Новые стандарты сексуализации общества
– Лев Олегович, скажите, насколько опасно раннее сексуальное развитие для ребенка, может ли это стать причиной психической травмы у подростка? Не кажется ли вам, что сейчас возраст ребенка, когда он проявляет интерес к этой сфере жизни, серьезно снизился?
Лев Пережогин
– Я бы разложил вопрос на две части. Первая – сугубо биологическая. За последние сто лет возраст полового созревания действительно снизился. Возраст наступления первых месячных у девочек в начале XX века был в среднем 14 лет, а у северных народов приближался к 16 годам. Сейчас на юге Европы это уже 10 лет, в средних широтах, в частности, в России, как правило, около 12 лет.
Но есть еще и вторая, социальная сторона вопроса. Сегодня общество слишком сексуализировано, причем во многом – искусственно. Если вы внимательно посмотрите на современных топ-моделей, среди них найдутся и те, кто ходит в младшую школу.
Вся реклама, мода – всё построено по принципу «сексуальность превыше всего». Причем «сексуальность» не в биологическом смысле – не в смысле «детородность», в чем и есть биологический смысл этой сферы человеческой жизни, а в смысле сексуальной привлекательности как мерила социальной успешности. Вот, к примеру, тенденция в мире моды сегодня – взрослые женщины одеваются по-молодежному.
У меня была недавно юная пациентка, которая в 8 лет переживала из-за маленького размера груди, и ее дразнили одноклассницы: «На тебя мальчишки не посмотрят». У девочки была глубокая депрессия, пришлось долго выводить ее из этого состояния.
Никуда не денешься. Общество диктует свои стандарты. Вспомните фильм «Леон»: маленькая девочка предупреждает героя Жана Рено, что когда тот будет вступать с ней в сексуальные отношения, чтобы был бережным, потому что это будет ее первый опыт. Хотя ведь герой фильма и не думал об этом, у него не было такого интереса к Матильде. А вот у нее в голове эти мысли уже есть, она воспринимала его как партнера.
– Вы считаете, что дети уже в этом возрасте готовы воспринимать взрослого человека как равного себе партнера?
– Я бы сказал – не просто готовы, они стремятся к этому. Если перед молодой девушкой встает выбор между ровесником, «сопляком», и уже опытным мужчиной, то выбор будет чаще сделан в пользу второго. Это не значит – выйти замуж, речь идет именно об объекте-партнере. Это некий образ учителя, проводника в сексуальную жизнь.
– Почему же мальчики-ровесники не интересны девочкам? Куда пропадают увлечения детских лет?
– Это было во времена Пушкина, есть и сейчас. Причина простая: мужское созревание запаздывает. И, кроме того, – мы не совсем животные, мы социум. А в социуме реализация мужских ролевых функций опаздывает за реализацией функций женских еще больше. Стать мамой можно и в 16, и в 14 лет. А стать кормильцем семьи в таком возрасте, увы, не получится.
В высших слоях общества во времена Пушкина это было еще более заметно – женились поздно, зато на юных барышнях. А в крестьянской семье девочку в 13 лет смело выдавали замуж, причем часто за ровесника. Смертность была высокая, умирали рано. В то же время работать в поле крестьянский сын тоже начинал сызмальства. Вспомните: «Мой Ваня/ Моложе был меня, мой свет,/ А было мне тринадцать лет».
– Есть такое мнение, что нужно еще снизить возраст согласия – сейчас он у нас составляет 16 лет, а стоит понизить до 13 лет. Вы как относитесь к такой идее?
– Это непростой вопрос. Давно еще я принимал роды у 12-летней девочки, и они у нее были вторыми… но и выглядела она значительно старше своих лет, и про школу давно забыла. Что в этом хорошего? Я думаю, что 14 лет можно было бы принять как возраст согласия, просто потому, что наши законы уже имеют привязку к этому возрасту. Уголовный Кодекс, например, вводит с 14 лет ответственность за ряд преступлений, паспорт граждане России получают в 14 лет.
Подразумевается, что подросток в 14 лет уже достаточно социально зрелый, чтобы понимать, что нельзя убивать, совершать сексуальное насилие. Наверно, можно тогда предполагать, что и собственной свободой распорядиться он сможет разумно. Но нет никакого смысла делать его еще ниже.
