Неведомые миру слезы. Взаимоотношения в семье
Пожалуй, никто не станет спорить с утверждением, что в светской культуре любовь нередко противопоставляется браку. Увы, внутренняя готовность (хотя чаще всего неосознанная) к переживанию любовной драмы остается свойственной многим людям — особенно женщинам,— даже когда они, казалось бы, уже вполне живут жизнью Церкви. Это чаще всего «неведомые миру слезы», но утверждать, что проблемы не существует, или снисходительно иронизировать по этому поводу, наверное, будет не вполне правильно… Можно ли преподать какое-то общее наставление мужчине или женщине, юноше или девушке, осознавшим себя влюбленными и не находящим желанного отклика на возникшее чувство? Ведь человек так или иначе ощущает себя страдающим, пытается найти какое-то утешение. В чем его можно найти? И можно ли найти его…
Я в этом случае говорил бы не об утешении, а об исцелении уязвленного влюбленностью сердца. Не случаийно святитель Феофан Затворник называл это столь знакомое большинству из нас состояние болезнью человеческого духа, очевидно потерявшего полноту единения с Создателем. Думаю, что душа, близкая к духовному совершенству, умом и сердцем прилепившаяся ко Господу, в значительной мере застрахована от мучений неразделенного земного чувства. И напротив — чем независимее ощущает себя человек, чем больше он живет внутренним миром своего (к несчастью, падшего) сердца, тем в большую драму может превратиться это пристрастие к человеческой личности. Но так как все мы человеки, и ничто человеческое нам не чуждо, то Ваш вопрос имеет, очевидно, право на существование… Христианин, убедившись в безответности своей любви, может и должен обрести успокоение во всецелом обращении к Богу, Который, как известно, и соединяет судьбы людские. «Господи, верую, что не без Твоего ведома, не без воли Твоей сложилось все… Господи, Ты видишь немощь, болезнь и тяготу моего сердца. Если это дело человеческое, — молится ощутивший себя влюбленным, — то пусть оно разрушится. Если же это дело Твоего провидения, Сам управь».
И действительно, мы полностью бываем утешены, когда сознаем, что свершающееся с нами свершается по воле Всеблагого и бесконечно любящего нас Господа. Вспомните апостола Павла, который, будучи в Кесарии, получил ясное свидетельство об узах, ожидающих его в Иерусалиме, а возможно, и о мученической кончине… Любящие его духовные чада восплакали, не имея сил расстаться с учителем. Но когда великий в апостолах изъяснил им, что его путешествие в Иерусалим согласно с волей Божией, то они утешились и отпустили своего наставника, вверив его Господу (см. Деян. 21, 8 — 14). Думаю, что только слабость веры и соединенное с ней малодушие делают эти страдания неизбывными… Но время – хороший учитель и прекрасный врач. Если в душе теплится молитва к Богу, Который управляет все к нашему благу, то мало-помалу кровоточащая язва сердца затянется – лишь бы только душа христианская радела о соединении со Спасителем в таинстве покаяния и Святого Причащения.
В жизни часто бывает, что чувство, зародившись в одной душе, находит отклик и в другой Но, увы, далеко не в той степени, в какой этого ждет любящий. Даже в супружеском союзе одна половина порой со всей готовностью жертвует собой, а другая лишь «позволяет себя любить». Как воспринимать такой «перекос» в отношениях, что можно посоветовать: и тому, кто жертвует, и тому, ради которого приносится жертва?
Редко мы встречаем на земле нравственное совершенство… Еще реже оно присутствует одновременно в двух людях, связанных неразрывными узами супружества, родства между собой. «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе» (1 Кор. 15, 41). Так на небе, так и на земле, — люди бесконечно отличаются друг от друга в отношении нравственного преуспеяния. Думаю, ответом на вопрос о разнокачественности и неравномерности любви супружеской, степени самоотдачи в подвиге супружества является апостольская заповедь: «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов» (Гал. 6, 2). Вспомним и другие слова апостола Павла: «Любовь долготерпит… все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13, 4 — 7). Это значит, что человек, познавший тайну Христовой жертвенной любви, осознавая недостаток чувств своей половины, будет стремиться восполнить то, чего ей недостает, собственным доброделанием.
