Если бы можно было в процентном соотношении описать то, как сейчас распределяются клиентские запросы на работу со мной — психологом, то 70 процентов из 100 были бы про борьбу с апатией.
Екатерина Сиванова
Люди пишут мне:
«Два месяца самоизоляции я не давал себе поблажек: каждый день тренировки (полумарафон в августе), питался правильно, соблюдал режим, работал даже больше, чем обычно. А сейчас есть возможность поехать в офис, но ничего не хочу. Мой максимум — тупо лежать на диване и втыкать в сериал. Что со мной?»
«Я внуков не видела два месяца! Мы каждый день созванивались по видеосвязи, разговаривали. Сейчас есть возможность вместе поехать на дачу. А я лежу и ничего не хочу».
«Мама гонит меня на улицу. Даже новый скейтборд купила. Не хочу. Ну, нормально же сидели два месяца. Давайте еще посидим? И учиться можно дистанционно. Вообще никакого дискомфорта от этого не почувствовал».
Дети уходили, а я лежала на диване
Когда я была маленькая, часто слышала на кухне разговоры родителей про начальника папы. Папа говорил: «Ну, мы опять не работаем, а страдаем. У шефа — апатия». Мне лет пять тогда было. Помню, как представляла себе эту апатию — женщиной, которая держит папиного начальника за руки и за ноги, а он корчится от боли. Мне становилось страшно, а шефа я жалела.
Разговоры эти звучали часто, апатия у начальника никак не проходила, а папа мой рвался в бой. Вскоре появился другой шеф и другие разговоры, а потом и вовсе отец сам стал начальником, без апатии. Но слово это непонятное так и осталось в наших семейных шутках.
«Что будем делать на выходных?» — «Слушай, я ничего не хочу делать. У меня апатия».
«Катя, может, уберешь у себя в комнате?» — «Мама, у меня апатия…»
«Кто идет гулять с Бимом?… Судя по тишине, у всех апатия».
Состояние «ничего не хочу» долго не было мне знакомо. Но однажды и я стала жертвой этого отупения и безразличия. Со мной случилась апатия после нескольких лет материнского марафона.
Когда дети впервые оказались одновременно на разных занятиях, вместо того, чтобы бежать в магазин, я сидела на стуле в коридоре дома культуры и бессмысленно смотрела на стену, которую украшали детские рисунки.
Ну, вот же, в соседнем здании бар — иди, пей кофе. Не хочу... Ничего не хочу и мне все равно.
Дети выходили с занятий, выдергивали меня из моей апатии, я включалась в свое материнство, а потом опять… выключалась.
Помню, как все трое детей оказались в школе. Я дома одна… Конечно, это «одна», как в том анекдоте про женщину, которая всех детей развезла по занятиям и поняла, что у нее четыре (!) часа свободного времени. Женщина позвонила подруге: «Я вот думаю чем заняться. Что хочешь ведь делать можно! Можно стирать, а можно убирать, гладить, еду готовить…»
И все-таки я была одна!
Я ложилась на диван и просто лежала. Куча неглаженного белья росла у меня на глазах, у тарелок и кастрюль был готов план побега похлеще, чем у нашей с вами общей знакомой Федоры, а я продолжала лежать. Ничего не хотела. И даже предложение мамы приехать к ней на чай «с чем-нибудь вкусненьким» не отзывалось внутри меня желанием встать.
Конечно, я вставала, ехала в школу за детьми, развозила их на дополнительные занятия, но как только я оставалась одна, я лежала и бессмысленно проводила час за часом.
Наших внутренних детей загнали в угол
Что же с нами случилось? Почему после двух месяцев вынужденного заточения, совершенно не хочется нырнуть в свежий поток встреч с друзьями, офисной жизни, обедов с коллегами и вечерних прогулок с возлюбленными?
Каждый раз, когда я не понимаю, что происходит со мной, я иду в свое детство и задаю себе — девочке с косичками вопрос: «Я знаю, что так уже было. Напомни мне, пожалуйста, как?»