А что касается ранних браков, ранних родов – они будут возникать так или иначе, независимо от того, что написано в Семейном или в Уголовном кодексе. Кроме того, пока по нынешнему УК у юных влюбленных часто возникают сложности. Представьте, ей 14, а ему 15. Оба они не достигли совершеннолетия и возраста согласия. И оба не достигли возраста наступления ответственности по статье 134 УК. Пожалуйста, ребята, вам всё можно.
А вот теперь рассмотрим ситуацию похуже – ей 15 с половиной, а ему 18. С точки зрения Семейного кодекса, между ними может быть заключен брак – посмотрите ст. 13 СК. Для того есть специальные условия, если вы посмотрите статью Семейного кодекса о возрасте заключения брака. Он заключается с 18 лет, а в ряде субъектов РФ – с 17 лет.
А еще есть особые случаи, когда брачный возраст может быть снижен и ниже 16 (в виде исключения). Допустим, она в свои 15 с половиной беременна. Ее юный избранник, получается, прежде чем жениться на ней, должен будет в тюрьме посидеть – там санкции до 4 лет лишения свободы.
Ничего нелепее нельзя придумать, это коллизия законодательства. А самое главное заключается в том, что остановить подростков Кодексом невозможно. И получается, что социальные и этические представления современного общества в этой сфере сильно отличаются от того, что прописал законодатель.
Фото: crimea.ria.ru
– Недавно 18-летнюю девушку, у которой был роман с 13-летним подростком, осудили на 3 года…
– Вот это как раз случай того же порядка. Я считаю подобный приговор слишком жестким. Это очень суровое наказание, если учитывать их взаимные отношения. В статье есть санкции и помягче.
– Если учитывать подобное обстоятельство – раннее созревание наших детей, – то как и кто должен говорить с ними о сексе? Ведь всё равно нужно найти момент – да еще и вовремя! – чтобы рассказать ребенку о межполовых отношениях.
– Конечно, в первую очередь ответственность за сексуальное просвещение лежит на родителях. Другое дело, что если родители стесняются, не могут подобрать нужных слов, то нужно дать им возможность посоветоваться со специалистом. Заметьте – им, взрослым, а не детям нужен специалист в этом случае. Взрослым нужно задумываться об этом вовремя – точно так же, как мы просвещаем детей об опасности наркотиков, алкоголя. У нас в итоге действие часто опережает понимание этого действия. И у ребенка тем более. В итоге у него создается кривая система координат. С одной стороны, ему говорят «так нельзя», а с другой – у него перед глазами масса примеров.
Давайте посмотрим на мир с идеалистической позиции. Сексуальные отношения – в браке, брак – по любви… Здорово? Да. Но как понять в 15 или в 16 лет, любовь это или не любовь? И если все-таки любовь, то надолго ли она? У нас половина браков распадается в первые год-два после заключения, потому что партнеры разочаровываются друг в друге. И вот мы уже смотрим на мир с прагматической позиции, советуем юноше или девушке – «не бросайся в брак», мол, попробуй сначала…
Так что надо делать? На что ориентироваться? А фактически, получается, мы говорим о пробном браке. Такая форма существования пары есть, например, в Японии. Может быть, и в России нам надо об этом задуматься?
В парадигме «учитель-ученик» не может быть иных отношений
– Это об отношениях между ровесниками, плюс-минус. А что делать, если вдруг возникают отношения между учителем и учеником – то, что происходило в 57-й школе. Это нормально? Вообще – имеет ли учитель право на любовь?
– Связь между учителем и учеником ненормальна. Просто потому, что учительско-ученические отношения по определению не предполагают вторжения в сексуальную сферу. Если же вдруг такие отношения возникли – есть только одно оправдание – любовь, любовь – это святое. Окажись я на месте подобного учителя, я бы тут же написал заявление об увольнении из школы и пошел бы свататься.
В 57-й школе, насколько я понимаю, старшеклассницы уже были в возрасте согласия, и брак вполне бы мог быть разрешен. Но еще раз повторюсь – это возможно только в случае, если это любовь. А если это просто сексуальный интерес, то такие отношения – это, извините, разврат. А если это использование доминирующего положения учителя по отношению к ученику, то это уже преступление, статья 133 УК, если не ошибаюсь.
