Недавно был заново сформирован Общественный совет при Минобре. Новый министр, не признавая вслух, что при его предшественнике все решения принимались келейно, среди своих, давал таким образом понять, что при нём решать будут иначе — открыто и с учётом всех мнений. Совет формировался шумно: через интернет-голосование избрали девять человек, большей частью известных в образовании и науке; министр назначил ещё восьмерых. Договорились собирать совет раз в столько-то месяцев, заранее обсуждать повестку встреч — словом, всё как полагается.
Но вот 24 сентября получают члены совета из Минобра такое письмо: мол, уважаемые коллеги! на ваше заключение направляется проект госпрограммы «Развитие образования на 2013–2030 годы». Поскольку внести его в правительство мы должны 27 сентября, просьба рассмотреть в возможно короткий срок. К письму приложена сама программа — 291 страница. Оцените: вечером в понедельник люди получают триста страниц текста, который в четверг будет представлен начальству. Начальство за каким-то бесом требует вашего, господа общественники, одобрения, поэтому одобрите-ка нашу бумагу живым манером. Нет, конечно, вы можете высказать и какие-нибудь частные замечания, только вы же понимаете — мы всё равно не успеем их учесть… На мой взгляд, это какое-то образцовое хамство. От уважаемых людей требуют, чтобы они подписали «одобрямс», не читая подсунутой бумаги: ведь всерьёз проштудировать 300 страниц за двое суток (при том, что у членов совета и своих дел выше крыши) попросту нереально. Впрочем, полистав документ с полчаса, я понял, что у чиновников Минобра и не было другого выхода: одобрить их труд можно только не глядя. Вопреки громкому названию это вообще не программа. Это коллаж, неаккуратно склеенный из полудюжины разных бумаг, клепавшихся Минобром в разные годы по разным поводам.
Программа — это задачи, ресурсы и методы. В минобровской бумаге даже задач нет, одни пожелания: пять российских вузов в мировой сотне, например; или оснастить все школы бассейнами; или преподавателями-мужчинами, — но ни слова о том, как эти пожелания осуществить. Нет, в проекте есть более чем разумные слова, поминаются более чем назревшие решения. Но они накиданы вразброс — и, похоже, только затем, чтобы подсластить пилюлю. Пилюля же в том, что Минобр настаивает на продолжении — вплоть до 2030 года — всех, в том числе самых одиозных своих инициатив. Фиксируется и исключительная роль ЕГЭ, и ничем не корректируемая подушевая система финансирования, и фактическая ликвидация школьного образования в сельской местности, и убийственная система оплаты труда учителей, «ориентированная на результат», и закрепление абсолютно неприемлемых Стандартов для старшей школы под заведомо лживой вуалью «построения индивидуальных образовательных траекторий», и так далее. Проект смотрели уже многие специалисты — не похвалил, кажется, никто. Да, у всех — или почти у всех — минобровских затей есть сторонники, в том числе вполне бескорыстные, но ни одна из них, вежливо говоря, не бесспорна. И в очередной раз, уже при новом министре, проталкивать спорные идеи точно так же, как их проталкивали последние десять лет: исподтишка, в искусственно созданной спешке — как карманники работают в искусственно устраиваемой давке — это выглядит, на мой вкус, очень скверно.
Семеро из 17 членов совета (пятеро выбранных, двое назначенных) отказались впопыхах, не обсуждая — да, по существу, и не читая! — одобрять проект; остальные не захотели или не успели высказаться. Занятно будет посмотреть, как бумагу будут пропихивать через совет теперь, после афронта. Ведь это в досетевую эпоху скандал был бы камерным; теперь и сам корявый проект, и детали происшедшего разошлись в педагогическом сообществе довольно широко, и за второй серией будет следить много внимательных глаз. Впрочем, я не сомневаюсь: так ли, иначе, но проект продавят — и не такое продавливают.
И не через полтора десятка экспертов — через всю страну. Вот во вторник принят в первом чтении закон о социальном патронате — при том, что тремя днями раньше в Москве прошло шествие: в приёмную Путина передали почти полтораста тысяч подписей против этого законопроекта. Казалось бы: президент обещал, что сто тысяч подписей граждан станут поводом для специального рассмотрения любого вопроса. Тут подписей много больше, а можно было собрать и миллион, и пять миллионов: страна очевидно против того, что неточно называют «ювенальной юстицией», против всевластия органов опеки, против изъятия детей из семьи. За — вполне обозримая группа лиц. И что? И ничего: законопроект принимается.
Занятная деталь: на следующий день внезапно высказалась глава Совфеда Матвиенко. «Я лично категорически против ювенальной юстиции, — заявила она журналистам. — Я — противница этого и не допущу такого решения». Чего Валентина Ивановна теперь собирается не допускать, неведомо. Закон о социальном патронате опасен не деталями, которые можно править при втором чтении, а концепцией, которая Думой уже одобрена. С этим законом пазл «ювеналки» вполне сложится — и станет можно изымать практически любых детей из семьи, а то и отбирать потом у семьи жильё, чтобы изъятому ребёнку было где жить с новым опекуном. Или Матвиенко обещает, что Совет федерации этот закон развернёт? Ну-ну.
Случаи разные, схема одна: некая группа уполномочена решать такой-то вопрос — и мнения лиц, в группу не входящих, никого не интересуют. Даже если эти лица составляют большинство профессионального сообщества; даже большинство населения страны. А по бюджетно-финансовой политике разве решения принимаются иначе? А с ВТО было не так? Я вовсе не считаю, что большинство всегда право. Оно вполне может жестоко заблуждаться — ну так откройте большинству глаза в открытой дискуссии! Нет; открытых дискуссий уполномоченные не любят. Им и так хорошо.
На этом фоне очень приятно было прочесть, что министр Абызов попросил выделить в будущем году миллиард рублей на работу Открытого правительства. Вот истратят этот миллиард «на цели информационно-аналитического обеспечения задач и механизмов» — сразу всё и наладится.
