в этот момент. Человек не просто слушает какие-то слова, а включается во всю эту картину происходящего. Так было у ребят, так же было и у взрослых.
Карина Черняк: Кстати, в недавнем выпуске нашего журнала «Дорога вместе» (№4/2012–1/2013) мы опубликовали воспоминания об этой встрече Марины Кирилловой, нашей сестры, уже ушедшей ко Господу. В следующих двух выпусках (№2/2013 и №3–4/2013) – чудом обнаружившуюся запись той беседы с митрополитом Антонием (кажется, запись неполная).
Думаю, что содержание этой встречи бродит где-то внутри каждого. В общении с митрополитом Антонием все чувствовали себя свободно, естественно. Он вел себя как совершенно обычный человек, может быть, даже как ребенок. На некоторых фотографиях видно, как он улыбается, как он шутит. Это вызывало ответную реакцию детей.
Так как нас, родителей, он всех выставил, то все мы сгорали от любопытства, прислушивались к тому, что происходит за закрытой дверью. Слышим: смеется владыка, смеются ребята. Но, действительно, в этот момент у многих ребят происходило какое-то глубокое событие их внутренней жизни.
Андрей Черняк: Того, что владыка говорил на встрече со взрослыми, я тоже почти не помню, но я помню эту атмосферу, я помню КАК это было, как люди свободно дышали тогда, когда такие встречи стали возможными, в 88–89-м годах…
–В какой момент завершалась беседа? Владыка следил за временем?
Карина Черняк: Он следил, но об этом не говорил. В какой-то момент дверь открылась, и дети оттуда вышли. И ввалилась толпа родителей и их знакомых. Еще все-таки было не совсем свободное время, и мы просили людей не приводить с собой кого-то постороннего. Это удалось, но не вполне.
Андрей Черняк: В 88-м году было более-менее нормальное количество народа, а вот в 89-м уже все сидели «на потолке»…
Карина Черняк: Да, народ шел и шел. Немножко подождали, пока все собрались. Это были уже не только родители тех детей, но и друзья родителей, и друзья друзей… Владыка всех очень тепло приветствовал, у него не было никакого напряжения оттого, что много народа, оттого, что тесно и душно. Разговор был глубокий, серьезный. Всегда звучала тема встречи, его встречи с Богом. Я понимаю, что встреча – главное послание владыки Антония современному миру. Потому что, когда не происходит встречи, то это христианство теоретическое, христианство «о Боге», а не христианство личной встречи с Ним. Владыка делал этот момент центральным в своей проповеди, в своем слове. Об этом он говорил и с детьми. Он просто рассказывал им о себе. И это было очень важно, потому что он рассказывал о себе в подростковом, в юношеском возрасте. На «взрослой» встрече он говорил и о каких-то более сложных моментах.
Запомнился мне вот такой фрагмент из его беседы с нами. Встреча проходила во время Поместного собора (6-9 июня 1988 г.). К нам на встречу владыка Антоний пришел прямо с собора, мы его умыкнули в какой-то перерыв. Так вот, тогда он был полон положительных впечатлений. Он рассказывал об этом соборе, говорил, что для него многое неожиданно.
На его взгляд, люди стали открываться, раньше все были зажаты, боялись друг друга, какого-то личного общения, а тут он обнаружил, что, оказывается, один архиерей – очень интересный и глубокий человек, а другой может очень по-доброму со всеми общаться, и т.д.
В тот вечер владыка Антоний находил очень хорошие, естественные характеристики для многих из тех, с кем он встречался на соборе. Он говорил с сожалением, что у нас в Церкви все живут отдельно – отдельно священники, отдельно епископы, отдельно миряне. Говорил: «Епископам очень трудно, они существуют, как в гетто. Мирянам нужно эти барьеры преодолевать, не бояться идти навстречу».
Сегодня это звучит странно, мы понимаем насколько это нереально, но в то время мы такой призыв от владыки услышали: идти навстречу священникам и епископам. Вообще, он говорил о том, что для мирян в Церкви есть много задач, что Церковь – это не только духовенство, но и миряне здесь очень многим могут послужить.