Дурной пример заражает. Не тем ли более благой имеет власть над сердцами ближних? Должно помнить, что дела любви идут впереди слов о ней. Когда мы вкладываем всю душу в дело супружества, трогательно и нежно печемся о нуждах близкого нам человека, такая забота — даже если у нашего избранника каменное сердце, если он с детских лет находится «в футляре», в коросте самолюбия, — не останется безответной. Как малая свеча может дать начало великому пламени, а может и погаснуть, так и брак всегда находится в состоянии динамики: либо творческого, духовного и нравственного роста, либо умаления, ущербления. Вот почему супруги всегда должны проверять собственные чувства. Не оскудела ли любовь не выродилась ли в формальные, поверхностные, бытовые отношения? Не испарилось ли дыхание нежности заботы, сердечного вниманиях. Кто постоянно находится на страже своих переживаний, тот и преуспевает. Конечно, мы знаем такие союзы, где житейский эгоизм кого-то из супругов стал по существу непробиваемым, не поддающимся никакому духовному воздействию. И в этом случае, не отчаиваясь, но вооружившись терпением и молитвой, христианин, добровольно связавший себя по рукам и но ногам узами супружества, как об этом говорит святой Иоанн Лествичник, должен подвигом добрым подвизаться, будучи верным Господу и обетам супружества «даже до смерти».
А вот ситуация более печальная, и, к сожалению, в наше время не менее частая: о браке речи не идет, люди просто живут вместе. При этом, конечно, кто-то жертвует, а кто-то принимает жертву. И — чаще всего под влиянием внутренней неудовлетворенности от подобного рода отношений — один из невенчанных и не зарегистрированных сожителей приходит в Церковь…
Священнику надлежит вникнуть в эту область, хотя она очевидно греховна. Но и здесь пастырь может взвесить сердца блудно живущих и увидеть, кто откровенно и беззастенчиво уподобляется трутню, оценивая все в призме собственного удовольствия, а кто не потерял-таки надежды подняться на высоту законного брака и ради этого терпит, покрывая молчанием то, что достойно обличения.
Но для новообращенного священнический суд порой может стать камнем преткновения, послужить почвой для обвинения Православия в несовременности, нежелании сообразовываться с реальностью. Те, кто только переступают порог храма, обычно не готовы к резкому изменению привычного течения жизни, особенно когда речь идет не о «случайных» житейских обстоятельствах, а о сложившейся системе отношений, о действительно сильной привязанности людей друг к другу. Ведь человек невольно оказывается перед дилеммой: для того чтобы воцерковиться — ему нужно порвать эти отношения…
Церковь — наша мать, и посему ее задача — ничего не рвать, а обновлять, возводить от худшего к лучшему. Церковь материнским взором вглядывается в сердца приходящих блудных детей. А ведь взор матери всегда сострадающий… Как бы низко ни пало дитя, как бы ни исказились, ни обезобразились его телесные черты, родительница все равно видит в ребенке лучшее, до боли ощущает физическую и нравственную связь с тем, кого носила под сердцем. Наверное, на земле нет ничего выше материнской любви, которая проникает под покровы жестокости, пьянства, безбожия, умеет сострадать, сочувствовать, соболезновать чаду — хотя бы оно себя уготовало для ада… Поэтому и священник приходящих к нему всегда стремится согреть, всегда хочет найти тот золотник, который сокрьгг во прахе страстей. Священник в любом случае должен попытаться освятить то, что сращено судьбой. И, конечно, в наше время, когда о любви поется лишь в песнях (я имею имею в виду полное оскудение жертвенной любви), долговременный союз человеческий, когда люди привыкли друг к другу, в чем-то идут на уступки во имя сохранения мира, — это не пустяк. Если он и она действительно даны друг другу Богом, если в их союзе доминантой является не животный эгоизм и похоть, но подлинная симпатия, взаимопонимание служение друг другу, то конечно же в словах священника такие люди увидят призвание свыше. Они почувствуют ют, что нравственных идеал любви может и должен быть осуществлен чрез возложение венцов на их главы. Хотя, действительно, приход в храм, покаяние новообращенного очень часто подводит его к водоразделу, к рубикону.
