Нужно

Недавно в Саратове прошла международная конференция по проблеме тоталитарных сект. На одном интернет-форуме эта новость живо обсуждалась; обсуждалась и активность епархии на антисектантском фронте. Тон и стиль обсуждения были достаточно резки. Что же? Это только радует. Противники Церкви лишний раз косвенно признают ненапрасность тех трудов, которые мы несем. Впрочем, мы ведь не совершаем ничего особенного, а делаем только то, что нам надлежит делать, — проповедуем Христа. Мы обязаны помогать людям, мы обязаны останавливать тех, кто готов, поддавшись чьим-то недобросовестным убеждениям, вступить на опасный, ложный путь. Такую же работу сегодня активно ведут и другие епархии: Нижегородская, Московская, Екатеринбургская, Санкт-Петербургская и многие другие.

Сегодня Церковь обязана иметь активную позицию по всем вопросам. Если мы не будем откликаться на переживаемые обществом события, делая вид, что ничего особенного не происходит, люди перестанут нам верить. В то же время Церковь ни в коем случае не должна участвовать в политической борьбе. Общество сейчас крайне политизировано, оно представляет собой хорошо управляемый хаос. Бросаться в этот хаос с риском потеряться в нем Церковь не имеет права. Тем не менее Церковь вовсе не собирается заниматься поиском “внешних врагов”. Поверьте, у нас достаточно забот по обустройству собственного дома. Всякая “внешняя” церковная жизнь — строительство храмов, новые приходы, общественные объединения (как Ассоциация православных педагогов или Общество православных врачей в нашей епархии) — необходима лишь как внешнее проявление того внутреннего делания, к которому призван каждый христианин. Подлинные ростки церковной жизни как в случае с отдельным человеком, так и в случае с храмом, приходом всходят постепенно и часто незаметно для стороннего наблюдателя.

При этом вряд ли можно говорить о каких-то отличительных особенностях жизни Саратовской епархии. Хотел бы только сказать, что я неоднократно отмечал, что приходская жизнь в нашей епархии развита слабо. Приход — это ведь не просто собрание верующих, более-менее регулярно приходящих в один и тот же храм; это круг людей, внутренне, духовно объединенных общим делом, общей молитвой. Существует много причин того, почему подобный уровень единения встречается редко. Основная причина — малое количество храмов, что создает ситуацию, когда священники вынуждены отдавать все свои силы исполнению треб. Сейчас у нас — и, думаю, не только у нас — ситуация меняется; есть очень неплохие приходы не только в Саратове, но и в других городах. В ряде мест пробиваются добрые ростки приходской жизни, — именно ростки, потому что приход нельзя вдруг создать или “объявить”, он должен родиться и вырасти, как все живое, как, например, семья, которая тоже складывается не один день. А для духовного объединения многих людей тем более должно пройти достаточно много времени.

Бывает и так, что чувства единения не возникает, что человек, только начинающий ходить в храм, чувствует себя здесь чужим. Но надо помнить, что главное в Церкви — Бог, что человек должен прийти к Нему, а священник — это тот, кто встречает и приводит человека к Богу. Поэтому необходимо молиться в Церкви, участвовать в церковных Таинствах; быть не просто зрителем и слушателем, а соучастником богослужения, в том числе и Божественной литургии, — осознанно в ней участвовать.

Идеал священника — пастырь, полагающий жизнь за свою паству. Но священники тоже люди, и нагрузка у них сверх нормы. Например, у нас в Саратове всего около 50 клириков, что крайне мало, и нельзя требовать от них невозможного. Однако там, где между пастырем и паствой есть совместное встречное движение, где священник исполняет свой долг до конца, но и прихожане понимают его и помогают ему (например, в таком церковном служении, как общение с новыми людьми), там вряд ли существует проблема отчужденности.

Очевидно, что в основе жизни хорошего, полноценного прихода — правильно организованное богослужение, дающее людям возможность понять, в чем смысл соборной храмовой молитвы; доступная, обращенная непосредственно к людям, живая проповедь; внимание к ним духовенства. Вообще это — живая жизнь, а живую жизнь трудно разложить по полочкам, схематизировать. У каждого прихода, как и у каждого человека, свой путь. При этом нельзя забывать главного — в идеале на приходе, как и в монастыре, настоятель должен быть духовником, и священники должны быть с ним единомысленны и единодушны.