– Но в последнее время это происходит в Церкви. По инициативе священноначалия миряне становятся все больше задействованы в жизни общин, приходов. Кое-где это началось по приказу «сверху», но на самом деле плоды хорошие…
Андрей Черняк: Народ дозрел до этого.
Карина Черняк: Да, в какой-то степени это воплотилось, но там, где священники готовы к сотрудничеству. Меня немножко смущает то, что мирянам за их служение теперь полагается платить, и это для них становится работой. На мой взгляд, при этом немножко меняется мотивация. Я понимаю, что людей надо поддерживать, тем более, если люди много времени и сил отдают этой работе, но когда это – служение, то люди всем сердцем в него включаются, а если это надо «отрабатывать», то иногда получается как-то по-другому…
В ту пору все горели желанием что-то делать в церкви. Полы мыть, свечки убирать и прочее. Все уже начитались христианской литературы, многие прилично знали Священное Писание. Буквально сначала, с 89-го года, когда появилась возможность свободно ходить в церковь, очень много народу кинулось в храмы, чтобы предлагать свою помощь. Я помню одну смешную ситуацию, когда наша приятельница, будучи уже кандидатом философских наук, предложила свою помощь в качестве катехизатора в храме, в который она стала ходить, а ей сказали: «А ты кто такая, чтобы вести у нас катехизацию?!» и посмотрели, как на сумасшедшую.
Мы ее успокоили, и она поняла, что сначала нужно завоевать некоторое доверие. Года два-три она жила обычной приходской жизнью, а потом ее включили в работу катехизаторов, в ведение группы. Она сейчас замечательный радиожурналист, доктор философских наук. Я считаю, что этот рубеж 80–90-х многое переломил в церковной жизни.
Мы с Андреем пришли в Церковь в начале 80-х. Андрей едва крестился, как через полгода отец Александр Мень благословил его вести катехизацию, и уже более 30 лет он этим занимается. Меня в середине 80-х отец Александр благословил заниматься с детьми, с подростками. В это время что-то вызревало. Мы мечтали о возможности открытых миссионерских встреч вне храма, в клубах, в институтах – батюшкиными молитвами многое произошло. С середины 80-х уже открылся путь к свободе. Конечно, встречи с владыкой Антонием были катализатором этого.
– Замечательные фотографии и со «взрослой встречи»… Сколько же метров в этой комнате?
Андрей Черняк: 22 метра, в которых на следующей встрече, уже в 1989 году поместилось 88 человек. Вы видите на фотографии, что владыка стоит, а не сидит, потому что не было места, чтобы сесть.
Карина Черняк: Во второй раз мы уже не пытались никого ограничить, и на эту встречу (в мае 1989 г.) пришло 88 человек. Плотность была такая, что мы были в ужасе! Какая-то часть народа стояла в прихожей. Все было слышно, но в комнату войти было невозможно…
– Какое главное воспоминание об этих беседах с митрополитом Антонием?
Карина Черняк: После этих встреч у многих изменилась жизнь, что-то решилось, вызрело благодаря тому, что владыка Антоний многие вещи смог прояснить для нас.
Если присмотреться, то на фотографии той встречи можно видеть будущего отца Владимира Архипова. Не знаю точно, но может быть, желание стать священником у него вызрело именно тогда.
Еще у одного нашего друга, Антуана Аржаковского (внука отца Димитрия Клепинина), который в это время работал во Французском посольстве, здесь произошла встреча с его будущей женой, которая тоже работала во Французском посольстве. Но прежде они друг друга не знали, а тут встретились. Жена его вспоминала: «Я смотрю на него и думаю, что я где-то я его уже видела. А, в посольстве! Оказывается, его тоже зовут Антуан, как владыку Антония!». Так что у нас в доме произошел момент их встречи.
А другая девочка потом стала актрисой.