«Наш ли еси, или от супостат наших?» (Нав. 5, 13) — глас Божий так вопрошает совесть кающегося. Ведь для того, чтобы приступить к Святой Чаше Жизни, причаститься Тела и Крови Христа, должно уже встать на стезю веры, надежды, любви; должно в этой жизни найти подлинное нравственное основание. Нужно восчувствовать определенность положения. Кто он тебе: спутник или случайный попутчик? Что и кого он любит: твое или тебя, ваше или вас самих? Апостол Павел так писал Коринфянам: «…я ищу не вашего [то есть не того, что вам принадлежит], а вас» (2 Кор. 12, 14).
Итак, приход в Церковь подводит нас к нравственному рубежу. Отмечено: если человек вас действительно любит, то он обязательно откликнется на призыв Божественной Любви которому вы уже покорились, придя в храм Божий. Если людей связывает высшее нравственное начало, а любовь человеческая осияна светом Добра, — то в перспективе воцерковления, освящения брака любимый, любимая ничего не увидят для себя опасного, нежелательного, неестественного; напротив, скажут: «Да, конечно! Мы не смели об этом и мечтать. Скорей, скорей мы двинемся туда, где ждет нас благодать…»
— Можно ли как-то предупредить печальное стечение обстоятельств личной жизни? Ведь неравномерность в отношениях часто проявляется уже тогда, когда люди еще не сделали окончательного выбора, даже не стали женихом и невестой. Нередко бывает, что одна половина находится во власти романтического увлечения, а другая — скорее во власти расчета. К примеру, юноша отчаянно влюблен, а девушка всего лишь польщена уделяемым ей вниманием и думает о том, что пора бы и замуж выходить… Стоит ли в таких случаях думать о венчании?
Мы сейчас приучены к мысли о бурных страстях, взрывах эмоций, которые обязательно будто бы доказывают искренность чувства… Полагаю, что счастливая семейная жизнь может и обойтись без «жестокого романса». Главное в тайне встречи, завязывании отношений — здоровое стремление к супружескому счастью, искренняя готовность служить этому счастью, не жалея своих сил. Темпераменты, конечно, могут быть различны, и если иной юноша любит со всей пылкостью юности своей, то девушка, особенно чистая и целомудренная, может оставаться спокойной, помышляя более о безмятежном и счастливом супружеском союзе, нежели ища в себе того горения, бурления и пламенности чувств, о которых мы читаем в романах.
А как быть той половине, которая «позволяет себя любить»? Она ведь тоже может чувствовать некоторую неловкость… И вообще — что делать, если чувства остыли и люди живут вместе лишь по привычке? Разве можно любить принудительно, через силу?
О многих наших беседах, уважаемый корреспондент, мы говорили о том, что Бог дарует Своему созданию дыхание любви. Чем ближе Господь к сердцу христианина, тем более окрыляются его чувства, тем более крепнет решимость быть верным Господу и ближнему и в большом, и в малом. Остывают, простите, страсти, часто действующие вопреки здравому смыслу, благой цели созидания, здоровью души и тела. Но любовь — самое глубокое, что сокрыто в человеческом естестве. Она сопряжена с деятельностью духа — то есть совести, различения добра и зла, благоговения; любовь «николиже отпадает» как утверждает в своем дивном гимне любви апостол Павел. «Учитесь насаждать любовь, как сад», — вторит ему монахиня Людмила, поэтический дар которой высоко ценила Марина Цветаева.
Если же христианин не воспринимает поприще супружеской жизни как подвиг, а ищет от нее лишь удовольствия, упокоения плоти, то мы мало что можем сказать сибариту. Ему хоть кол на голове теши… Но коль скоро жизненная установка иная отвечающая самой природе супружества, то, повторяю, сосуд сердечный никогда не останется пустым. Любовь — это не вода, которая уходит сквозь пальцы! Когда в сердцах супругов, в награду за их покаяние и молитву, пребывает Господь, Он силен восставлять каждый раз прежнюю силу любви, по слову Евангельскому: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам…» (Мф. 7, 7).
