— Отец Николай, расскажите о тех беседах, которые проводил владыка Антоний во время своих приездов в СССР.
— Когда владыка Антоний приезжал, — а это было ежегодно, — мы устраивали его беседы со многими желающими. Это и прихожане храма, где я служил, и знакомые, друзья, которые хотели послушать его. Он охотно соглашался беседовать. Мы организовывали эти беседы на квартире у себя или у своих друзей. Собиралось человек по тридцать, а то и по пятьдесят. Люди приходили с диктофонами и записывали беседы. Часто бывало, что Владыке никто не задавал тему, он сам выбирал темы, а после беседы отвечал на вопросы слушателей. Вопросы были как личного характера, так и общецерковного. Так продолжалось каждый год, пока он приезжал. Пожалуй, не было такого года, чтобы у нас не было такой общей беседы. Но это не исключало и частных встреч. Мы приходили к нему в гостиницу. Он обычно нам звонил, когда приезжал. Мы приходили в назначенное время для личной беседы. А потом назначались встречи. У него программа была, как мы знаем, очень плотная, поэтому трудно было выкроить время, но тем не менее он выкраивал день для бесед. Часто это бывало очень поздно, потому что он задерживался, так как в гостинице его осаждали люди, которые приходили к нему для личной беседы. Он задерживался до позднего времени. Один раз пришел в двенадцать ночи и все равно беседовал.
— Отец Николай, кто приходил на эти беседы?
— Приходили в основном наши друзья: это и художники, и врачи, и студенты. В основном это была молодежь. Конечно, это было время, когда это не поощрялось, но тем не менее мы все устраивали, и все у нас происходило благополучно, потому что мы не скрывали ничего, никаких тайн в этом не было. Все было открыто, и люди приходили с радостью и черпали для себя нужное. Темы были разные; они известны, беседы изданы. Первая тема была, как сейчас помню, тема встречи. Это было у нас на квартире в Козихинском переулке, и это издано. И так многие беседы: о смирении, о семейной жизни, в общем, самые разные. Я даже не берусь сейчас все перечислить, потому что все уже издано, редактор этих изданий Елена Львовна Майданович занималась этими вещами. И, конечно, когда он служил в храме, все узнавали, где и когда он служил литургию, чтобы послушать его проповедь: в храме Николы в Хамовниках, в храме Петра и Павла в Лефортове, в храме Иоанна Воина, в храме Рождества Христова в Ивановском. Так что такое общение у нас с ним продолжалось до тех пор, пока он уже не перестал приезжать.
— Отец Николай, каково было значение бесед владыки Антония?
— Я считаю, что это было чудо, потому что таких бесед никто не проводил. Здесь очень существенно то, что это было бесценное общение. Люди получали от одного общения с ним огромный духовный заряд. Я так его оцениваю: это апостол Любви. Он был одарен благодатным даром Любви. Я бы сказал, что каждого человека, которого он встречал, он любил больше всех. Когда видели его беседующего с кем-то, то казалось, что он беседует с самым близким другом, каждый человек был ему как самый близкий друг. Он всех, особенно тех, с кем он часто встречался, просил называть его на “ты”. Это была его просьба, и мы называли его на “ты”, и он нас называл на “ты”. Не любил на “вы”, так как считал, что это осложняет, а когда на “ты” называешь, то отношения становятся близкими, появляется какой-то особый контакт, поэтому он просил всегда называть его на “ты”. Так мы его и называли. Он замечательно встречал людей. Кто так из архиереев встречает? Когда он встречал человека, то он сразу обнимал его, — не то чтобы ждал просьбы благословить, а он сразу человека обнимет, потом широким крестом благословит и скажет тихо: “Христос с тобой”. Да с такой любовью посмотрит, взор у него был такой острый, проникновенный, огненный. Я считаю, что этот человек жил во Христе и он, безусловно, явил нам образ Христа на земле. Через него мы общались с Самим Христом, потому что этот человек жил внутренней жизнью, молитвой, он все время был со Христом. Вот это чувство, как говорил апостол Павел: “Живу не я, а живет во мне Христос”. Вот такое у меня впечатление было. Мы его называли “апостол Любви”.
— Отец Николай, многие из тех, кто встречался с владыкой Антонием в те годы, говорят, что он как бы подготовил духовное возрождение России. Согласны ли Вы с этим?
