Опыт построения исповеди
Ушел из земной жизни архимандрит Иоанн Крестьянкин, вернулся домой, в главную, настоящую нашу Отчизну Царство Небесное. В Свято Успенском Псково Печерском монастыре архимандрит Иоанн прожил сорок лет, был его духовником, старейшим насельником. И самым любимым для всех человеком. Известен он был не только всей России, но и всему миру. К прозорливому старцу текли реки людей. Митрополиты и иноки, политики и странники, священники и артисты, врачи и художники. Он и сам был Художник и Врач, спасший и из лечивший тысячи православных душ.
ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ
Батюшка долго и тяжело болел, отвергал сильные медицинские средства. Но не переставал быть светлым, мудрым, открытым людям. Отошел архимандрит Иоанн в лучший мир на девяносто шестом году жизни пятого февраля2006 года в десять часов утра, когда в монастыре служили воскресную литургию. В этот день праздновали Собор новомучеников и исповедников российских. А, значит, это был его день. Отец Иоанн был и мучеником за веру, и великим исповедником. Не понаслышке знал он, что такое гонения. В пятидесятые годы за свою пастырскую деятельность был арестован и посажен в тюрьму.
Архимандрит Иоанн Крестьянкин был безусловным духовным авторитетом православной Церкви. Точным нравственным ориентиром для верующих в хаосе и сумятице нынешней жизни, совестью православного мира. Свято хранил он и преумножал заветы российских старцев.
Отец Иоанн учил православных людей беречь совесть смолоду, стремиться сохранить ее незамутненной: «Совесть это дивное отображение Божества в человеке… В Священном Писании совесть именуется «соперником», так как она всегда сопротивляется нашей злой воле… Спасение души надо начинать смолоду, оберегая ее от житейской грязи. Ведь нет ничего страшнее, чем вечная гибель души», писал Иоанн Крестьянкин. Был он Старец, сильный, светлый, прозорливый и ласковый. Был просвященным, талантливым духовным писателем. Но в этом случае в понятие «писатель» вложен совершенно иной, духовный, а не традиционный светско–литературоведческий смысл.
У отца Иоанна было ясное, точное, провидческое слово. Незамутненное духовное знание, защищающее и направляющее нас на путь истинный, дающее силы жить по–людски и умирать с Богом. Знание вечное, не перестающее быть актуальным, никогда не выходящее из моды. Читая его труды, поражаешься, как мог так «высоко и нетленно» писать наш современник. Но может быть, великим старцам помогают создавать их труды сами Ангелы Небесные?
Книги батюшки: «Письма архимандрита Иоанна», «Проповеди, размышления, поздравления», «Настольная книга для монашествующих и мирян», «Опыт построения исповеди» были переведены на десятки языков планеты, в том числе и на китайский язык. И за границей выходили большими тиражами, чем у нас.
Писали ему люди со всего мира. Письма к архимандриту Иоанну продолжают приходить в Свято–Успенский Псково–Печерский монастырь и по сей день. Невозможно поверить, что в земной жизни мы его больше не увидим. Вскоре после кончины архимандрита Иоанна, как из рога изобилия, польются на страницы журналов и газет воспоминания его келейников, паломников, сподвижников, учеников, духовных чад. И просто знакомых. Каждому захочется поделиться радостью общения с батюшкой.
Мне, грешной, не посчастливилось встретиться с отцом Иоанном в Псково–Печерской Лавре. Но была одна необычная встреча, связанная с Ним, навсегда оставшаяся в моей памяти. О ней мне и хочется рассказать.
Был конец мая тысяча девятьсот девяносто четвертого года. В Одессу со Святой Земли вернулись участники одного из первых паломнических рейсов, проходящих под эгидой вновь возрожденного Императорского палестинского общества. Были среди них и мы, прихожане Поярковского храма Рождества Пресвятой Богородицы, решившие остаться еще на несколько дней в Одессе.В течение несколько сотен лет в период существования Императорского палестинского общества по древней православной традиции паломники из России отправлялись на Святую Землю из Одессы морем. Обязательно морем. А по возвращении оставались на несколько дней поговеть в монастырях, чтобы отстоялось и осмыслилось увиденное, чтобы не разболталось и не расплескалось сразу по мелочам в хаотичной и легковесной мирской жизни.
Те, кто хоть раз побывал у Великих Святынь, знают, как они высвечивают, проявляют лучшее и худшее в человеке. Знают, как меняется человек в паломничестве икак невыносимо бывает сразу вернуться от Святынь и Святых в наше обыденное приземленное бытие. Вот и нам переходный монастырский период жизни показался необходимым логическим переходом в привычную жизнь.