Итак, любовь — это прежде всего жертва. Но если следовать логике Ваших рассуждений, отец Артемий, то нужно признать, что безответная любовь, которую Вы (вслед за святителем Феофаном Затворником) назвали «болезнью духа», на самом деле очень полезна, — это жертва, это самоотречение, это страдание… mo, собственно, то, к чему Вы призываете! Так, может быть, хорошо человеку пострадать, кого-то любя безответно?
Лишь бы только не делать предмет любви идолом, тем каменным молохом, об уступы которого разобьется немощное человеческое сердце… Да, бывает, что реальность сурово расправляется с нашими затаенными душевными желаниями. Однако смирение и покорность Промыслу Божию просветляют всякое безответное чувство, направляя его в русло богоугождения. Если же человек не смиряется, но, обособляясь от Бога в своей жажде земного обладания (пусть и несбыточного), теряет молитву, то диавол может посмеяться над ним, как посмеялся над известным героем Куприна в его повести «Гранатовый браслет». Сильное чувство, захватившее героя, довело его до кощунственного самоубийства — именно потому, что без Бога невозможно выстроить на земле ничего… Думаю, каждому из нас в какой-то мере знаком предмет разговора; каждый из нас чувствовал в свое время подобные страдания. Лично мне они послужили во благо. Еще не утвержденным в благочестии юношей я осознал, что без молитвенного обращения ко Христу у меня нет сил вынести душевную тяжесть и томление: боль безответного чувства словно раздавливала меня, не оставляя надежды на жизнь. И тогда я обращался к Богу, как дитя, с жалобным воплем, прося Его исцелить меня… Как бы то ни было, но месяцы спустя я начал благодарить своего Создателя, ибо воистину Господь приближается к скорбящим, хотя бы скорби и произвольно были нами нажиты (как это, к сожалению, часто бывает).
— Может ли безответное (или по каким-то причинам глубоко скрытое) чувство стать жизненным подвигом? Культура Запада не ставит эту возможность под сомнение — вспомнить хотя бы Данте или Петрарку… Допустимо ли такое самопожертвование ради несостоявшейся любви для православного человека? Или это блажь, искушение, прелесть?
Вы упомянули о людях, которые были водимы своими страстями и уловлялись собственными похотями. Вспомним Ивана Сергеевича Тургенева, проведшего у ног гордой Полины Виардо четверть своей жизни и отказавшегося исповедаться и причаститься перед смертью… Страшно преступить заповедь «не сотвори себе кумира». Душевные силы человека должны быть направлены ко Господу, от Которого и жизнь, и дыхание. Всецелая сосредоточенность на оплакивании безответного чувства заключает в себе самолюбие и маловерие, чуждые христианскому подвижничеству. «…Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостью твоею…» (Мк. 12, 30.) Если мы любим, но нам не платят взаимностью или нет возможности связать свою судьбу с любимым человеком, — значит, нет на это воли Божией. А коль нет воли Божией на осуществление нашего желания, должно успокоиться, вверив все непостижимым Судам Господним, зная, что Господь печется о нашем благе, и поэтому главным подвигом в таком случае будет умом и сердцем воспринять слова Христа, обращенные к Небесному Отцу перед тем, как Сын Божий пострадал и принял смерть за наши грехи: «…не как Яхочу, но как Ты» (Мф. 26, 39).
Образ любимого человека — всегда в той или иной мере отражение образа Божия. С другой стороны, образ Божий непостижим. Как должен рассуждать христианин, чувствующий, что образ любимого существа заслонил ему Господа? Ведь он не может предложить собственной измученной душе ничего «взамен»…
Задача эта достижима — при содействии Божией благодати. Действительно, образ любимого человека вполне может заслонить Христа; земное чувство, заполонив душу, научит ее враждовать на Бога. Поэтому христианину необходимо поверять земные чувства Евангельскими заповедями и постепенно стяжевать огненную устремленность ко Христу, переплавляющую и очищающую в горниле страданий всякое земное чувство. «…Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее…» (Мк. 8, 35). Земная, плотская любовь льстит падшей природе человека. По-этому важно возводить земное чувство на высоту богоугождения, не потакая своим прихотям, а служа человеку ради Христа. Конечно, достичь этого можно лишь крестным и кровавым путем исповеди, борьбы за сердце свое, освобождения души из плена навязчивых образов, молитвенного предстояния и хождения пред Богом.
В автобиографии преподобного схиархимандрита Гавриила Зырянова мы можем найти повествование о том, как несколько лет он был томим пристрастием к одной особе и, конечно сознавая преступность подобных помыслов, боролся с ними не на жизнь, а на смерть, надеясь лишь на благодать Господню.
Каждый из нас должен вести такого рода борьбу в меру сил своих, помышляя о великости различия между Творцом и тварью. В книге «Алфавит духовный» святителя Димитрия Ростовского можно найти замечательное увещевание души, обращенное к себе самой: «Что, безумная душа, прилепляешься к лицу человеческому. Оно — творение, но не Творец, а посему вскоре увянет, как цвет полевой». Потому и сохнут влюбленные, что они, отсекая живительную пуповину, связующую нас с Творцом, думают обрести жизнь чрез служение праху и персти земной. «Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин: и иже любит сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин» (Mp. 10, 37).
Каким образом восстановить гармонию души, поколебленную сильной земной привязанностью? Конечно же помышлением о Боге: Вечном, Вездесущем, Праведном Судии и Мздовоздаятеле, от Которого не утаится ни единый помысел нашего сердца. Запечатлей образ Божественного всемогущества, святости, неизменяемости, благости в сердце своем — и будешь защищен от грубых плотских страстей.
В человеческих отношениях есть еще одно нередкое явление, которое непосредственно связано с темой нашего разговора, хотя здесь вряд ли стоит говорить о серьезных страданиях и «личных драмах». Я имею в виду свойство натуры, преимущественно характерное для молодых людей и именуемое влюбчивостью. Может быть, в нем есть что-то светлое? Ведь далеко не всегда влюбчивый человек, по слов Писания, «смотрит с вожделением» на предмет своего интереса. Он может совершенно не испытывать физического влечения к тому, в кого влюбился, не строить далеко идущих планов и вообще быть вполне бескорыстным — ведь это для него своего рода эстетическое удовольствие… Насколько необходимо бороться с таким проявлением естества?
Влюбчивость, то есть известное состояние сердца, прилепляющегося после двух-трех встреч к человеку, есть, конечно, свидетельство духовного неустройства. Влюбчивость свойственна тем, кто не слишком ревностно ищет в своей жизни «единого на потребу». Если выправить духовный стержень, то выровняется и отношение к ближним. Вспомним, что Святые Отцы называют пороки извращенными добродетелями. Думаю, что в нравственно просвещенном человеке влюбчивость сменяется приветливым, светлым и даже радостным восприятием ближних, умением видеть в каждом красоту образа Божия, благодарить Господа за эту красоту. Вместе с тем христианин, словно солнышко освещающий и согревающий приходящих к нему людей, остерегается прилепляться к чему или к кому бы то ни было, ибо вслед за этой пристрастностью тотчас идут уныние, печаль, безотчетная тоска, болезненное состояние духа.
Батюшка, нужно ли говорить духовнику на исповеди о своих переживаниях, связанных с неразделенным чувством? Юноши по разным причинам стесняются этого… Действительно, приносить к исповедальному аналою развернутые «повести печальные» представляется не вполне благочестивым.
— Должно идти путем золотой середины. Ведь в духовнике мы видим не только инстанцию, разрешающую нас от греха, но и молитвенника, ходатая за нас пред Господом. И посему достаточно кратко описать свой сердечный недуг, попросить молитв батюшки, дабы уже в этом получить изрядное облегчение, утешение и подкрепление. Сокрывая же внутреннюю жизнь от взора духовника, мы так или иначе обособляемся от Господа.
Кто стяжал любовь, питается Христом всякий день и всякий час, и через это становится бессмертным. Блажен ядущий хлеб любви, который есть Иисус… Итак, живущий в любви получает от Бога плод жизни, вдыхая уже в этом мире воздух Воскресения… Любовь есть Царство Небесное.
Преподобный Исаак СИРИН
