Как-то раз меня спросили, пропела ли я уже тысячу литургий, я ответила: «Не знаю, не считала». По большому счету действительно, какая разница, ведь дело же все не в количестве, а качестве.
Литургия – как центр жизни христианина, как кульминация суточного круга, выше которой уже ничего нет, требует к себе самого благоговейного настроя. Она всегда неизменна, всегда торжественна. Казалось бы, дороже и важнее Причастия для человека ничего быть не может, и отношение к этому Таинству должно быть соответствующее. Тем не менее, не так много служб, которые оставляют глубокий след в сознании. И совсем редки случаи, когда певчих настраивают сами молящиеся. Об одной такой службе я бы и хотела сейчас рассказать.
“После Литургии солдаты отправятся прямо в Чечню”
Я тогда училась на одном из последних курсов регентской школы, которая находилась в стенах Троице-Сергиевой Лавры. К концу учебы обычно расслабляешься, исчезают первоначальные восторги, все, что дается даром, воспринимаешь уже как должное, а учились мы и жили целиком за счет заведения. И вот однажды за обедом нашей наставницей было сделано объявление:
— На завтра нужны добровольцы спеть литургию.
Слово «добровольцы» заинтриговало. Обычно руководство школы посылало группу певчих в тот или иной храм Лавры в обязательном порядке, не спрашивая ни у кого на то согласия. Каждый затягивал с ответом, размышляя, что бы это могло означать.
— Девочки, — голос наставницы смягчился,- завтра в Лавру приезжает рота солдат из военной части в составе ста пятидесяти человек. Литургия будет совершаться в Успенском соборе специально для них. Все они после этой службы отправятся прямо в Чечню.
Мы перестали жевать котлеты. Забыли о долгожданной возможности поспать в это утро. Все знали, что там в данный момент шли активные военные действия.
— Кто желает принять участие в этой литургии? Мне нужно после обеда предоставить список поющих. Кто готов?
Практически все, за исключением тех, кто был занят в этот день на послушаниях, подняли руки.
— Хорошо, завтра в восемь тридцать жду всех на левом клиросе в Успенском.
И эта исповедь могла оказаться для них как первой, так и последней
На следующее утро, когда мы размещались на подставках, храм стал наполняться молодыми ребятами в военной форме. Они заходили, робко озираясь по сторонам, возможно, поражаясь величию собора, а возможно, и готовясь внутренне к предстоящим испытаниям. Они были еще младше нас, многим из них не было еще и двадцати. Большинство из них еще не успели получить профессию, создать семью или оставить потомство. Но наверняка им уже пришлось попробовать жизнь на вкус, ведь это были те, чьи родители не смогли «отмазать» своих чад не только от армии, но и от самой Чечни.
Хорошо знакомый возглас «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа» заставил всех ощутить легкий трепет.
В ответ прозвенело наше стройное «Аминь».
— Миром Господу помолимся, — забасил дьякон. Далее последовали прошения, отражающие все самые важнейшие человеческие потребности: о мире всего мира, о изобилии плодов земных, о недугующих, страждущих и плененных, о богохранимой стране нашей, и, конечно же, о властех и воинстве ея.
На этой службе невозможно было рассеяться сознанию.
Мы, стоя в белых шарфиках, не могли думать ни об экзаменах, ни о нарядах, ни о женихах. А слова, спетые нами если не тысячи, то сотни раз наверняка, переосмысливались и произносились уже по-новому.
Нам хотелось выразить все наше сестринское сочувствие и участие тем, кто молился за этой литургией, ожидая от нас духовной поддержки. Ведь провожать мужчин на войну было всегда святой обязанностью женщин.
И наш девичий хор, оглашая своды собора, пел о милосердии Творца к несовершенному человеку, о том, что все неправды этого мира закончатся, и что всех нас ждет Царство Мира и Любви, нужно только потерпеть, потерпеть все до конца. И как Христос, вися на кресте, в равной степени разделил страдания двух разбойников, так разделяет Он и с каждым из людей его нелегкую земную участь, и даже с тем, кто это божественное участие для себя отвергает.
Никто ни до, ни после не заставлял меня молиться так
После запричастного был прочитан чин исповеди, затем пришли лаврские монахи чтобы исповедовать солдат. Было видно, как они очень внимательно и подолгу беседовали с каждым из них, но никто на клиросе на это не роптал, как это случается по обыкновению. Все мы понимали, что эта исповедь может оказаться для кого-то не только первой, но и последней. А после отпуста у всех было ощущение того, как мало мы смогли для них сделать – всего-то спеть литургию.
Возможно, никто ни до, ни после того не заставлял меня во время службы молиться так, как эти ребята. И дело здесь было не только в том, что их ожидало. Эти мальчики, которые, скорее всего не являлись в нашем понимании церковными людьми, показали достойнейший пример христианского смирения, проявившийся в готовности не рассуждая покориться своему трагическому жребию.
Любая война, являясь величайшим разрушительным злом, никого не оставляет целым, калечит если не физически, то психически. Известно, что на войне атеистов не бывает. Сталкиваясь ежедневно с сильнейшими испытаниями, человек, чтобы уцелеть, ищет Небесного заступничества. А этим солдатам предстояло в столь молодом возрасте узнать цену таким понятиям как честь, дружба, да и сама жизнь.
По окончании учебы мы, выпускницы, разлетелись на самые дальние приходы нашей бескрайней родины, вспоминая о той службе как о наказе Преподобного Сергия ценить данное для подготовки к вечности время.
Все мы без исключения, составляем Христово воинство, и все мы призваны «сражаться до крови, подвизаясь против греха». И не потому ли Господь порой внезапно забирает к Себе человека, если тот раньше времени складывает свое духовное оружие?
Безусловно, в повседневной жизни у нас не всегда находится место подвигу. Но все же стоит, наверно, задуматься о том, насколько часто мы дезертируем с духовного фронта. И, имея в запасе не так уж мало нерастраченных духовных сил, пытаемся взвалить все тяжелое и неприятное на ближнего.
И возможно, если бы к каждой исповеди или к каждой литургии мы относились как к последней, как бы изменилось не только качество нашей молитвы, но и качество всей нашей жизни.