Правда, нужно сказать еще об одной вещи. При таком единении важно не впасть в крайность некой замкнутости или даже обособления, которое порой проявляется в противопоставлении себя Церкви. Ни на один день нельзя забывать, что приход — часть Церкви, а не что-то самодостаточное, завершенное само в себе. В наши дни проводниками подобной “идеологии обособления” становятся иной раз довольно популярные батюшки, и сегодна эта проблема достаточно серьезна. Такому “популяр­ному” священнику доверяют, его слушают, — êàçàëîñü áû, âñå çàìå÷àòåëüíî. Íî âîò áåäà: îí çàìåíÿåò ñâîèì ÷àäàì âñþ Öåрковь; для них нет ни Епископа, ни Патриарха, ни Синода. Такие разделения, связанные с какими-то личностями,íå åñòü ÷òî-òî ïðèíöèïèàëüíî íîâîå: îíè âîçíèêàëè íà ïðîòÿæåíèè âñåé èñòîðèè Öåðêâè îò åå çàðîæäåíèÿ äî íûíåøíåãî âðåìåíè; ÷òîáû â ýòîì óáåäèòüñÿ, äîñòàòî÷íî ïî÷èòàòü àïîñòîëüñêèå Ïослания.

Это происходит потому, что диавол действует именно так; сначала пытается отвратить людей от доброго дела, а когда это ему не удается, старается извратить само дело.

В том, как общаются в храмах с новыми людьми и как их следовало бы встречать, очевидно сказывается повсеместная беда нашего времени — низкая культура поведения. Это проявляется и в том, как люди приходят в храм, но в наиболее серьезной степени — в том, как их встречают те, кто в храме работает. И я думаю, что священники должны выделять церковный актив, который взял бы на себя обязанность присматривать за порядком, за тем, чтобы приходящим в храм не наносились обиды. Наверное, это вполне возможно. С другой стороны, храмы не ограждены от праздношатающейся публики; умудряются заходить в Дом Божий и под хмельком, и с сигаретами. Можно представить реакцию верующих… Когда нетверд мир вокруг нас, трудно навести порядок в отдельно взятом месте, но стремиться к этому, безусловно, надо всегда.

Тем, кто пришел в храм, где приход еще не сложился, можно рекомендовать не спешить с уходом, не торопиться переходить из храма в храм. Все-таки Церковь — это прежде всего место, где совершаются Таинства, где Господь Сам присутствует. В советские годы, когда никакой речи о развитой приходской жизни и быть не могло, миллионы людей приходили в немногие оставшиеся храмы и в них спасались. Со временем человек наверняка найдет себе место, наиболее близкое ему по духу. А недостаток живого общения и духовного опыта можно восполнить чтением святоотеческой литературы, особенно — близкой к нашему времени, и регулярной исповедью.

…Среди проблем собственно церковной жизни главной я бы назвал почти повсеместную замену веры суеверием. Объяснить это можно скорее всего тем, что мы живем в переломный момент. Незаметно ушла старая Россия, которая еще несла на себе следы церковного православного воспитания. Умерли наши бабушки, родившиеся в начале прошлого, а то и в конце позапрошлого века, с детства ходившие в храмы и церковно-приход­ские школы. Часто они были людьми малограмотными, но у них не было и сотой части тех околоцерковных суеверий и ложных представлений, с которыми мы сталкиваемся сейчас. В какой-то степени восприняли церковное учение и их дети. А вот следующее поколение — это поколение, полностью оторванное от своих христианских корней. Храмов не было, но потребность в каком-то религиозном освящении жизни изначально присуща человеку, и в отсутствии религиозного образования родились мифы, “традиции”, в основе которых — какие-то в полном смысле слова обрывки тех или иных православных обрядов.

