На якутских дорогах надо держать язык за зубами в самом прямом смысле этого слова — иначе можно откусить. Про русское бездорожье слышали? Ну вот, это была слабенькая подготовка к встрече с реалиями Крайнего Севера.
Улус Намский
Интеллигентный регион
Когда вечером накануне наш проводник по якутской земле иеромонах Никон сообщил, что нам предстоит проделать за полтора часа восьмидесятикилометровый путь в соседний Намский улус, я про себя ухмыльнулась. Восемьдесят километров, полтора часа… Какие они тут, в Якутии, законопослушные!
Жестокая ошибка! Развить высокую скорость было невозможно технически — высокий и удобный УАЗ «Патриот» подскакивал, как боевой конь, на каждой кочке, ямке и трещинке в асфальте. А кочки, ямки и трещинки попадались примерно каждые десять метров. Я чувствовала себя воином на этом самом боевом коне и чудом не билась головой об потолок.
Едем мы в духовную столицу улуса — село Намцы. Здесь находится храм Иоанна Предтечи, а служить сюда приезжает и.о. настоятеля — священник Павел Слепцов. «И.о.» — потому что приход пока не представляет собой самостоятельную единицу — священника содержать не в силах. В Якутии это не редкость. Отец Павел окормляет несколько приходов в районе.
Храм Иоанна Предтечи
Славян в улусе проживает немного — процентов пять, между собой говорят кто по-русски, кто по-якутски, но типичных для двуязычия ошибок в речи не слышно. Вообще, создается впечатление, что Якутию населяет сплошь интеллигенция — учителя музыки и физики, научные работники, редакторы газет, сотрудники музеев… В крайнем случае — фотографы и воспитатели в детских садиках.
На самом деле, конечно, это не так, но процент интеллигенции среди якутов, действительно, высок. Среди православных прихожан образованных людей тоже много. На литургии (в субботу) у отца Павла стоят всего человек десять (из них мужчин — всего двое), причем половина — на клиросе. По большей части — женщины-пенсионерки, хотя заходят (пусть и не на всю службу) и молодые женщины с детьми. Пожилые прихожанки, как будто специально для разоблачения мифа о вредных церковных бабушках, шепчут им: «Без завтрака? Иди, причащайся! Батюшка благословляет!»
Причастники
Аграфены, Матроны, Иннокентии…
Прихожане друг друга знают — якутское православие существует общинами. По-другому невозможно: в более удаленные улусы священники не приезжают по нескольку месяцев. Пожалуй, общинная жизнь — то, о чем так много с тоской и ностальгией говорят на «большой земле» — здесь прижилась совершенно естественно: священники-то месяцами не приезжают, так что приходится верующим самим собираться на совместную молитву, вычитывать суточный круг, поддерживать порядок в храме, а иногда даже обращаться к архиерею с просьбой отслужить литургию.
Слева - Людмила Иннокентьевна и Матрена, справа - староста храма Иоанна Предтечи Галина Филимоновна. В центре - священник Павел Слепцов
Да и храм есть не всегда. Приход, собранный сегодня в деревянной Иоанно-Предтеченской церкви, построенной еще при епископе Германе (ныне — архиепископ Курский и Рыльский), раньше собирался в вечерней школе, потом — в музее истории Намского края.
До революции местные жители были крещены почти все, христианские имена здесь усвоились настолько хорошо, что по сей день среди якутов, даже не очень глубоко воцерковленных, можно встретить Аграфен, Семенов и, естественно, несметное количество Иннокентиев, в честь святителя. Покойный епископ Зосима шутил, что если на улицах Якутска позвать: «Иннокентий!» — обернется полгорода. Священники из Якутска рассказывали: однажды в столицу края приехал из далекого улуса молодой алтарник по имени Антиох…
Частое для якуток имя — Матрена. С нами на службе молится круглолицая и скромная Матрена — живет в улусе всю жизнь, раньше работала воспитательницей в детском саду, теперь вышла на пенсию. Говорит мало и только о вере.
-Я крестилась десять лет назад. Имя мне дали в честь блаженной Матроны Московской. Матушка Матрона — мой ангел Хранитель, — говорит она и застенчиво улыбается.
Потом вдруг с необычайным внутренним жаром добавляет:
-Мне так много помогает Церковь! И еще, я верю, поможет! — после чего смиренно замолкает.
Крещение с приключениями
Людмила Иннокентьевна родилась в смешанной семье: среди ее предков — якуты, русские и евреи. Крестил ее еще архиепископ Герман, когда служил в Якутии. Людмила Иннокеньтевна до сих пор отзывается о нем очень тепло, почти со слезами:
-Он был очень открытый человек. Всегда выслушивал. В любой момент к нему можно было прийти.