– О чем тогда должен помнить и думать учитель? Ведь он отвечает за ситуацию, а не ребенок.
– Учитель умнее ребенка по определению. И конечно, он и должен найти выход из ситуации. Он обязан держать себя в соответствующих рамках. Вот, например, моих контактов нет ни в каких социальных сетях. Именно по этой причине. Раньше я пользовался соцсетями. Но когда мои студентки, вполне уже совершеннолетние, начали писать пикантного содержания посты, я понял, что это мне совершенно не нужно. И удалил все свои аккаунты. Такой контакт просто исключен. Это уже этические нормы каждого. Видимо, они индивидуальны.
– А вспомните фильм «Географ глобус пропил». Ведь там как раз школьница Маша испытывает чувства к учителю, герою актера Константина Хабенского. Но он не позволяет себе таких отношений и отвергает ее любовь. Вот как быть учителю в такой ситуации, когда как раз его ученица делает первый шаг и говорит о своих чувствах к нему?
– Да, действительно, как раз там обыгрывается такая ситуация. В любом случае, грубо отталкивать девушку-подростка, осуждать ее не надо. Это может вызвать у нее тяжелую реакцию. Но отказ взрослого должен прозвучать. Мягко. И не просто отказ. Нужен спокойный, доверительный, серьезный разговор.
– Между прочим, Онегин отверг любовь юной Татьяны – та же история. И в общем-то, получается, оскорбил чувства девушки?
– На мой взгляд, он поступил исключительно благородно. Он не ответил на ее юношескую любовь. И поступил патерналистски, по сути, занялся ее воспитанием. Это уже потом она заинтересовала его – когда стала придворной дамой. С ними-то он знал, как себя вести.
Фото: ria.ru
– А вам не кажется, что сейчас подобных историй – любовных взаимоотношений учителей и учениц или наоборот – стало больше? Или просто мы стали больше об этом говорить, а подобные случаи были в разных школах всегда?
– Мне кажется это очередным поветрием. Пройдет время, и снова об этом забудут. Я не думаю, что что-то кардинально поменялось в российской школе. Просто сегодня появился фейсбук. И это становится предметом тотального обсуждения. А раньше про это говорили на скамеечке.
– Неужели в наших школах уже не бывает чистых историй, как у героев фильма «Вам и не снилось»? Где же романы между школьниками и школьницами?
– Подобных отношений между подростками действительно стало меньше. Меньше романтизма, больше прагматизма, больше того, что задает мода. «В жизни надо попробовать всё», «У тебя есть шанс»… общество ориентировано на призрачное понятие успеха. А что такое успех? Сейчас это часто воспринимается как деньги, дом на Рублевке, молодой состоятельный мужчина рядом – не муж, заметьте. Так подростки-девочки часто описывают свои мечты.
А романтики сейчас маловато. Вы спросите у взрослых: часто ли они просто сидят со своими детьми рядышком и смотрят на облака? Вот просто так, молча?
– А что бы вы посоветовали окружающим, если они заметили, что у учителя и ученицы роман? Что им делать?
– Я бы постеснялся замечать. Когда двое целуются в кустах, лучше тихо пройти рядом. Так поступают воспитанные люди. Но это если роман, любовь то есть. А если насилие, принуждение – тогда необходимо заметить и защитить ребенка. Обеспокоены тут должны быть в первую очередь родители. А то, что, как я говорил, ситуация «учитель-ученик» не подразумевает каких-то романтических взаимоотношений, – об этом должен думать в первую очередь учитель. Это его ответственность. Он должен понимать особенность своего положения.
Детские неврозы растут из школьных лет
– Психолог Александр Колмановский, который в то время работал в 57-й школе, посоветовал одной из девочек, которая пожаловалась ему на сексуальный интерес к ней учителя, перевести этот интерес в человеческую сферу. Его обвиняют в профнепригодности, удивляются, почему он не отвел школьницу в милицию.