И мы остались на несколько дней в Одессе, ходили по ее многочисленным древним храмам с чудотворными иконами, говели и ждали субботней исповеди в Свято–Успенском монастыре. Погода в Одессе стояла роскошная.
Казалось, что все парки, палисадники и сады в городе и его предместьях зацвели одновременно. Путь наш лежал в дальний район Одессы с романтическим названием «Дача Ковалевского», где на высоком морском берегу расположен знаменитый мужской СвятоУспенскиймонастырь, утопавший в цветущих магнолиях и акациях. В нем покоятся мощи Преподобного Кукши Одесского.
Огромные, под небеса, деревья золотой акации напоминали своими размерами баобабы. Совсем рядом с конечной остановкой трамвая шумело море. Было здесь по–деревенски уютно, ничто не напоминало суету большого портового города. Хорошо было бы побродить в этом тихом райском уголке, полежать на диком пляже, понаслаждаться красотами природы. Но мы торопились на исповедь. Монастырь был известен не только уникальным собранием нетленных мощей святителей и святых разных времен, но и своими живыми высокими духовниками и старцами. Поисповедоваться у них перед возвращением домой хотели сотни паломников.
В монастыре паломники чувствовали себя своими людьми. Насельники его смотрели на нас с почтением. Ведь нам посчастливилось побывать у самых великих Святынь. Паломничество вместило в себя всю Святую Землю: посещение Иерусалима, литургию в Храме Гроба Господня, посещение Марфо–Мариинской обители и Горненского монастыря. Омовение в рассветных водах Иордана, поездки на Фавор, в Вифлеем, Назарет, Капернаум и Канну Галилейскую. Посетили мы также Кипр, Грецию, Константинополь.
Духовными руководителями нашего рейса были архимандрит Тит и старец Иона из Свято–Успенского монастыря. От них мы узнали, что приходить в монастырь надо к половине пятого утра, когда старец Иона, накосив уже вдоволь сена(это было монастырское послушание старца косить), возвращается в обитель. Братия собирается у раки с мощами преподобного Кукши на акафист. Иноки открывают раку, и можно постоять совсем близко с нетлеными мощами святого. Заранее надо было прийти и на главную монастырскую исповедь, начинавшуюся в субботу перед Всенощной. На ней обычно и исповедовали старцы.
Народу из разных городов и селений России и Украины съехалось в тот вечер великое множество. Везли недужных, расслабленных, одержимых, древних стариков и новорожденных младенцев. Оставался весь этот разноликий приезжий православный люд в монастыре на ночь, ютился, где попало. Только бы попасть на воскресную литургию. Да и своих насельников, трудников, паломников в монастыре было немало.
Посему в Успенском храме для исповеди были выделены два больших боковых придела. Пробиться туда было почти невыполнимой задачей. Люди занимали очередь за несколько часов. Но вдруг по храму пронесся шепот: «Старец Алексий пришел, сам прозорливый Алексий исповедовать будет».
Я никогда не видела этого знаменитого старца, но в тот день мне обязательно надо было попасть к нему. Были на то веские причины.
Я не относилась к категории верующих, шага не делающих без советов старцев, знакомых и неизвестных, постоянно ездящих к ним по всей России и порой даже не имеющих в этом особой нужды. Ведь многие вопросы можно решить дома у своего духовника. Но не будем судить. У каждого человека свой путь, свои представления об исповеди и духовниках, способных разрешить его духовные недуги.
Но бывают случаи, когда совет старца действительно необходим, как воздух. У нас был как раз такой случай. В душном гостиничном номере в центре Одессы ждала меня подруга паломница, боящаяся даже на минуту отойти от телефона. Ночью ей позвонили из Москвы и сообщили о внезапной болезни ее двадцатилетней беременной дочери. В ужасе от возможной потери малыша Ирина осталась в гостинице, а меня отправила к старцу, чтобы просить его молитв и благословения для болящей. Все, казалось бы, было просто.
Если бы не один ужасный момент. Помощи старца мне предстояло просить для… некрещеной. Дочь подруги Людмила все еще сомневалась, никак не решалась сделать самый важный шаг в своей жизни. Пробиться к ее душе было тогда невозможно. Мать ее страдала, денно и нощно молилась Святому Уару за свое взрослое некрещеное глупое чадо. А теперь решила попросить и старца Алексия помолиться о вразумлении своей упрямой Людочки. Но как отнесется к этой просьбе сам старец?
На душе у меня было неспокойно. Но поскольку дело касалось больной и беременной женщины, надо было действовать. И я решительно двинулась за гигантской толпой жаждущих исповедоваться у старца Алексия, и после штурма оказалась в числе вошедших в придел.