Сегодня она в Иоанно-Предтеченском храме впервые. Живет в городе, богослужения посещает исправно, но места в какой-нибудь общине себе пока не нашла. Когда в Намцах открылся филиал Педагогической академии, где Людмила Иннокентьевна читает лекции, она постоянно пыталась сюда попасть, но церковь все время оказывалась закрытой.
-Несколько раз приезжала, ходила вокруг, но так и не попадала. А сегодня совершенно случайно пришла, а храм открыт. Таким вот чудесным образом — даже причаститься удалось.
Крестилась Людмила Иннокентьевна, как здесь часто бывает, с приключениями.
-В церкви я крестилась в 1993 году, причем сначала мне священник в крещении отказал. Где, говорит, ты столько ересей набралась?! Прочитай катехизис хотя бы! Но мой дедушка был верующим, даже икону одну сохранить смог — святителя Николая — и всех своих внуков, кроме двоих младших, погружал в купель. Думаю, что и меня погружал, потому что я в четыре года наблюдала, как он этот обряд совершал над моей младшей сестренкой.
Уже потом я прочитала в книге отца Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые», что в отсутствие священника крестить может любой мирянин.
Я считаю, очень важно, чтобы в семье были верующие. Я знала, что мои бабушка и дедушка — крещеные христиане, и мне всегда было интересно, хоть я и была пионеркой, потом комсомолкой, хорошо, Бог от партии уберег!
Сонм прихожан возглавляет староста — Галина Филимоновна.
Чаепитие после службы.
-С крещением у меня тоже интересная история вышла, — рассказывает она о своем пути в храм. — У меня дочка венчаться собралась. Тогда решили и меня крестить, а мне пятьдесят лет было. Но я не уверена, что в детстве меня не крестили, потому что у меня отец был украинец, я на Украине провела много лет. На всякий случай таинство надо мной произвели с формулировкой «аще не крещена». В Твери, в часовне святого Иоанна Кронштадтского. И тут же мне дали кучу книг: про исповедь, Причащение. Стала изучать.
Торжество марксизма и традиционные религии Севера
Галина Филимоновна стояла у истоков Иоанно-Предтеченского прихода — с 98-го года. На восстановление прихода ее благословил еще владыка Герман.
С тех пор Галина Филимоновна на пенсии. Много лет она проработала в этом же родном улусе учителем физики. Что сейчас, как она утверждает, очень помогает в строительстве.
Правда, никакие теоретические знания без материальной базы не работают — такая вот мрачная ирония судьбы: марксистская идеология воплотилась в традиционно «красном» регионе.
-Был у нас тут местный глава — Альберт Николаевич Дьяконов — я к нему всегда могла придти, попросить денежку, стройматериалы… А сейчас во главе улуса коммунисты, им до Церкви нет никого дела, — сетует Галина Филимоновна.
До Церкви дела нет, зато в попытке восстановления якутской самобытной культуры всюду ставятся арчи — якутские «дома очищения». На это идут официальные налоговые отчисления.
Твердо стоят на ногах протестанты самого разного толка — от баптистов до оккупировавших местную музыкальную школу «свидетелей Иеговы».
-Мы тут на Пасху адвентистов в доме престарелых встретили! — боевым голосом сообщает отец Павел. — Я им сказал: «Моих овечек — не трогать!». Обещали не трогать. А в Цунтарах, где я начинал служить, очень активны неопятидесятники. Их человек пятьдесят было, когда у нас приход был — меньше тридцати. Так мы с ними как-то целый день проговорили. Вышел весь красный, как рак вареный. Но толку никакого не было. Правда, моей задачей и было не переубедить, а просто донести до них православные истины.
Протестанты себя считают традиционной конфессией в Якутии. Отец Павел ездит по Намскому улусу и с горечью констатирует:
-Такая радость бывает, когда попадаешь в поселок, где их еще не было! А иногда мы для них почву сами готовим — приедем, просветим, а плоды собирают они. У нас священников мало, мы не можем постоянно находиться на одном месте. Приедешь в какой-нибудь поселок во второй раз, а тебе говорят: «А мы уже от вас ушли». Обидно. Редкие случаи, когда люди осознают и возвращаются в Церковь.
Сам отец Павел — якут. Богослужение частично идет на якутском языке — чтобы не было обидно ни якутам, ни редким русским. Раз в неделю батюшка совершает литургию полностью по-якутски, но не здесь, а в кафедральном Градоякутском Преображенском соборе.
Порабощенный народ?
Служение на якутском для отца Павла — не просто послушание. Об истории своего народа он говорит с гордостью и почти благоговением. Видимо, поэтому после службы и легкого чая (о якутском гостеприимстве, которое каждую трапезу превращает в пир горой, по-хорошему, надо писать отдельный репортаж, а лучше снимать фильм, поэтому, пожалуй, эту страницу мы опустим, чтобы не мучить оголодавшего читателя) мы едем по все тому же якутскому бездорожью в музей истории Намского края.
Музей истории Намского края. Реконструкция обстановки XIX века. Русский дом в Якутии
Первый на моей памяти краеведческий музей на территории Российской Федерации, в котором бивни мамонта смотрятся уместно и своевременно — обычно этот артефакт вызывает в памяти цитату из подростковой повести Анатолия Рыбакова «Бронзовая птица»: «В какой музей ни придешь, всюду бивни мамонта. Все хотят доказать, что в их губернии когда-то обитали мамонты».
В музее узнаем весьма неприятную вещь — оказывается, русские, придя на эти земли, якутов натуральным образом поработили.
-Вот макет деревянной крепости, в которой держали всех, кто не был в состоянии или отказывался выплачивать ясак. И членов их семей, — бесстрастно сообщает экскурсовод Светлана — тоже прихожанка отца Павла.
Воспитанная, как и все жители центральной России, на мантре «русские никогда не вели захватнических войн», в страхе замираю, ожидая какого-нибудь сепаратистского утверждения. Но нет — в следующих залах уже повествуется о верной службе якутов русскому царю, а потом и об участии в Великой Отечественной войне.
Впрочем, радоваться рано — националистические настроения в республике Саха существуют, опасные семена ложатся на благодатную почву народного возрождения, и вот уже среди якутской интеллигенции популярно обвинение: «Русские принесли нам Библию и отняли землю и алмазы».
Макет храма
-Вот интересно, русские сюда много лет назад пришли, а отвечать за это почему-то должен я, как православный священник! — с негодованием восклицает отец Павел. — Есть тут такое ложное представление, будто якутов крестили насильно. Всегда защищаю Церковь тем, что доказываю: в России было только три указа Петра I о насильственном крещении калмыков. Но это политика. А случаи насильственного крещения якутов, если и были, то единичные и исключительно на местах.
Через религиозный винегрет — к Православию
С национальным самосознанием у отца Павла все отлично: он и в Церкви-то оказался не в последнюю очередь в качестве якута.
-Есть в якутском языке такое выражение: «Сушить копыта отца», что переводится как «идти по стопам отца», -рассказывает отец Павел за очередной дружеской трапезой (и снова проявим снисхождение к читателю и не будем заострять на этом пункте внимание). — Учился я в инженерно-строительном институте, чтобы, как мой отец (он погиб, когда мне было четыре года), стать инженером. Но мне было очень морально тяжело находиться в этой безбожной среде. Пошлость какая-то на каждом углу, разговоры, кто да с кем, да где… Тяжелая атмосфера. Устал я от этого.
Плюс к этому — я в то время был индивидуальным предпринимателем, и все ужасы 90-х пережил на своей шкуре: и шантажировали, и на счетчик ставили. И к тому же тогда работа в бизнесе предполагала необходимость идти против закона и своей совести. Я решил от всего этого уйти.
Крестился я еще в 1991 году, вместе с мамой. Но потом меня поволокло в самые разные учения: то в ислам, то в протестантизм, то в экстрасенсорику… Хиромантией увлекался — могу вам жизнь по руке предсказать. Каждое утро сны разгадывал по соннику. Хатха-йогой занимался, обливанием по системе Порфирия Иванова…
В конце концов, я пришел к выводу, что в православную церковь ходить нельзя, потому что там бабки злые. Стал я кормить огонь по-язычески и учить этому не только якутов, но и русских.
И тут произошла у меня удивительная встреча. Собрался я на дачу и по пути к станции внезапно подумал: «Что-то я давно не был в храме». Откуда у меня возникла эта мысль? Душа-то зовет. А в храме ко мне подходит женщина (мама одного из наших батюшек) и говорит: «Ты якут?». Я хотел ответить: «нет», но ответил «да». «Якутский язык знаешь?» Хотел ответить «нет», но опять ответил «да». — «Можешь одного батюшку немного научить? Снова хотел ответить «Конечно, нет!», но ответил «Давайте».
Иерей Павел Слепцов
Второй сорт…
Судя по рассказу отца Павла, его увлечение язычеством — уже следствие болезненных межнациональных отношений, сложившихся в Якутске в советские годы.
-Расизм был силен. Якута воспринимали человеком второго сорта. Моего брата, хотя он на якута и не похож, обижали в школе, потому что он считался якутом. В восьмом классе ему даже пришлось переезжать в деревню, там доучиваться.
У нас в школе в 80-е годы даже бритоголовые со свастиками ходили — оскорбляли учительниц-якуток и напевали немецкие марши.
Первым удивлением для молодого Павла Слепцова в храме стало то, что что его не пытались оторвать от своего народа и культуры.
-Представляете, я только вошел в храм, а меня в миссионерские поездки отправляют. А у меня багаж знаний — первая лекция Осипова.
Я оказался в русской среде, стал было терять свой великоякутский язык, а меня тут же благословили говорить по-якутски и проводить в поселках беседы. Очень сильный барьер был. И до сих пор остался — попробуйте-ка богословскую терминологию перевести на якутский! У нас переводами занимаются только Библейское общество и одна женщина, бывшая протестантка.
А ведь в царской России, когда Якутия была только присоединена к Тобольской епархии, был издан указ, согласно которому в доме русских священников надо было говорить только по-русски, чтобы не утратить великорусского говора. Потому что священники приезжали сюда — и «объякучивались».
Для меня это было откровение! Я-то считал, что русские всегда довлеют над якутами…
Национальная гордость не отступила и в семинарские годы, чему способствовали стычки на национальной почве:
-Когда я учился в Москве, в семинарии, меня частенько оскорбляли: «Эй, чукча!», «Что этот чукча недоразвитый тут делает?». Я несколько раз даже пытался вызывать на бой за ворота Лавры: «Я тебе сейчас покажу, кто тут чукча и недоразвитый!» — меня ребята за руки держали, останавливали: «Не делай резких движений, твои честь и достоинства не посрамлены — он-то дурак, дураком и останется, а ты из семинарии вылетишь!».
Не-сепаратизм и островная психология
Он и сейчас гордится своим народом и своей культурой. Пишу этот текст, и посматриваю на подарок отца Павла — кошелек с якутским фольклорным орнаментом. «Нижняя часть — мать, верхняя — отец, боковые — дети, — объяснял священник. — Счастья вам семейного!»
В сепаратизме, однако, его не обвинишь:
-Вообще-то здесь принято в разговоре различать Якутию и Россию. Но я всегда в речи использую словосочетание «европейская часть России», чтобы ни в коем случае не создавалось впечатления, будто мы — другая страна.
Агитация на улицах
Да и в целом неприязнь к «центру» у местных жителей проявляется только критическом отношении к власть имущим. К россиянам относятся с сочувствием и о необходимости «отделяться» не говорят.
-У вас за МКАДом другая Россия начинается, — со знанием дела говорят наши сотрапезники. — И эта другая Россия сама пострадала от России «Кремлевской» больше, чем национальные республики. Какая жуткая нищета в провинции!
-Я была недавно в Тверской области — заливалась слезами, как же там плохо люди живут.
-А мой знакомый — водитель автобуса — тут как-то поехал в отпуск на родину, в Брянскую область. Рассказывал, что со своими якутскими отпускными приехал, как олигарх. Работы у людей нет, денег не видят, спиваются… Все его ровесники — глубокие старики, хотя им еще только около пятидесяти.
-У нас, конечно, никаких накоплений нет, денег, как правило, только на необходимое хватает, но у многих есть свое хозяйство, кто-то охотой занимается — это большое подспорье. А в целом-то в России часто денег нет никаких! У нас, самое главное, работа есть, а в центральной России в деревне работы нет вообще, а в маленьких городах предприятия стоят.
-Так что мы тут жалуемся и плачем, но, оказывается, в российской провинции живут и похуже, — приходят к общему выводу. — Центральную Россию убивают. Но, конечно, от России мы никуда не денемся. Просто мы далеко, и у нас островная психология.
При плотности населения пол-человека на квадратный километр — неудивительно, что у жителей Якутии островная психология.
Хотя один раз за три дня мы все-таки столкнулись с явным проявлением якутского сепаратизма. Наш фотограф Михаил Моисеев снимал вокруг храма катающихся на велосипедах по ледяным лужам мальчишек.
"Сепаратисты"
-А вы откуда? — спросили пацаны.
-Из Москвы.
-Аааа, — весело — протянули они, — Маааасква! — и весело покатили дальше.
Впрочем, отношение к москвичам — это уже совсем другая и вряд ли специфически якутская история.
Фото: Михаила Моисеева
