Главным делом для любого священника, естественно, является молитва. Это и молитва в храме, и молитва за его стенами. Всякая молитва освящает мир, делает его немного чище, спокойнее. Она вносит смысл во всю человеческую жизнь, от рождения ее в мир и до ухода из него. Важно прийти в мир человечку физически здоровым, чтобы иметь способность жить и реализовывать своё предназначение. Важно быть готовым к рождению в тот мир. От состояния здоровья души, зависит и ее пребывание в вечности.
Нам, священникам, принципиально важно подготовить человека к этому рождению. Как повитухи помогают малышу войти в наш мир, мир конечный, ограниченный временными рамками, где мы только научаемся быть людьми, так и мы, священники, берём на себя роль повитухи, но только при рождении души уже во взрослое подлинное бытие. Чаще всего люди ценят жизнь временную, не задумываясь о вечном. Потому и мы, священники, чаще призываемся только тогда, когда уже все кончено, и очередная попытка подняться на небеса, увы, завершилась падением. Крылышки не отросли или силенок не хватило, не скопились за жизнь.
Мы, люди верующие, часто касаемся этой темы и не боимся говорить о смерти потому, что она для нас не конец человеческого бытия, а напротив — его начало. Как говорится, с твоим земным концом все самое интересное для тебя только начинается.
За время своего служения я нередко замечал, что Образ Божий, даже если человек и не подозревает о своем предназначении и живет не очень чисто, все равно, может проявиться в нём в любой момент. Иногда такое выражение присутствия в человеке Неба принимает совершенно неожиданный оборот. Об одном таком случае мне и хотелось бы рассказать.
Несколько лет тому назад, помню, попросили меня отпеть на дому. Умерла одна одинокая женщина, много лет проработала она кондуктором на рейсовом автобусе. Личная жизнь у неё не сложилась, не было любви, а женщине без любви, сами знаете, никак. Ей ведь семья нужна, надежный мужчина, и чтобы детей любил. Вы думаете, феминизм — это от того, что женщины нам, мужикам, что–то доказать хотят? Трактор им, видишь ли, хочется покорить? Да нет, им детей хочется, семью хочется. Всякие там феминизмы — это от неустроенности, да еще и от душевной пустоты которую и начинают бабёнки по нашей устоявшейся уже привычке заливать спиртным. А спиваются они куда быстрее нас, в этом мы, действительно, сильный пол.
Прихожу в её дом — а на отпевании одни мужики, ни одной женщины. Обычно всё бывает наоборот, а тут с десяток мужичков и все, как один, пьяненькие. Стоят, покачиваются, но одеты хорошо, кое-кто даже в костюмах ещё из той, прошлой советской жизни. В других обстоятельствах мужчины стараются улизнуть от того, чтобы на отпевании постоять, всё у них там дела какие-то срочные находятся. А как выйдешь из дому, так вот их дела, под дверью у подъезда стоят курят. Боится наш брат смерти и не хочет о ней даже думать, а потому, что тот страус, всё в землю от неё головой закопаться пытается. А эти никуда не бегут, даже странно, как-то.
Повел молитву и вижу: через какое-то время подходит один из них ко гробу и начинает выделывать что-то непонятное. Даже и описать это трудно. Гляжу, сперва он, широко раскинув руки, становится на одно колено, потом резко прыжком меняет коленку. Затем, всё так же оставаясь с расставленными руками, ложится на живот, потом переворачивается на спину и пытается ногами в ботинках похлопать так же, как хлопают в ладоши.
Все это выглядело странно и неуместно, а потому наверно и смешно. В общем, мне пришлось приложить немыслимые усилия, что бы в голос не расхохотаться здесь же над гробом. Даже щипал себя, губы закусывал.
— Ну, — думаю, — народец совсем свихнулся, чудит даже при таких скорбных обстоятельствах. Огляделся вокруг, на удивление, остальные зрители оставались спокойны, и ни тени улыбки не возникало на их лицах, даже напротив — улавливалось сочувствие.
Короче говоря, этот акробат все время, пока шло отпевание, продолжал свои странные телодвижения, то они мне напоминали какой-то неуклюжий танец, то статические фигуры на счет, какие любили представлять в тридцатые годы. Я не стал ему мешать, думаю пьяный, не буду связываться.
Уже уходя, и одеваясь в прихожей, я, все-таки, не утерпел, и спросил у одного из присутствовавших, не знает ли он, что означали все эти странные кульбиты, если они, конечно, имели какой-то смысл?
— Да у него, батюшка, видишь ли, чувства к ней были, — ответил мужчина, — а так он, ничего, смирный.
— Вот тебе раз, — сообразил я, — это что же получается, что на наших глазах, этот пьянчужка исполнял прощальный танец. Это как тот лебедь, что, потеряв подругу, говорят, поднимается высоко в небо и танцует, прежде, чем упав вниз, разбиться о землю.
Танцевать он точно не умел, двигался как мог, повторяя то, что где – то когда-то видел раньше. Да и понимал ли он вообще что делает? Он не знал как молиться, а что знал уже забыл, и остался только этот смешной танец, танец неустроенной несчастной никому не нужной одинокой души, в которой в этот трагический для нее момент, под влиянием зазвучавшей молитвы внезапно пробудился Образ.
В издательстве «Никея» вышла первая книга священника Александра Дьяченко «Плачущий Ангел».
Читайте также:
