Шестого февраля контр-адмирал ВМФ Вячеслав Апанасенко застрелился из-за невозможности получить обезболивающее. В своей предсмертной записке он сам ответил на главный вопрос “кто виноват?”. “Прошу никого не винить, кроме Минздрава и правительства.”
Понятно, что этот ответ не понравился ни Минздраву, ни правительству. Пресс-секретарь министерства приносит соболезнования и требует выяснить “Почему возникла непростительная волокита с многочисленными подписями (так пишут СМИ), тогда как приказ Минздрава предусматривает возможность выписки рецепта лечащим врачом единолично с последующим заверением главврачом (замглавврача или зав.структурным подразделением) и печатью учреждения?” Человек, задающий столь грамматически сложные вопросы, наверное, считает, что сами по себе одна-две подписи и печати не могли послужить причиной трагедии. Правительство тоже среагировало на обвинение: вице-премьер Ольга Голодец поручила в течение недели найти и наказать виновных (кстати, неделя уже прошла).
Реакции обвиняемых понятны, ведь не подавать же в отставку, надо “быть подтянутым и улыбаться”. Гораздо важнее другое: на защиту Минздрава и правительства от обвинений контр-адмирала встали благотворители и либеральные политики.
“Минздрав все делает правильно. И я не разделяю позиции тех, кто сейчас обвиняет Министерство во всех грехах. <…> Очень надеюсь, что теперь, когда уже грянул выстрел, проблема будет на особом контроле.» — пишет директор благотворительного фонда Екатерина Чистякова. “Я категорически не согласна с тем, что во всем виноват наркоконтроль и существующие законы. У нас нет проблем с законами, у нас проблемы с их исполнением. А не исполняются они из-за нашей юридической неграмотности, нежелании разобраться и настоять на своем.” — пишет либеральный политик Мария Гайдар.
Всеми сторонами подразумевается — виноваты врачи. Я, как врач, считаю нужным заявить, что контр-адмирал прав: виноваты Минздрав и правительство. Но некоторая вина лежит и на врачах.
Виноватым может быть только тот, кто принимает решения. Врачи были бы виноваты в том случае, если бы они, видя боль, решили не выписывать наркотик. Такое бывает, но здесь этого не было. В чем можно и нужно обвинить врачей, так это в том, что они пренебрегают профессиональными стандартами, продолжая работать в неприемлемых для медицины условиях. Эту вину я, к сожалению, разделяю со многими коллегами. Мои больные, а значит и я, страдают от того, что я не могу им свободно выписать морфин, как это могут сделать мои западные коллеги любой терапевтической специальности. Нельзя вылетать в рейс на плохо работающем самолете, нельзя оперировать нестерилизованными инструментами, нельзя работать врачом, если не можешь свободно выписать лекарство.
Но тут следует понять, чего мы ждем от врача, за кого его принимаем. За свободного профессионала, несущего ответственность за свои поступки, или за мелкого чиновника, выполняющего приказы Минздрава?
Врач-чиновник ощущает себя частью системы, как милиционер или налоговый пристав. Он обладает, пусть и не всегда формально, частичкой государственной власти. Он может наорать на больного, закрыть двери отделения перед родственниками, сам решать, что говорить больному о его болезни, а что не говорить, чем лечить, а чем не лечить. Его приоритет — не больной, а здоровье населения. Врач-чиновник работает по приказам и защищает интересы системы, одна из главных его обязанностей — правильно оформлять больничные листы. Начальник такого врача — министр здравоохранения, а то и сам президент. Ведь они повышают или понижают ему зарплату, говорят, как лечить, и решают, какой должна быть смертность.
Врач-профессионал — это врач в собственном смысле, основной его приоритет — защита интересов больного, в том числе и от государства. У такого врача нет начальника, а иногда нет даже работодателя. Управлять такими врачами очень сложно, потому что они действуют в соответствии с требованиями профессии, которые невозможно изложить языком приказов. Одно из таких требований — устранить боль, облегчить страдания больного, даже если он зарегистрирован в другом городе, у него нет полиса, он не встал на учет у онколога, родственники не успели получить подпись и так далее.
В России, к счастью, пока есть врачи обоих видов. Но в поликлиниках работают в основном врачи-чиновники, потому что условия работы там нарушают самые элементарные требования профессии: возможность облегчить страдание здесь и сейчас, говорить больному правду, ставить те диагнозы, которые считаешь нужным, и лечить тем, что требует профессия. Врачи-профессионалы постепенно уходят из первичной помощи туда, где не попирается ежеминутно профессиональная честь — в диагностику, в узкие специальности, или уходят из медицины. Вот реплика в фейсбуке врача-фтизиатра, много лет проработавшего с очень тяжелыми и социально незащищенными больными: “Если бы кто-то хоть раз в течение нескольких месяцев ходил бы в палату к умирающему от туберкулеза больному, который невыносимо страдает и давится кашлем, то, думаю, вопросов к врачам не стало бы. Три месяца назад я ушла из стационара в диагносты. Все, наступил мой предел. Так как даже банальный сибазон (реланиум) попал в наркотический список. Настал мой предел — я не могла больше слышать «сделайте же что-нибудь». Кеторол и феназепам не работают у таких больных, им бы прекрасно помог таблетированный морфин, но его нет и никогда не будет.”
Остается вопрос “что делать”? Надо выбрать, у кого мы хотим лечиться. Если у Минздрава и правительства, то тогда нужно знать законы, улучшать их (в этом нам поможет Мария Гайдар) и требовать у врачей-чиновников их неукоснительного исполнения. При этом придется смириться с тем, что врачи не очень разбираются в медицине (выполнять приказы это только мешает), а для получения лекарства нужна санкция заведующего и печать учреждения. И когда мы не получим морфин, виноваты будут опять Минздрав и правительство.
Если же мы хотим лечиться у настоящих врачей, то есть людей, разбирающихся в медицине, то надо максимально ограничить возможность Минздрава вмешиваться в профессиональные решения врачей, а приказ о выписке наркотических препаратов не улучшить, а отменить. Проблему взять не под особый контроль, как просит Екатерина Чистякова, а вообще перестать ее контролировать. Ловить не тех, кто неправильно выписал наркотик, а тех, кто ими действительно торгует.