Старец Алексий был невысокий, крепкий, без возраста, с огромным лбом мыслителя и быстрыми веселыми глазами. Ничто не выдавало в нем очень немолодого и очень больного человека, так же, как архимандрит Иоанн Крестьянкин, был он сердечником, подолгу пребывал в затворе. Сейчас его уже тоже нет в живых.
Помню, что в том же приделе исповедовал еще один немолодой иеромонах, с длинными до плеч кудрями и голубыми, исполненными ангельской доброты глазами. К нему на исповедь стояла довольно большая толпа, состоявшая в основном из его духовных чад, живших неподалеку от Одессы.
Невероятно, как умудрилась наша многоликая толпа втиснуться в придел. Еще более удивительным было то, как седовласый старец в считанные минуты сумел построить нас в стройные ряды, как во время соборования. Прочел общую разрешительную молитву. Исповедующиеся назвали свои имена. И тут произошло первое чудо. Старец Алексий всех нас сразу запомнил и потом обращался к людям исключительно по имени. Стояли мы, как вкопанные, струна в струну, боялись пошевелиться, стремились сосредоточиться на совершенных грехах, комкали в руках исписанные прегрешениями листочки. А иные «очередники» безудержно заливались слезами.
Надо сказать, что очередности старец вскоре перестал придерживаться и вызывал людей по своему усмотрению, тех, видимо, кому стоять уже было не по силам. Ни с возрастом, ни с внешним видом это никак не связывалось. Так внезапно вызывал отец Алексий из нескончаемой нашей очереди цветущую юную девочку, стоявшую далеко позади дородной бледной матроны в летах. А на меня, едва стоявшую на негнущихся ногах, вовсе не обращал внимания. Правда до поры до времени.
Перед тем, как принять первого исповедника, батюшка достал небольшую книгу в потрепанном переплете, явно часто читаемую. И, показав на нее, пояснил: «Это очень важная духовная книжка. Я без нее не исповедую. Слушайте внимательно, тут про всех нас». Посмотрел на стоявших, поманил пальцем молодого симпатичного диакона: «Давай–ка, отец Василий, послужи обществу. Ты же грамотный? Грамотный ты?»
Светлоглазый диакон, приехавший в монастырь из другого города вместе со своей молоденькой матушкой, несколько оторопел от неожиданности и даже обиделся. Ну, как же он, диакон, служитель церкви, может быть неграмотным? Но православные на старцев не обижаются, действия их не обсуждают, советы выполняют неукоснительно. Если в душе вашей такой незыблемой установки на послушание нет, лучше к старцам не ехать. Невыполнение старческих советов может навлечь немалые скорби.
Молодого диакона отец Алексий поставил около себя лицом к ожидающим.Дал в руки книжку, приказал читать громко и отчетливо, а не гнусавить и не подвывать, что почему–то считается хорошим «монашеским» тоном у некоторых людей.
Книга называлась «Опыт построения исповеди» и принадлежала перу Иоанна Крестьянкина. Видела я ее впервые, да и вообще плохо знала тогда духовную литературу. Хотя и имела дома сочинения аввы Дорофея, Феофана Затворника, Иоанна Кронштадтского и оптинских старцев.
Но «Опыт построения исповеди» был совершенно особым произведением, сочетавшим стиль и глубину святоотеческой прозы с очень современными и понятными современному верующему указаниями и советами. В нем была концентрация духовных знаний и огромная любовь к человеку. Да и кто мог знать об исповеди лучше старца, принявшего за сорок лет десятки тысяч людей, читавшего в наших душах, как в открытой книге.
Книгу эту высоко ценило священство. И совсем не случайно заставлял читать вслух одесский старец, архимандрит Алексий на своих исповедях «Опыт построения исповеди» Иоанна Крестьянкина. Это была серьезная школа покаяния и постижения своей души и для мирских прихожан, и для умудренных монахов….
Помню, что с началом чтения время пошло быстрей. Читал диакон громко, четко, выразительно, и впереди меня стояло уже не более двадцати человек. Правда, исповедовались все ужасно долго. Выражаясь языком современности, люди просто дорывались до старца. Но не зря же добирались они за сотни километров на попутках с пересадками! Да и исповедь у старцев особенная. Она бывает одновременно исповедью и беседой. Вот и у отца Алексия она заканчивалась неожиданно короткой притчей или незатейливой шуткой старца, и исповедовавшийся потом годами пытался расшифровывать их тайный смысл. А другого, напротив, батюшка долго расспрашивал, переспрашивал, задавал неожиданные вопросы. Выслушивая мучительные исповеди десятков людей, сам старец как будто совершенно не уставал.