– Если звучат объяснения о домогательстве, если речь не идет о взаимных и романтических отношениях, то тут, конечно, девочку можно считать потерпевшей. По идее, психолог должен был бы разъяснить это ребенку и рассказать о ее правах, о том, кто и как может защитить ее. Школа, родители, милиция. Ведь в милицию всё же должен был бы вести ребенка не он, а его законные представители.
По закону подобное поведение взрослого запрещено, и ты вправе воспользоваться законом для своей защиты – это, конечно, нужно в такой ситуации озвучивать. Конечно, психолог должен поддержать ребенка в такой момент. Подросток приходит к психологу – значит, не может пойти с этим вопросом к папе или маме.
Но понимаете, школа – это клоака. Если завтра психолог побежит к директору школы и начнет советоваться, как быть, девочку послезавтра могут вызвать на педсовет, и обвинят в итоге, что ходила в слишком короткой школьной юбке. Заметьте, как часто в нашем обществе звучат обвинения в адрес жертв насилия. Сами, мол, виноваты…
Так что непростая перед школьным психологом в подобной ситуации стоит задача. И решать такую задачу надо как можно деликатнее, чтобы не причинить вреда ребенку.
– Тогда у ребенка возникнет чувство вины, хотя ребенок не может быть здесь виноват…
– Очень важно дать ребенку в такой ситуации ощутить себя в безопасности. Любой взрослый в такой ситуации, неважно, психолог он или нет, должен дать ребенку четкий сигнал: «Не бойся, я с тобой!» А уже дальше действовать и думать, куда и к кому обращаться. Наш главный принцип должен быть один: ребенку должно быть комфортно.
– В школе ребенку, кстати, совсем не всегда комфортно. И получается, судя по вскрывшимся деталям скандала в 57-й школе, не всегда и безопасно…
– Да, это так. И по большей части неврозы, которые я вижу у детей, либо школьного, либо семейного происхождения. Сегодня школа не является островком безопасности. Но она и раньше никогда не являлась таковым. Редко когда школа была таким островом, как у Макаренко, когда даже беспризорники чувствовали себя уютно. А сегодня школа выполняет простую функцию – наполнить ребенка знаниями, которые диктует школьная программа.
– То есть школа фактически отстранена от воспитания ребенка.
– Она не отстранена. Она отстранилась. Сама. Так проще. Так безопаснее самим учителям. Потому что родители тоже часто ставят школу в неловкое положение. Ведь что бы ни произошло в школе, винят всегда учителей, школу. Поэтому задача директора школы какая? Правильно, чтобы ничего не происходило. А если, не дай Бог, произошло – чтобы это не стало кому-то известно.
– В то же время родителям часто советуют быть на стороне ребенка в его конфликтах со школой.
– Но картина должна быть, прежде всего, объективной. Когда ребенок не прав, можно вполне встать и на сторону учителя. Если ребенок, допустим, нахамил ни за что ни про что учительнице, нельзя ведь ему сказать «Ты молодец». Понимаете, в межчеловеческих отношениях инструкций быть не может. Каждый человек в меру своего уровня благородства принимает решения. Если этот уровень невысок – тогда что же мы от него ждем?
Фото: meduza.io
– В школе очень много принуждения. Это тоже мешает?
– Да, это существует и, конечно, мешает. Но куда мы от этого денемся? Мы не можем каждому ребенку индивидуально предложить то, что ему хочется. Тут большой коллектив. И до анархии опуститься нельзя. Но в нужный момент найти хорошее доброе слово для ученика всегда нужно. Доброе слово и кошке приятно, как говорится. Ведь сейчас в современной школе огромное время уделяется интерактивному взаимодействию учителей и учеников. Предложи ребенку сделать доклад, выступить со своим мнением – дай ему утвердиться в себе.
Например, моя дочка нарисовала серию графических работ. Они висят сейчас в моем кабинете в Морозовской больнице. Учительница случайно увидела эти фотографии на моем сайте и спросила – неужели ваша Маша это нарисовала? Можно, мы это вывесим в школе? Можно, вывесили. Но половина детей сказали: «Да это не ты рисовала! Тебе кто-то помогал». Ну и как доказать обратное? Как сделать так, чтобы девочка не была обижена этим неверием в нее?
