Об обвинениях против священников и о том, какова должна быть реакция на них, рассуждает игумен Нектарий (Морозов).
Ситуация с отцом Глебом Грозовским, очевидно, еще долгое время будет служить поводом для ожесточенных дискуссий — и сейчас, и тогда, когда она так или иначе разрешится. Причем вне зависимости от того, каким будет ее разрешение.
Кто-то и сегодня однозначно убежден, что происходящее не более чем провокация, имеющая целью опорочить доброго пастыря. И это убеждение вряд ли поколеблется, даже если органы следствия смогут доказать обратное. Для других вся эта история — лишнее, очень красноречивое подтверждение другого убеждения: в том, что «все попы — лицемерные и подлые негодяи». И оно столь же монументально, сколь упомянутое выше.
Есть наблюдатели и иного рода — те, кому все это причиняет боль, кто хочет все-таки разобраться, хотя бы просто для себя, с чем именно в данном случае имеем мы дело.
Но суть все же не в наблюдателях, не в их переживаниях, размышлениях, оценках. Суть в прецеденте и в нашем, не частном, а общем, еще же лучше — официальном отношении к нему.
Дай Бог, чтобы обвинения против отца Глеба оказались клеветой, результатом чьего-то злого, бесчеловечного умысла. Чтобы следствие, беспристрастно во всем разобравшись, пришло к такому выводу.
Но что, если все окажется иначе? И не обязательно, чтобы отец Глеб при этом действительно был виноват: мало ли случаев может припомнить практически каждый из нас, когда за решетку попадали люди, либо ни в чем не виновные, либо виновные совсем не в том, в чем их обвиняют?
Трудно не провести определенные параллели и не вспомнить так, впрочем, и не забывшуюся череду педофильских скандалов, потрясших какое-то время тому назад всю Католическую церковь. Я думаю, что вряд ли у меня одного вызывает сомнение тот факт, что во всех решительно случаях обвинители говорили правду.
С того момента, как была выплачена первая компенсация, можно было с большой долей вероятности предполагать, что немало найдется охотников поправить таким образом свое материальное положение. Как? Да просто заявив о сексуальном домогательстве спустя лет двадцать после того, как оно имело место. Имело ли? Наверное, в каждом отдельном случае в этом надо было разбираться особенно тщательно самой Католической церкви…
Обвинить священника в педофилии или в чем-то подобном при желании не так уж и сложно. А это желание может быть продиктовано весьма различными мотивами: от спора с приходом за земельный участок до борьбы настоятеля за ликвидацию наркопритона на прилегающей к храму территории.
Почему? Да хотя бы потому, что священникам много приходится работать с детьми: в воскресных школах, в школах общеобразовательных, иногда в спортивных секциях, клубах. А еще потому, что священник не имеет права отказать в посещении кому бы то ни было и вполне может прийти для исповеди, соборования, причащения или освящения квартиры не только в дом постоянных прихожан, но и к тем, кого не знает или даже в глаза не видел — по телефонному звонку. И подставить его или, иначе, поставить в двусмысленное положение — задача реализуемая без особых проблем, тем более, если действовать методами печально известного Тесака.
Вот к примеру, в Новосибирске единомышленники последнего избрали в качестве очередного объекта своей «разработки» именно священника. На этот раз в педофилии обвиняется пастырь далеко не юного возраста, к слову сказать, член областной антинаркотической комиссии.
Был ли огонь, спровоцировавший появление этого дыма, или дым возник сам, из ничего, сказать трудно. Для того чтобы разобраться в этом, как сообщается на различных новостных сайтах, создана специальная комиссия Новосибирской митрополии.
Хотя сам повод крайне неприятный, создание комиссии — факт отрадный. Нельзя ни в коем случае устраняться от выяснения истины — тем более, когда речь заходит о наших собратьях-священниках. Нельзя отдавать ситуацию на откуп лишь Следственному комитету, не задавшись целью разобраться самим: соответствует ли обвинение действительности, нет ли каких-то обстоятельств, очевидных для нас, которые могли послужить причиной для клеветы? Ведь обвиняемый был одним из нас, мы вместе с ним предстояли у одного Престола, причащались из одной Чаши, были (и остаемся) членами одного Тела.
Стоит нам проявить невнимание, недальновидность, слабость, отпустить на самотек одну, другую, третью ситуацию, и это будет расценено как знак: вот оно, больное место, в него и надо бить! И будут бить…
Ведь любая «нештатная ситуация» — пробный камешек или даже глыба — способ проверки Церкви на прочность. Вернее — проверки, конечно, не Церкви, а нас. И пастырей, и пасомых. Не стоит об этом забывать. И дистанцироваться тоже не стоит: все равно все — близко….
…А еще не стоит нам всем быть невнимательными. Не то время на дворе, не те люди вокруг, чтобы можно было позволить себе такую приятную роскошь. Надо следить: что мы делаем, что говорим, как выглядим — не только с точки зрения того, не обличает ли нас в этом совесть, но и с точки зрения того, не станет ли все это оружием, которое мы вложим в руки врагов Церкви и по совместительству наших собственных.
«Блюдите, како опасно ходите» (Ефес. 5:15) и не давайте «повода ищущим повода» (2 Кор. 11:12). Они его и, правда, ищут!