Судьбы у людей сложились по-разному. Кто-то уехал в другую страну, кто-то уже в Царстве Божьем…
На этом снимке и Зоя Афанасьевна Масленникова, и матушка Нина Волгина… Кого только нет! Замечательный народ!
– А еще на фотографии вижу Аду Михайловну Тимофееву, теперь монахиню Марию. Она – замечательный педиатр, у которой, кажется, лечились все дети Москвы!
– На этих встречах у всех жизнь поворачивалась в свою сторону. Владыка всех принимал, всех благословлял. Среди слушающих его есть и православные, и протестанты, и католики, и католический священник, и протестантский пастор. Конечно, митрополит Антоний всегда говорил изнутри православной традиции. Те, кто был на католическом пути или протестантском, они все равно получили заряд большого уважения к Православию. Это была миссия владыки.
– Будучи невероятно свободным, открытым к любым мыслям, любому общению, митрополит Антоний был верен традициям Православия…
Андрей Черняк: В 1990 году у нас было много контактов с католиками, мы ездили во Францию. У меня как-то был разговор с отцом Александром Менем, и он мне тогда сказал, что все правильно, но нельзя, чтобы любовь к новообретенным ближним была за счет любви к своим прежним ближним. То есть, в чем призван, в том и оставайся.
Для меня как-то было понятно, что всякий переход означает контр-свидетельство. Если человек переходит в другую конфессию, то этим он объявляет, что в предыдущей конфессии Христа не было. Но это же не так! То есть, с переходом нужно быть очень-очень осторожными. Я не думаю, что для владыки была какая-то проблема — живя на Западе, быть православным.
Карина Черняк: Все-таки в некоторых случаях он принимал людей в православие, если видел у них глубокую духовную мотивацию. Он не стоял на пути, не говорил «нет», но он должен был убедиться в его желании. Бывало так, что человека знали в приходе, он изучал православие, много лет ходил на беседы к владыке, пел в хоре, но все-таки остался в своей Англиканской Церкви. Владыка его не подталкивал к переходу, и человек оставался в своей традиции.
У владыки Антония были теплые отношения со многими клириками Англиканской Церкви, в ту пору не было таких острых проблем, которые возникли позже. Незадолго до его смерти владыку Антония пригласили в англиканский собор, где было большое собрание духовенства, и они попросили его благословить их. Они его очень уважали, он был для них старшим, неформально. Это ведь уважение не только к нему лично, но и в его лице — к Православной Церкви.
– После 1989 года митрополит Антоний в Россию больше не приезжал, у вас были еще встречи с ним?
Карина Черняк: Да, было несколько встреч, но не в России. В последний раз мы увиделись с ним в Лондоне, в 2000 году. Он был болен, мы это знали и на встречу не рассчитывали. Когда еще только собирались в поездку, ему написали, но ответа не получили. В Лондоне мы жили в гостях у друзей и как-то решили прогуляться к Успенскому собору на Эннисмор Гарденс, к храму, где служил владыка Антоний. Стоим, просматриваем информацию на доске объявлений, вдруг открывается дверь и выходит владыка Антоний. «Ой, это вы, – обрадовался он, – как замечательно, заходите!»
В это время там должна была быть экскурсия для учителей религии из Уэльса, как сказал владыка: «Мне надо провести экскурсию для аборигенов». Эту экскурсию должен был вести другой священник, но он заболел, и сделать это был вынужден митрополит Антоний. Мы тоже прослушали эту экскурсию. Владыка рассказывал про устройство храма, про святых, про иконы. Евангельские сюжеты он рассказывал, как истории про обычных людей. Конечно, это было не то чтобы «высокое богословие», – но то, что было интересно и понятно слушателям, что запоминалось.
Уэльсцы были в восторге, в конце экскурсии они все кинулись с ним фотографироваться. Вот такая замечательная получилась экскурсия с протестантскими учителями! Потом владыка усадил нас с Андреем на скамеечку и стал нас расспрашивать обо всем, о жизни в Москве.
Андрей Черняк: Еще одна встреча с владыкой была у меня в 1994 году. Меня тогда познакомили с одним международным библейским движением. Я им заинтересовался, меня пригласили в Шотландию, чтобы я посмотрел. как это работает. На обратном пути я заехал в Лондон, мы встретились с владыкой, я ему рассказал, что есть возможность сотрудничать с этим движением. Он говорит: «Может быть, кто-то у нас в России и Библию прочитает? Давайте!». Так и получилось. Со временем и само это движение стало другим, изменилось его отношение к историческим Церквям.
Карина Черняк: Это был 1994-й год. Владыка предупредил, что в нашей стране мы встретимся с двумя-тремя трудностями. Во-первых, священники плохо знают Священное Писание, потому что в семинариях Евангелие заучивают по-церковнославянски, определенными фрагментами. А главная препона – просто людская лень. В ту пору было еще не так много напечатано текстов Писания. Но в последующие годы Библия стала издаваться большими тиражами, распространяться по стране. В России возникла уникальная ситуация, люди чуть ли не впервые смогли прочитать Библию.
Андрей Черняк: Теперь у людей и грамотность, и Писание на русском языке…
– Хочется поговорить о том, как митрополит Антоний воспринимал Священное Писание. Кажется, это восприятие было очень живым, честным, искренним. Например, владыка говорил, что не до конца может понять притчу о десяти мудрых девах…
Андрей Черняк: Может быть, из-за того, что я знакомился с Библией через отца Александра Меня, для меня было нормально, что Писание воспринимается как существеннейшая часть жизни. Не как какой-то архаический текст, который вызывает страх и трепет, а как сама жизнь и как назидание для жизни.
Карина Черняк: Я бы по-другому сказала. У меня складывалось ощущение, что владыка живет среди людей Писания, что он как бы видел своими глазами то, что описывается в Евангелии.
– И он не просто излагает свои мысли, а открывает перед читающим этот путь: посмотри внимательно, вот эти слова тебе близки и понятны, а иные места Писания ты имеешь право не понимать. На одних словах Христа твое сердце загорается любовью, а какие-то строки тебя могут не трогать…
Карина Черняк: Митрополит Антоний допускал, что кто-то может на каком-то этапе даже не понимать, не соглашаться, не принимать какие-то моменты. Ты не должен ломать себя, даже перед Словом. У меня был такой опыт. Многие годы я не могла согласиться с притчей о неправедном управителе. Я никак не могла преодолеть это непонимание, хотя мне много раз разные умные люди, катехизаторы и богословы объясняли ее смысл. Я все к математике сводила, рациональный подход мешал проникнуть в суть.
– А, может быть, у вас есть какая-то любимая, самая близкая мысль, слово митрополита Антония?
–Конечно, «Встреча». Нет христианства без личной встречи с Богом. Если нет переживания, что Бог здесь сейчас с тобой, если нет желания быть вместе, христианство становится только теоретизированием. Встреча – это, действительно, самая важная мысль.
– В личности, в проповеди митрополита Антония удивительным образом сочетались традиция, которая подразумевает определенные устои, рамки, и свобода…
Карина Черняк: Здесь нет противоречия! Между традицией и свободой – кажущееся, навязываемое кем-то противопоставление. Потому что, там, где Христос, там и свобода. И когда пастырь ведет ко Христу, то он открывает перед человеком дорогу Евангелия, а не путь ограничений и запретов…
Конечно, все мы бесконечно падаем, соблазняемся – кто славой, кто богатством, кто властью и прочими искушениями, о которые тысячелетиями человек спотыкается. И все же, у нас есть свет в конце тоннеля!
– Вы, Андрей, – катехизатор, Вы, Карина, – с детьми всю жизнь работаете, вам всю жизнь приходится входить в общение с людьми. А вы пытались понять, каков ключ в общении был у митрополита Антония?