Я предложил такой вариант: а давайте моя дочь проведет мастер-класс по графике для ребят в школе, научит их рисовать так же? Так мы и сделали. И дети с удовольствием рисовали. И теперь уже все верят и знают, что это – работы Маши, это ее труд и умение. Сомнения тут же растворились. И конфликта не стало. И дали ребенку возможность себя продемонстрировать. Вот такое взаимодействие учителя, родителей и ребенка и должно в идеале быть.
«Мы разучились разговаривать со своими детьми»
– Есть такое мнение, что в школах, подобных продвинутой 57-й, дети настолько воспитанные, правильные, что они не могут сказать «нет» – и от этого возникают проблемы, подобные случившемуся. Вы с этим согласны?
– Мой опыт говорит об обратном. В студенческие годы я преподавал в одной из подобных школ. Как раз наоборот, там были довольно самоуверенные, если не сказать наглые, дети. «Нет» звучало чаще, чем «да», и в довольно некорректной форме. А если возникал спор, дети немедленно напоминали мне, студенту, какие влиятельные у них родители. Так что продвинутая школа – это не показатель того, каким характером будут обладать дети, в ней учащиеся.
– Хорошо, но, наверное, подросток, вступая в подобные взаимоотношения со взрослым, тем более с учителем, не может осознать, что это плохо? И поэтому не может отказаться и идет на поводу?
– У ребенка, прежде всего, нет опыта. Поэтому, конечно, он не может оценить со стороны ситуацию. Может быть, такие чувства у него вообще возникли впервые в жизни. Хотя замечу, что первая любовь – причем настоящая, очень серьезная – возникает у ребенка в 5-6 лет. Но первая подростковая любовь – всегда слепая. Возможно, и хорошо, что она такая. Это мы, взрослые, почему-то думаем, что ребенка на все случаи жизни надо застраховать. Чтобы он был под каким-то колпаком. И чтобы ветерок на него не дул. Страховать ребенка от неудач в любви нельзя. Это приобретение опыта, это взвешивание чувств, попытки самоанализа. Ребенку надо дать пережить это. Не ограждать, а помочь ему, поддержать.
Вот такой простой жизненный пример. Я гулял со своим трехлетним сыном на детской площадке, и он осваивал некую конструкцию, высокую, залез, и под ним подламывается доска. Он полулежит на ней. Все мамы других детей повскакивали с лавочек, бегают вокруг. Я спокойно встал под этой трапецией, страхую сына, говорю ему: «Ползи медленно и спокойно вперед, потом слезешь». А мамы кричат: «Какой бессердечный отец! Лезьте скорее за ним!» Но если бы я с моим весом туда полез, мы бы упали оба, сломалось бы всё окончательно. Миша не успел испугаться. Он держит ситуацию под контролем. Зачем кричать и пугать ребенка? Он дезориентируется, засуетится, в итоге упадет. А Миша слез – и он чувствовал себя героем! Он преодолел довольно трудную для себя ситуацию.
– То есть предположим, у старшеклассницы роман с учителем, и родители узнают об этом. Какая должна быть реакция взрослых, что делать? Дать ей право продолжать этот роман?
– Для начала просто поговорить. Задавайте ребенку вопросы. «А что такое любовь, как ты считаешь? Почему ты решила, что это любовь? Что ты чувствуешь? Как он к тебе относится? А он тоже считает, что это любовь, или у него иные интересы в этом?»
Мы разучились с детьми разговаривать. Разучились доверять им. «А ну покажи, что у тебя в кармане!» Вдруг там наркотики? Но погодите, если вы в этом подозреваете своего ребенка, – так вы уже опоздали! С какой стати вы подозреваете его?
А расскажет ли ребенок о своих душевных тайнах – зависит от того, как отношения в семье складывались раньше. Доверяли ли члены семьи друг другу? Если нет, и душевного контакта раньше не было, то неудивительно, что она промолчит или скажет: «Не ваше дело». А если в семье доверительные отношения, и родители ее несколько раз выручали в других важных ситуациях, то она будет знать, что ей бояться нечего. Она поговорит с ними. Вот та девочка, которая не пошла к родителям, а пошла к психологу, – почему? Это тоже симптом. Заметьте, если подростку хорошо, он и не будет никого ни о чем спрашивать. Если ребенку плохо – он будет искать помощи.