— Безусловно. Это был единственный человек такой одаренности, посланный Промыслом Божиим в наш мир, в нашу страну, которая была на грани перелома, когда атеизм уже отмирал, но тем не менее еще существовал в государственном плане. Естественно, что такие беседы зароняли в сердца людей семена не только глубокой веры, но еще и знаний о Боге. Вот что самое важное, это очень существенно: знания о Боге, глубокие знания о Боге, которые основаны на глубоком личном духовном опыте. Он приобщал нас всех к своему высочайшему духовному опыту. Это приобщение осуществлялось через самые простые слова. Он ведь не был ученым богословом, он не заканчивал ни семинарии, ни академии. Он был одарен Господом от природы, одарен величайшим проникновением. Как Апостолы получили благодатные дары, так и он получил особый благодатный дар ведения о Боге. Это ведение через словесное общение передавалось другим. Семена его духовного опыта, конечно, имеют всходы в сердцах многих людей. Это послужило тем малым горчичным зерном, из которого уже произрастает духовный расцвет. Безусловно, это было начало, а дальше и другие восприняли эту эстафету. Мы глубоко благодарны Богу за то, что мы знали владыку Антония, общались с ним, потому что люди из других городов не имели этой возможности. Хотя он бывал в Ростове-на-Дону, проповедовал в Риге; я не помню, был он или нет в Санкт-Петербурге. Во всяком случае, семена знания, веры он засеял уже тогда и это действительно было существенно, это было глубоко и значительно. Это было начало пути России к возрождению, так мне кажется.
— Батюшка, каково значение владыки Антония для духовной жизни России?
— Слава Богу, что изданы его труды. Ведь он не писал, за ним записывали с его слов, вели стенограмму, осуществлялась магнитофонная запись. Это все сохранилось. Потом он для России сделал ряд кассет, как вы знаете. Он говорил о Церкви, о покаянии, об исповеди. Думаю, что его дело продолжается в том, что сейчас издано, в его трудах. Вот, например, мы имеем книгу его трудов. Там все собрано: и о нем, и его слова, беседы на разные темы. Очень многие вопросы затронуты, животрепещущие вопросы, касающиеся всех. Поэтому мне кажется, что если он почил, то, значит, он сделал свое дело. И это дело будет продолжать жить. Я в свое время встречался с замечательными архипастырями, такими, как Патриарх Сергий, Патриарх Алексий I, которому я прислуживал и старался многому у него учиться, но владыка Антоний был уникальный человек. Он был буквально апостолом, это был проповедник, у него был дар слова, который он нес в мир во все концы земли. Это было действительно, как сказано в прокимне: “Во всю землю изыде вещание их”. Его слова значительны для всего христианского мира, а не узко конфессионально. Сделать что-то только для своей епархии — это одно, но значение владыки Антония простирается для всего христианского мира. Таково великое его дарование. Это будет жить. Мы, молясь о нем, соприкасаемся с ним духовно и радуемся, что он почил, узнав о том, что его преемником будет владыка Василий (Осборн). Мне рассказывали, что когда он уже был без памяти, к нему пришли и сказали: “Если ты слышишь меня, то пожми два раза руку”. И сказали ему: “В Сарове было заседание Синода, и была утверждена кандидатура владыки Василия как твоего преемника”. И владыка Антоний пожал два раза руку. Вот это замечательно, что он в радости ушел, а не в огорчении. Для всех нас было большим счастьем знать его, быть с ним знакомым. А для меня и говорить не приходится.
— Отец Николай, Вы уже были священником, когда встретились с владыкой Антонием?
— Я в 1958 году принял сан диакона, а в 1961 — сан священника. Владыка приехал в 1965 году, если я не ошибаюсь. Тогда мы познакомились, и завязалось общение. Сначала личное общение, а затем мы стали уже организовывать, обязательно обзванивать всех, приглашать на совместные беседы. Было весьма интересно. Все приходили с магнитофонами, со своими вопросами. Это было очень значительно, это было великое дело для нас, величайшее событие всей нашей жизни. Владыка Антоний — это эпохальное событие для Православной Русской Церкви.
— Наверное, с уходом владыки Антония всем, кто его знал, слушал его проповеди, радиобеседы — всем станет сейчас жить труднее…
— Как вам сказать, ведь последнее время он уже не мог приезжать сюда. Я один раз посетил его в Лондоне; был такой случай, когда я пять дней там пробыл и посетил его. Но это была все-таки личная встреча. А вот такие встречи, которые были каждый год, когда он был экзархом Западной Европы, — их уже не стало. Поэтому это еще раньше случилось. То, что издавалось, то, что приходило из Англии, его последние проповеди, это большой труд осуществила Елена Львовна, она все это переводила, потом это все шло в печать. Вот таким образом продолжалось его дело. Но личного общения, контакта, который дает гораздо больше, уже не стало, к сожалению. Да и не могло быть в таком возрасте. Когда человеку 88–89 лет, это уже трудно, он уже на исходе.