Андрей Черняк: Я думаю, что у владыки это в большей степени выражалось в его языке. Он разговаривал совершенно потрясающим, изумительным русским языком, не замусоренным какими-то терминами. Он разговаривал языком, который понимают все нормальные люди. Он и с детьми разговаривал на том же языке, что и со взрослым, без всяких скидок. Он не употреблял специальных религиозных терминов, церковнославянизмов.
В течение многих лет он выступал по радио на станции, которая вещала на Советский Союз, в своих проповедях он не мог говорить с использованием терминов, он говорил словами, которые понимали все. Он, скорее говорил не «благодать», а «милосердие», «любовь», «дружба», «встреча». Но эти слова выражали то, что было в его сердце…
Карина Черняк: Его ключ – собственный опыт. Я, как учитель, могу сказать, что мы часто забываем, какими мы сами были в детстве, и предъявляем к детям, к подросткам те требования, на которые сами никогда не могли ответить. А владыка очень хорошо помнил себя в этот период жизни, помнил свои переживания на каком-то очень глубинном уровне, и поэтому он легко входил в общение с подростками. Нет, он никогда не «становился на корточки», разговаривая с ребенком, просто он умел выходить на такой уровень разговора, который был понятен и ребенку, и молодому человеку, и взрослому. Он входил в поле общения каждого.
– И даже, общаясь с большой группой людей, с паствой, митрополит Антоний всегда говорил с каждым…
Андрей Черняк: Когда ты с ним разговаривал, он всегда тебя прекрасно понимал, понимал даже то, что ты сам не мог выразить. А он понимал и отвечал на самые существенные вопросы.
Карина Черняк: Мне кажется, что владыке в этом помогал не только его пастырский опыт, но еще и его опыт хирурга. В нем чувствовалась спокойная сосредоточенность. Мы разговариваем друг с другом, а в это время думаем: «Вот эти дела я не сделал, туда мне надо успеть…», а во время общения с владыкой Антонием было удивительное ощущение его сосредоточенности на тебе. Он, кстати, об этом не раз говорил в своих проповедях. Отец Сергий Овсянников на какой-то из конференций, посвященных митрополиту Антонию, тоже говорил, что глубина православного аскетического опыта – это сосредоточение внутри себя, только тогда человек может войти в пространство общения с Богом.
– И максимальное переживание каждой минуты, каждого человека, каждой встречи…
Карина Черняк: В одной из бесед, может быть, даже у нас дома, владыка приводил такое сравнение: когда, например, мы ждем автобус, мы как правило не находимся в этом моменте, мы думаем о том, что мы что-то не успели сделать, что нам надо скорее оказаться в другом месте – наши мысли скачут. А можно в это же время, в ожидании автобуса, просто пребывать перед Богом. Для меня это было очень важно. Может быть, я этому так и не научилась, но каким-то усилием большим можно все откинуть и «остановиться». Для меня это самое важное – Встреча, не единожды случившаяся, а происходящая каждый день. Митрополит Антоний все время жил в состоянии Встречи.
– Можно ли говорить о каком-то особом богословии митрополита Антония?
Карина Черняк: Хотя владыка часто говорил, что он не богослов, на самом деле его богословие – это богословие радости о Христе, богословие благодарности, по-настоящему литургическое богословие.
Андрей Черняк: Все его богословие, действительно, было о встрече, об общении, общении Бога и человека. Все это пронизано Евхаристией, благодарением. Это очень серьезное богословие, только выраженное не в заумных терминах, а просто всей его жизнью.
Один наш знакомый епископ любит говорить, что богословие – это поэзия. В истории Православия только три человека называются богословами, и все трое – поэты: апостол Иоанн Богослов, святитель Григорий Богослов и преподобный Симеон Новый Богослов. Богословие – это то, что вдохновенно, что раскрывается по духу, действующему через человека. Все остальное – чаще всего схоластика, рассудочные построения.
Жизнь митрополита Антония была потрясающей поэмой. И не только у него, конечно…
Фото: Сергей Бессмертный