Мне как-то приходилось совершать отпевание одного человека в деревне и провожать его на погост. Вынесли гроб из храма, а за ним несут две табуретки. Дошли до околицы. Остановились. Ставят табуретки, а на них гроб, снимают крышку. И, окружив гроб, люди молча взирают на покойника. У ворот кладбища процедура повторяется. Я поначалу не могу понять, что же все это означает. А потом вспоминаю, что по уставу полагается служить на выходе из села и у ворот кладбища литию — небольшое заупокойное богослужение. И вот, все собственно церковное забыто, смысл забыт, но то, что гроб с покойником должен быть поставлен в двух местах, — это помнят. Это все, что осталось местами от церковной жизни.

Таких примеров очень много, и говорят они о том, в какой сильной степени в нашем народе уничтожены даже не традиции и обряды, — они вторичны, — но уничтожено само содержание христианской веры.

Священники свидетельствуют, что число суеверий, связанных с погребением усопших, особенно велико, и это действительно так. Вот типичный случай. Приходит в храм человек и просит у настоятеля землю. Мол, умер родственник, и через час его хоронят. Священник пытается объяснить, что необходимо совершить отпевание, и желательно в храме, что лишь после этого берут землю, которой посыпают гроб. А ему отвечают: эти рассказы не нужны, глупости это все. Продайте землю — люди ждут. Настоятель опять о своем: давайте хотя бы самую краткую службу отслужим. Ему прямым текстом дают понять: в ваших “навязываемых” услугах не нуждаются, будьте добры, возьмите деньги и дайте землю. А что это за “земля”, какой в ней смысл — человек и знать не хочет! А ведь главное — правильно проводить умершего в иную жизнь, совершить обряд церковного погребения, чтобы молитвы Церкви исходатайствовали ему милость у Бога, перед Которым он вот-вот предстанет. Что же касается земли, то церковного человека хорошо бы схоронить в церковной ограде, но там просто негде, и Церковь посылает на место последнего упокоения своих сынов и дочерей горстку земли, символизирующую освящение этого места, его связь с тем храмом, в котором усопший молился при жизни. У человека же, который в храме не бывал, никакой связи с ним нет, так что земля здесь выполняет роль материального символа магического обряда.

И вот, с таким и подобным этому поразительным духовным невежеством сталкиваются сейчас практически все священники, и не только в Саратовской епархии; в той или иной степени подобное происходит везде. Масштабы разнятся в зависимости от того, как проходит восстановление, возрождение церковной жизни. В Москве, например, я о таком почти не слышал. Зато уж на Волге1… Это при том, что та же “земля” — самый ничтожный, малозначащий элемент тех обрядов, которые совершает Церковь над усопшим. “Землепоклонники” могут быть людьми вовсе неверующими, но у них, тем не менее, своя логика: «Как же так? Соседи скажут, что я “своих” по-человечески не мог похоронить! Нет, обязательно дайте мне землю». А то, что “земля” сама по себе никакой пользы не приносит душе усопшего, для них оказывается малосущественным. Конечно, это совершенное язычество, если не богоборчество.

И уж тем более забыта жизненно важная в смысле вечной участи человека необходимость исповедоваться, причаститься, собороваться перед смертью. Разговор об этом даже не знаешь с какого конца начинать. Все забыто напрочь.

Несть числа предрассудкам, связанным с венчанием. Кто должен первым встать на полотенце… Или, не дай Бог, чтобы кольцо упало на пол при обручении… Здесь то же магическое отношение к браку, венчанному в Церкви, как к ритуалу, который сам по себе упрочивает брак. Но в Церкви, как и вообще в мире, ничто не действует “автоматически”. Тем более — в сфере человеческих отношений.

Брак — ежедневный подвиг тех людей, которые в него вступают. Церковь венчает их венцами (а венец — символ мученичества, но и торжества) и поет песнопения, прославляющие святых мучеников. Мученикам призывает уподобиться Церковь тех, кто стоит перед Евангелием и крестом, обещая друг другу верность до смерти, — мученикам, которые претерпели до конца и этим спаслись. Вот настоящий смысл венчания. Церковь благословляет людей на подвиг брака, на труд, на совместное несение жизненного креста, на рождение и воспитание детей. Не надо думать, что само венчание автоматически удлинит или укрепит брак между людьми, которые не собираются жить по-христиан­ски, не собираются нести ответственность друг перед другом. Только если люди сознают, на что они идут, сознают, какую ответственность на себя возлагают, к чему они призываются, есть надежда на то, что брак будет прочным.