Вот папа наказал меня за что-то… Не помню за что. Скорей всего, не понимала тогда и поэтому не помню. Как наказал? Запретил гулять неделю. Да… Это было самое страшное наказание.
Весна. Я могу видеть через окно, как во дворе гуляют мои друзья. Но я наказана. Стою, прижавшись лбом к холодному стеклу. По-настоящему страдаю. И тут голос отца: «Будешь так вздыхать, не пойдешь гулять еще неделю…»
Ухожу за свой стол. Делаю уроки. Потом учу ненавистную сонату Клементи… Наступает следующий день. Все повторяется. Соната проучена до зубовного скрежета, в школе все на «пять», квартира вымыта… На моем столе идеальный порядок. К форме аккуратно пришиты свежие воротнички . Претензий ко мне быть не должно. Так, чтобы никто не заметил, смотрю в окно… А там… Там потек ручей по горке от нашего подъезда! И мальчишки начали кидать в него палочки и строить запруды!.. Сжимаю себя внутри, беру книгу, читаю…
— Катя! Ты можешь пойти погулять. В восемь вечера должна быть дома.
Я вздрагиваю. Начинаю судорожно одеваться и вдруг без сил опускаюсь на стул. Не хочу я уже гулять… Там, на улице, про меня уже все забыли. Я остаюсь дома. Родители не пытаются уговорить меня: «На обиженых воду возят».
На следующий день я опять не иду на улицу, и потом, и потом… Я не хочу ничего. Я почти не разговариваю с родителями. Я замыкаюсь в себе. Я объявляю бойкот всем. Всей жизни. Я загнана в угол.
Дальше провал. Я не помню, как и что происходило. Следующая картинка — это отцовское : «Хватит придуриваться! Марш на улицу. И лицо свое кривое там оставь». Я оказывалась во дворе. Ко мне подбегали ребята и я как-то неуклюже, словно и не играли с ними никогда, начинаю осваивать азы запуска корабликов, создания секретиков в песочнице и погони за разбойниками в статусе казака.
Думаю, что сейчас с нами всеми произошло нечто подобное.
Наших внутренних детей загнали в угол и они объявили бойкот.
Что будем делать, дорогие товарищи родители?
Я безмерно люблю своего папу, но не все его методы воспитания принимаю и одобряю. У меня есть свои. Особенно в части взаимодействия с собой самой.
Для начала у меня есть творческое предложение оставить себя в покое.
Хочется лежать? Лежи.
Хочется тупить и смотреть сериал? Тупи и смотри.
Хочется есть мороженое? Ешь на здоровье!
Ну, как ты там? Как твой угол? Все обои рассмотрела?
А ты знаешь, почему детей никогда нельзя ставить в угол? Потому, что из него нет выхода. Это — ужасное наказание. Стены давят, выхода нет, а за спиной проходит жизнь…
Давай потихоньку попробуем повернуться и встать спиной к углу. Вот… Не спеши. Ух, какая же ты красивая! Нет. Такую красоту ни в коем случае в углу прятать нельзя. Вот так. Постой. Можешь облокотиться спиной на стену. Оглядись. Посмотри как здесь все изменилось за то время, пока ты рассматривала обои. Видишь? Новые листочки… Да! Расцветает сирень. Твоя любимая… Еще бы, два месяца прошло. Как ты сейчас? Голова не кружится? Хорошо. Посиди. Подыши…
Вот примерно так нам всем надо выходить из изоляции — из угла, в который нас поставили. За руку со своими маленькими мальчиками и девочками.
Не спешить.
Дать себе оглядеться.
Почувствовать новый мир вокруг себя и себя в этом новом мире.
Разрешить себе учиться не на «пять».
Отложить в сторону ежедневники.
Почувствовать себя живым.
И полюбить свою апатию. Она, как злая волшебница Бастинда, исчезнувшая от ведра воды, растает от вашей любви к себе.