Многих кающихся он тут же щедро кропил святой водой. А некоторых вообще обливал с головы до ног. Успенский монастырь славился своим святым источником.
«Очередники» ловили каждое движение старца. Раздражения и не терпения в душе моей не было. Напротив, хотелось стоять и стоять в погружающемся в темноту храме, вслушиваясь в мудрую книгу Иоанна Крестьянкина.
Но вдруг старец Алексий прервал чтение, положил руку на плечо диакона:«Хватит, отец Василий, благодарствую. Иди теперь на исповедь и матушку свою зови. А мы сейчас другого чтеца назначим». Старец внимательно обвел взглядом стоявших и остановился на мне.«Вот теперь ты, раба Божия Ксения, нам почитаешь. Иди–ка сюда. И скажи нам, Ксения: грамотная ли ты, грамотная?» обратился ко мне старец.
Ноги у меня подкосились, в голове от ужаса загудело. Я совершенно не была готова к такому повороту событий. Я никогда не читала вслух в церкви и просто не умела этого делать. Но ослушаться старца было невозможно, предстояло опозориться перед множеством незнакомых людей.
Вопрос батюшки про грамотность бил точно в цель. Сколько ненужных, случайных поверхностных знаний собираем мы за жизнь. Да еще ужасно этим гордимся. На Страшном Суде весь этот мусор, наверное, выкинут из наших бедных голов, как грязь из пылесоса. В тот момент я впервые искренне засомневалась, могу ли действительно считать себя «грамотной»? Да чего стоят все университеты и аспирантуры, если просто прочитать людям духовную книгу вслух ты не способна!
Подойдя к отцу Алексию, я шепотом стала умолять его отпустить меня обратно в очередь и назначить другого, более достойного чтеца. Ведь я очень устала, вижу плохо, очков с собой нет, а в храме еще совсем темно. И буквы в книге маленькие, текст незнакомый, ну, право, мне сие, батюшка, совсем не по силам.
Но старец был непреклонен. «Книга замечательная, и светло будет, и буковки ты все разберешь, грамотная ты моя, Ксения, грамотная!» убежденно произнес отец Алексий и вручил мне «Опыт построения исповеди». Дрожащим тихим голосом начала я читать вслух, ничего поначалу не понимая, страшась осрамиться перед множеством стоящих в храме людей, чутко внимающих мудрым словам Иоанна Крестьянкина…
Но постепенно ужас отступил, голос окреп, я заметила, что люди крестятся под мое чтение именно в тех местах, где это и надо было делать, а значит что–то понимают в моем убогом бормотании. Содержание книги вскоре полностью захватило меня. Чем дольше я читала, тем светлее становилось в храме, хотя ни лампочек, ни свечей никто не зажигал. Тихий, непонятно откуда исходящий свет падал на страницы книги, невидимая благодать укрепляла меня, давала силы стоять прямо, читать громко и членораздельно, не хуже молодого диакона. Может, эти силы давала мне сама благодатная книга? Все глубже погружалась я в смысл прочитанного, и вскоре уже ничто другое меня не занимало. Я совсем не чувствовала течения времени и даже перед старцем трепетать перестала. Так книга Иоанна Крестьянкина помогла мне выдержать очень сложный духовный экзамен….
Когда отец Алексий взял наконец у меня из рук книгу, в храме стояла полнейшая темнота. В очередь на исповедь уже никого не было. Забыв о волнениях, страхах, усталости и больных ногах, встала я перед старцем на колени и в течение часа рассказывала ему о своих многочисленных грехах и о сомненьях упрямой Людмилы. Батюшка был предельно внимателен, часто переспрашивал, требовал точных формулировок, остро чувствовал малейшую мою фальшь, малодушие, попытки самооправдаться. На все свои вопросы получила я тогда исчерпывающие ответы.
В конце исповеди батюшка положил мне на голову свою руку: тяжелую, сильную, очень теплую. И просто вытянул из меня все недуги, огорчения и усталость последних десяти лет жизни. Через день мы уехали из Одессы. И никогда больше не видела я старца Алексия. Через несколько лет он ушел из жизни.
У дочери моей подруги паломницы ровно в срок родился здоровый красивый мальчик. Сейчас он уже ходит в воскресную школу при храме Рождества Пресвятой Богородицы в селе Рождествено в Митине. Водит его туда мать, та самая некогда сомневающаяся молодая женщина Людмила. Она уже давно покрестилась, стала вдумчивой молитвенницей и усердной прихожанкой.
В трудные минуты жизни Людмила перечитывает «Опыт построения исповеди» Иоанна Крестьянкина. Для нее теперь это главная книга на свете.
Газета «Жизнь Православная»