Это необходимо сказать о браке. Но человек должен сознавать, на какой шаг он идет, и уже тогда, когда он принимает крещение. Святейший Патриарх вот уже в течение пятнадцати лет на всех собраниях духовенства призывает не крестить любого пришедшего, что называется, с ходу. Необходимо проводить хотя бы самые элементарные подготовительные, огласительные беседы. Взрослый человек перед крещением должен прочитать хотя бы одно из Евангелий, обязательно познакомиться с тем, что такое Церковь, к чему он желает присоединиться, какие обеты Богу дает.

Очень трудно отпевать людей, никогда не ходивших в храм. Ведь священник при этом должен читать разрешительную молитву, в которой есть такие слова: “Я прощаю и сие по духу чадо”, потому что почивший “исповедовал свои грехи вольные и невольные”, — а человек и в церковь-то никогда не заходил, не то что не исповедовался и не причащался! Священник при этом невольно оказывается лжецом. Кому мы лжем? Получается, что Богу и людям.

Каждый священник должен стремиться просвещать, научать людей, объяснять им смысл предстоящих таинств. А если люди отмахиваются от этих объяснений, то проявлять необходимую настойчивость. Лучше просто отказать, если пришедший откровенно воспринимает христианский обряд как что-то для него неважное. Скажем, если человек пришел в церковь креститься (или, как это часто бывает, его “привели” — кто-то из близких уговорил), но при этом совершенно не желает знать ни смысла этого таинства, ни что такое христианство, ни, тем более, как по-христиански жить, то я убежден, что крестить его не надо.

Я упомянул об отпевании покойников в храме, но в Саратове можно достаточно регулярно посещать храм, но так и не увидеть отправления похоронных служб. Это наша беда, с которой я пытаюсь, пока, правда, не очень успешно, бороться. А между тем отпевание на дому или в морге, на мой взгляд — это измена священником своему пастырскому долгу (кроме тех достаточно редких случаев, когда это обусловлено решительной необходимостью). Ведь зачастую отпевания совершаются на коммерческих условиях через похоронные бюро и агентства, притом с кощунственными названиями — “Литургия”, например. Здесь тебе и гроб, и венчик, и священник, входящий в набор услуг. И если духовенство участвует в этом надругательстве над таинством — это позор и предательство своего служения. За это обязательно придется отвечать перед Богом, потому что священник, который так поступает, нарушает присягу, данную во время рукоположения. А, кроме того, он развращает людей, которые считают себя православными христианами. Вместо того, чтобы дать людям четкие понятия о вере, о Церкви, о смысле священнического служения, что здесь происходит? Вместо хлеба им кладут в руку камень. Опасность еще и в том, что когда священник такими окольными, внецерковными путями зарабатывает себе на жизнь, то ему становится совершенно безразлично происходящее в его храме. Мне не раз приходилось видеть церковь, в которой священник служит долгие годы и ничего в ней не сделано: ни в убранстве, ни в реставрации. Богослужения совершаются от случая к случаю, кое-как, наспех, воскресной школы нет. Зато батюшка ходит по этим похоронным конторам, а храм ему нужен лишь как прикрытие “основной деятельности”.

Однако происходит и нечто еще более печальное. В ряде случаев запрещенные в служении священники, которые не имеют права совершать ни одного таинства или обряда, продолжают сотрудничать с погребальными конторами. А людям, естественно, невдомек, что они оплатили работу фактически ряженого, лжесвященника, самозванца, который, совершая тот или иной обряд, по сути кощунствует.

Появляются и суеверия совершенно “нового” рода, в частности, связанные с так называемыми “белыми” и “черными” храмами. Здесь уместнее говорить скорее не о причинах их возникновения, а о почве, на которой они возникают. Дело в том, что при отсутствии религиозного просвещения народ наш религиозно одичал. Это печальный факт. Но надо оговориться: чаще всего о “неправильных” храмах говорят люди, которые к Церкви имеют отношение, я бы сказал, по касательной; у людей церковных такие ложные суждения встречаются реже, хотя и такое бывает. И тогда возникает вопрос: зачем они ходят в церковь? Как можно назвать “черным” храм, в котором совершается Божественная литургия?