Мне кажется, что значение его останется в сердцах людей; хуже, если останется только в памяти. И тут мне кажется важным то, чтобы каждый, кто его знал, как-то взращивал в себе эти семена, начинал у него учиться общению с людьми. Прежде всего — возогревать в себе дар Любви. Это особенно касается пастырей Церкви, конечно, — меня лично и всех, кто служит, кто его знал, — дар такого общения с людьми, которое действительно идет от сердца к сердцу, которое не делает различия между своими и чужими. Это чувство совершенно конкретно. Эта мысль сквозит в его проповедях, а главное — в жизни, на практике. С кем бы он ни встречался, он делался для него родным человеком. Каждая встреча была для него событием. Это будет продолжаться в сердцах тех, кто его знал. Будем стараться подражать ему, потому что только подражая и учась, можно достойно прославить его, достойно вспоминать. Сейчас он будет молиться о нас перед Господом. У меня возникает внутренняя уверенность, что он будет когда-нибудь канонизирован, потому что такие люди могут быть только канонизированы. Может быть, конечно, только местно в Великобритании, но он будет иметь значение и для всего христианского мира, не только даже для Православия. Это человек и святой жизни и необычайных дарований. Это апостол. Мы знаем Апостолов от Бога — Павел, Иоанн. Это люди, которые горели. Он огнем горел, у него сердце огненное было, пламенное сердце. Вот что самое главное. Он был чужд всякого равнодушия, безразличия. Он борец по духу, борец за правду Христову, за правду Божию, за Христа в душах людей. И, конечно, начав с самого себя, он воспитывал это и у других. Увидеть, воспитать, как Павел говорит, “чтобы изобразился в вас Христос”. Вот такая, мне кажется, у него была цель общения с каждым человеком: чтобы в нем изобразился Христос. Поэтому когда он беседовал, его слово шло в самое сердце человека. И он умел слушать другого. Это замечательное свойство. Он вслушивался в каждого, кто приходил к нему. Вслушивался до конца. В молчании он мог слушать, как человек ему говорит, всматриваться в него. Только после паузы он мог отреагировать каким-то словом, что-то сказать в ответ на чье-либо душеизлияние. Так что, мне кажется, что мы хотя и потеряли многое, но это будет продолжаться. Те, кто его знал, видел и общался с ним, будут помнить его. А другие, просматривая его видеозаписи, слушая его магнитофонные записи, читая его книги, безусловно будут духовно насыщаться. Мне кажется, православный мир много будет питаться его словом, его живым словом, проникнутым величайшим духовным опытом, глубочайшим духовным опытом жизни во Христе.
— Я думаю, что излишняя скорбь противоречила бы завету самого владыки Антония. Как-то он сказал одной своей прихожанке, у которой умерла дочь: “Не мешай своими слезами ее радости”…
— Совершенно верно. Это так глубоко. Он так относился к смерти. Это есть в его трудах, эти замечательные мысли о смерти. Смерть — это рождение в вечную жизнь. Это радость, это встреча. Он всегда приводил пример, что встречать ее нужно так, как жених встречает свою невесту, — так человек должен встречать смерть. Так его наставлял духовный отец, отец Афанасий, а он передал это всем нам. Это не должно быть горе, удручение, а это должно быть открытие духовного мира. Мы рождаемся в духовный мир. Это праздник, это радость. Поэтому, как мне передали из Лондона, около его гроба было ощущение света.
— Батюшка, а кто тогда из священников на этих беседах присутствовал, знал Владыку?
— Это были молодые батюшки: отец Анатолий Волгин, который сейчас служит в Тверской губернии, отец Владимир Волгин, его брат. Больше из духовенства в то время к нам никто не приходил. Из тех, с которыми я служил, никто как-то не интересовался, и мы как-то не разглашали. Потому что время было опасное, не хотелось разглашать по всему приходу, поэтому были только особо близкие друзья. Еще приходил иерей Алексей Козлов. Он тогда не был еще священником, но приходил. И многие-многие другие, которые сейчас кто регент, кто еще кто. Сейчас они все взрослые, а тогда это была горячая молодежь, которая жаждала знаний после всех этих страшных лет запустения, жаждала живого слова, и оно как раз пришло через Владыку. Все его очень любят, так что никогда не говорите, что “любили” в прошлом, а говорите, что любим теперь. Потому что того, кто умер, мы любим теперь, так как он жив, мы верим в это. А если бы мы не верили, что он жив, то говорили бы, что мы его любили. Он жив и сейчас имеет особенное дерзновение в молитве за нас, потому что знает, что его любят. Эта его близость ощущается. Вот это он всегда внушал людям, что в смерти надо искать радость. Это есть событие радостное, потому что это встреча с Богом. Вот такой у него был радостный взгляд на все, и это замечательно. Никогда у него не было, чтобы он был пессимистично настроен, а наоборот, он всегда был радостный, бодрый, смотрел в будущее в великой радости. Это его характерная черта. Это — апостол Любви, Света и благодати Божией.
С протоиереем Николаем Ведерниковым беседовал Дмитрий Сафонов