Жертвы сексуального насилия в любой стране мира проходят реабилитацию, это нужно человеку. Здесь мы не можем говорить именно о насилии, это некие отношения, но ведь действительно ребенка, возможно, склонили к ним без его желания. Поэтому к врачу-психотерапевту сходить с таким подростком стоит – и даже через несколько лет, когда этот человек уже стал взрослым, возможно, ему полезно будет пообщаться со специалистом, – если только, конечно, он ощущает нужду в этом.
– Как можно определить, что происходит что-то не то, что учитель начинает проявлять к ребенку не совсем естественный интерес?
Если подобные действия имеют место, от них трудно скрыться – и их трудно скрыть. В любом случае это станет заметно окружающим. Если, допустим, ребенок пришел домой и пожаловался на нечто нездоровое, предположим, рассказал, что учитель трогал его в области гениталий, – конечно, родители должны встать на уши. И реагировать.
– Что посоветуете молодому педагогу, который после вуза приходит в школу – и вдруг ощущает на себе повышенное внимание старшеклассниц? Как ему вести себя?
– Сегодня профессия педагога, к сожалению, не очень популярна среди мужчин. Но конечно, он становится объектом пристального внимания и ощущает на себе десятки девических взоров. Надо просто дать понять вежливо, что никакие романтические отношения невозможны. Грань всегда есть, взрослый человек просто должен осознавать свою ответственность. Ты педагог – она ученик, или наоборот. Это табу. Если табу нарушается – значит, педагог перестает быть педагогом. А любовь – это святое, я уже говорил. Но тогда меняются роли и правила игры.
– Как вы полагаете, а полезны ли такие «крутые» школы? Да, они дают, наверное, огромный массив знаний, – но не калечат ли они психику детей такой нагрузкой, и вообще, не мешает ли детям родительский перфекционизм, не становится ли для них капканом?
– Почему у нас дети в средней школе начинают учиться хуже, чем в младшей? Потому что в младших классах понятно, что и зачем ты делаешь. Ты выучил буквы, ты научился читать – ты сможешь читать интересные книжки. А вот зачем, допустим, нужна химия? Ребенку это объяснить трудно.
Увлекательно рассказать о своем предмете – не каждый учитель может, хотя он может быть добротным специалистом по своему предмету. Вот и появляются хорошие школы, где много талантливых педагогов, и не такие хорошие, где таких педагогов нет. А мы, родители, конечно, мечтаем, чтобы наш ребенок учился в хорошей школе.
Но при этом я не понимаю, когда люди снимают квартиру рядом со школой или ездят туда ежедневно два часа в один конец. Мне кажется, здоровье ребенка в таком случае дороже.
Когда-то меня звали учиться в одну из школ при МГУ, но я сознательно остался в своей рядовой школе на окраине. Знаете, я иду по своему району и встречаю своих одноклассников. «Привет!» – «Привет!» И на душе становится теплее. Согласитесь, это тоже дополнительный личностный ресурс для нас. Так что если в лучшую школу надо ехать через весь город, то лучшее – враг хорошего.
Стоит ли школа таких усилий? Вымотанный ребенок даст больше невротических расстройств. А обожествляющее отношение к своей «особенной» школе – это, на мой взгляд, квасной патриотизм. Не всегда обучение в престижной школе стоит тех жертв, на которые готовы идти родители.
Когда я поступал в мой родной второй медицинский, конкурс туда был громадный. И были там ребята из глухой провинции – они учились в обычных сельских школах, но поступили в престижный московский вуз. Без всяких взяток и знакомств, без столичных репетиторов.
Вуз – это действительно философия жизни. Ошибка с выбором вуза может сделать человека несчастным, когда он будет вынужден работать по нелюбимой профессии, когда придется всё бросить и идти учиться снова. А школа не рождает философию жизни. Школа рождает друзей.
Читайте также:
- Кошмары кончаются – такого знания у ребенка нет
- Директор 57 школы: Я совершил много ошибок
- Кольцо всевластия, или Что делать, если учитель крутит романы с ученицами?