Это еще раз подтверждает тезис о том, как изменились люди за последние десятилетия. В нашей стране был период после войны, когда за короткий срок, так же как и сегодня, было открыто множество храмов. Приходилось обустраивать их в любых подходящих местах; зачастую это были молитвенные дома, располагавшиеся в специально переоборудованных помещениях. И верующие люди, изголодавшиеся по Церкви, которых оторвали от нее под страхом смерти, были счастливы, что есть место на земле, где служится литургия. В эти немногие действующие церкви они ездили за десятки километров. Возьмите храм Покрова Божией Матери в г. Энгельс, — как он был посещаем в прежние годы, как любим до сегодняшнего дня! А ведь это обычный дом, купленный и переоборудованный под церковь.

Сегодня мы по-прежнему вынуждены открывать храмы в приспособленных помещениях, потому что не осталось храмовых зданий. И вот в одном райцентре передают клуб, в другом — кинотеатр, в третьем — магазин или сберкассу. Но сейчас совсем другая ситуация, нежели в послевоенные годы: от людей подчас можно услышать: “Не пойду в такой храм. Там несколько десятилетий кино смотрели; это ненастоящая церковь”. Люди не понимают сути — ради чего церковь существует. Им это не нужно. Они думают о каких-то непринципиальных вещах; не понимают, что и без куполов, и без колокольни можно служить. На Соловках ссыльные священнослужители совершали Божественную литургию на лесной поляне, которую называли своим храмом, служили в тюремных камерах, потому что не мыслили своей жизни без Евхаристической молитвы и Причащения. Мне же приходилось как-то говорить с жителями одного райцентра, которые не хотели посещать церковь, потому что она расположена в здании бывшего суда: там, говорят, людей судили, как же мы будем туда ходить молиться. Это, дескать, грех великий.

Но давайте вспомним первые века христианства, когда в Римской империи после Миланского эдикта начали отдавать под церкви базилики — общественные здания, римские суды. Здания судов и становились первыми христианскими церквями; именно форма этих базилик и стала на долгие века основной формой всей храмовой архитектуры.

Сейчас даже у людей нецерковных большой популярностью пользуются поездки по святым местам. При этом в объявлениях о маршруте поездок зачастую значится и посещение того или иного старца, и об этом тоже нужно сказать прямо, без замалчивания. Паломнические поездки — это то, что естественно для христианина, что является важной частью духовной жизни человека. Побывать, скажем, в обители, связанной с памятью того или иного подвижника, ощутить, “впитать” святость места, помолиться там — это очень укрепляет людей, помогает им. Я помню свои поездки в молодости в Троице-Сергиеву Лавру на дни памяти преподобного Сергия, когда на меня огромное впечатление произвела обитель, открытая всю ночь, храмы, заполненные множеством людей. Всю ночь после службы они стояли, молились, читали нараспев акафисты. Это оставило неизгладимый след на всю жизнь. Но вот что нужно понять. Посещение мест подвигов великих святых ничего не даст человеку, если он не хочет работать над своим сердцем. Человек не может измениться автоматически; он обязательно должен трудиться, проливая буквально пот и кровь. “Дай кровь и прими Дух”, — сказано Отцами, то есть употреби усилия до крови — и тогда ты пожнешь какие-то плоды. Только тогда. А характерное свойство современного человека — готовность обойти небо и землю для того только, чтобы не трудиться, а получить плоды даром, мимоходом. И плоды Духа в том же ряду. Конечно же, отсюда — повышенная потребность в чудесах. Сегодня развилась какая-то болезненная страсть — искать прозорливых старцев. Господи, помилуй, но зачем тебе знать будущее! Времена и сроки во власти Божией. Верующий христианин долгими годами учится видеть себя, познавать себя в мире; учится в молитве, в покаянии, в других таинствах…

