Правительство Москвы пообещало включить в Генеральный план развития города программу строительства храмовых комплексов на окраинах. Не успели еще высохнуть чернила на постановлениях, как началась дискуссия – куда нам столько храмов.
Действительно, в центре Москвы церкви в десяти 10 минутах друг от друга, а то и ближе. Казалось бы, проблемы нет – езди в любой храм на свое усмотрение. Храм – это ведь не магазин круглосуточной доставки на дом, надо и потрудиться, чтобы попасть на службу. Да и на метро доехать – труд невелик. А деньги, которые можно было бы потратить на строительство, — пустить на добрые дела – отремонтировать больницы, дома престарелых, детские сады или школы. Почему же Патриарх говорил на Епархиальном собрании Москвы, что новые храмы – самая первая необходимость Москвы?
Если вы хоть раз пытались сходить на воскресную службу или на праздник в спальном районе, то знаете – протолкнуться в храм практически невозможно. Один раз я зашла в храм в Раменках – рядовая всенощная под воскресенье – и уже едва удалось втиснуться. Что же в воскресенье делается? Это значит, что для новых людей храм закрыт – надо обладать намного большим желанием прийти на службу, чем обычно обладают новоприходящие. А потом Церковь ругают, мол, у вас там душно, тесно, невозможно просто молиться. В таких приходах сложно вести катехизацию, сложно помнить прихожан по имени, практически невозможно священнику даже иногда прийти к прихожанам в гости. Храмы не могут вместить всех желающих.
Протодиакон Андрей Кураев после Рождества комментировал проблему нехватки храмов в Москве: «Антицерковники в восторге: по милицейской статистике в 10-миллионной Москве на рождественские службы за сутки пришло лишь 135 000 человек, т.е. около 1 процента. А вот это действительно скандал, дурно характеризующий московские власти: по самым скромным социологическим подсчетам, минимум 5 процентов москвичей – активно церковные, сознательно православные люди. А храмы могут вместить одновременно лишь их пятую часть. Неслучайно Патриарх Кирилл с первых дней своего избрания оценивал ситуацию с храмами в Москве как наихудшую в России».
После своего крещения я не испытывала никакой потребности в церковной жизни. До тех пор, пока на моем пути от дома к метро не построили храм. Заходить я туда стала сначала из любопытства, потом потому, что стало душевной потребностью. Надо сказать, что в новых храмах обычно нет сердитых бабушек – они сами без году неделя как пришли к Богу, и не научились пока с высоты своей многолетней церковной жизни всех вокруг воспитывать. Против нашего храма тоже многие протестовали – звон мешает по утрам, например. А потом храм стал понемногу наполняться людьми, а люди стали меняться. Кто-то удержался от развода, кто-то нашел в приходе свою вторую половинку, почти все семьи стали многодетными и передружились между собой, организовалось и небольшое сестричество, и детская воскресная школа, много молодых людей в общине, в Церкви нашли смысл жизни. Дети из трудных семей росли под чутким присмотром отца настоятеля, и вырастали неплохими людьми, некоторые сегодня уже студенты-богословы.
Почти каждый день приходил человек с каким-то горем, пользуясь предлогом записаться в библиотеку или просто купить свечку, пытался выговориться, рассказывал о своем горе, а ситуации подчас были совершенно безвыходные. Потом он приходил еще, еще, понемногу начинал исповедоваться, причащаться, и…. проходило время, и он преображался, именно храм становился для него, еще несколько лет назад протестовавшего против строительства церкви, спасительной соломинкой, закваской, переменившей его жизнь изнутри.
Может быть сначала нужна община, а потом уже и о храме вести речь? Да, несомненно, община нужна. Но в современных российских условиях общину без храма создать очень непросто. Много лет мой приход – храм Всемилостивого Спаса б. Скорбященского монастыря. Само здание храма Церкви не передано, там некий бизнес-центр располагается, а службы проходят в бывшем монастырском здании – двухэтажном домике неподалеку. Община у нас сложилась прекрасная и дружная, но каждый раз, когда я рассказываю кому-то, как к нам в храм прийти, чувствую недоверие в глазах – что за храм такой в двухэтажном домике? Не сектанты ли? Мало ли? И поэтому каждый раз, описав путь от метро до храма, говорю: «Здание храма Церкви не передано, поэтому…» — и далее по тексту. А вот, дай Бог, вернут нам храм, тогда и сразу люди потянутся.
Может быть, все же в центр? Конечно, многие ездят. Но в нашем храме в спальном районе большинство составляли бабушки, которым на метро уже практически никуда не доехать, и молодые мамы. Те, кто хоть раз пытался доехать куда-то на метро с детьми, поймет, почему лучше, если до храма можно дойти пешком.
Если посчитать количество храмов в центре, окажется, что для городов было естественно ходить в неподалеку находящийся приходской храм, с, может быть, небольшой общиной. Сегодня центр расселен в спальные районы, бывшие дачные, и логично этот же ритм застройки понемногу воссоздавать – не только же нам себя супермаркетами и торговыми центрами обстраивать.
Наконец, может быть все же дом престарелых отремонтировать? Лучше купить миро и умастить Христовы ноги или раздать нищим эти деньги? Если применять только внешние правила и регламентацию, не воспитывать человека, то однажды, по слову Достоевского, станет «все позволено». Если мы сегодня закроем глаза на духовное просвещение народа, возможно, через несколько десятилетий мы придем к принудительной эвтаназии одиноких стариков. А это будем, на минуточку, мы с вами. Если же люди по-настоящему придут к церковной жизни, они и станут таким катализатором добра в обществе. Перед глазами у меня два примера – несколько девочек, православных, организовали огромное дело «Старость в радость», и много лет уже в буквальном смысле слова – солнышки для десятков одиноких стариков. В другом приходе молодежь, вспомнив, что по заповеди надо посещать больных, тоже организовала служение милосердия на приходе – навещают одиноких бабушек и дедушек. Мы ежедневно читаем в газетах о том, как директор то тут, то там, присвоит себе государственные деньги для стариков или детей-сирот. Можно перечислить все деньги в социальную сферу и все они могут осесть в чужих карманах, не дойдя по назначению. А услышит человек заповеди Христовы, и, может, в следующий раз не станет списывать себе детские и стариковы деньги. Если же не вспомнит человек о нравственном законе, скажет равнодушно «А все так делают», — и тогда можно не тешить себя надеждой, что наши средства и налоги дойдут до получателя.
«Не стоит село без праведника» — напоминает Солженицын. Не устоит праведник без храма, предостерегает день сегодняшний…