То количество “старцев”, которое сегодня появилось, конечно, ужасает. Они возникают в самых разных местах, хотя еще недавно о них никто и слыхом не слыхивал. И многие из них в сане находятся в лучшем случае не более десяти лет. Дико для православного человека видеть объявления о том, что организуется экскурсия и в ней, наряду с посещением тех или иных святых мест, предусмотрено и “посещение прозорливого старца”. Я хочу, пользуясь случаем, обратиться ко всем верующим людям: если вы встречаете такое объявление — близко не подходите. Не может не только старец, а просто человек, более-менее здоровый духовно, допустить, чтобы о нем вот так писали и к нему за деньги возили экскурсантов. Я очень советую всем, кто любит ездить по святым местам, познакомиться с творениями святителя Игнатия Брянчанинова, в частности, с теми, в которых он говорит об “актерстве” последних времен, о людях, надевающих на себя личины святости, тогда как на деле от святости они очень далеки.

То же касается всевозможных отчиток. Распространилась мода на поездки на отчитки автобусами. Нужно это человеку или не нужно — об этом даже не спрашивается. Между тем отчитывание нужно только бесноватым, то есть тем, кто одержим бесом. Их можно легко отличить: они бросаются на окружающих, лают, кричат дикими голосами и прочее. И с древних времен именно для таких болящих по благословению Правящего Архиерея совершалось это чинопоследование. Но нет, сегодня совершенно здоровые, нормальные люди собираются на отчитку невесть зачем. Говорят: курить не могу бросить. То есть опять человек ищет плодов без трудов. Что значит: “Не могу бросить курить”? — Не хочешь. У тебя нет силы воли. — И поэтому надо ехать на отчитку? Это все равно, как если бы у человека царапинка появилась на лбу, а он стал бы просить хирурга сделать ему полостную операцию.

А если здоровый человек поедет на такую отчитку, то, может быть, ничего и не случится. Но я знаю такие примеры, когда люди здоровые отправлялись на отчитку и на самом деле становились бесноватыми. Примечательно, что один такой довольно молодой “старец”, промышляющий недалеко от наших мест, говорит приезжающим к нему: «А вы к другому (и называет имя тоже одного очень известного своего “коллеги”) не ходите. Он все делает неправильно. Вы ко мне ходите». Тут даже комментировать ничего не надо.

Может возникнуть вопрос: а как же Церковь позволяет происходить подобному? Но, к сожалению, сегодня организацией паломничеств занимаются туристические фирмы, которыми руководят и в которых работают люди, абсолютно никакого отношения к Церкви не имеющие. Для них это просто “сегмент рынка”, который необходимо освоить, потому что есть спрос. А в результате порочится наша вера, люди получают искаженное представление о Церкви.

Мне особенно хотелось бы предупредить всех, кто сталкивается с подобными явлениями: суеверия и прочие проявления ложной духовности, о которых шла речь, смертельно опасны, — они опасны для душевного здоровья человека, но еще более опасны тем, что отдаляют его от Бога как в земной жизни, так и в жизни вечной, к которой стремится каждый христианин. И выход из этой ситуации можно искать только сообща. Нам, священнослужителям, нужно быть пастырями, а не требоисполнителями. Встречать людей на пороге храма. Вдумчиво, с любовью отвечать на задаваемые вопросы. А тем, кто только еще интересуется жизнью Церкви, — не стесняться эти вопросы задавать священнослужителям, доверять им, и при этом учиться с трезвением относиться к советам всезнающих соседок.

И еще, мне кажется, не надо бояться обсуждать те болезни, которые у нас есть — у Церкви и общества, в котором она существует и с которым неразделима. В каком-то смысле Церкви, как и всякому верующему человеку, с недостатками бороться легче: ведь мы уповаем не на собственные силы, а на помощь Божию, и Его милостию получаем ее.

1Несколько лет назад в редакцию пришел священник из Поволжья, который рассказал, как однажды в храме застал перед отпеванием дочь покойницы за странным занятием: она пыталась подсунуть под гроб топор. Объяснила, что это для того, чтобы были нетленные мощи. Выяснилось к тому же, что она заведует химической лабораторией, так что вроде бы должна что-то понимать в природных процессах. Но суеверие, в отличие от веры, отключает разум. — Ред.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.