Ожоги
Проект Масленицы в  арт-парке «Никола-Ленивец»,  который в этом году назывался «Пламенеющая готика» вызвал немалый резонанс. Перешел или нет художник Николай Полисский, автор перфоманса, границы допустимого, сжигая сооружение, напоминающее католический храм?

Проект «пламенеющая готика» очень интересен как опыт визуализации словесной метафоры

Александр Кравецкий,  кандидат филологических наук, руководитель Научного центра по изучению церковно-славянского языка:

Александр Кравецкий

— За проектом «Пламенеющая готика» я следил и очень хотел побывать на Масленице в парке «Никола-Ленивец», но не смог из-за занятости.

Проект «пламенеющая готика» очень интересен как опыт визуализации словесной метафоры «пламенеющая готика» — так называют позднюю готику из-за сходства ее декоративных элементов с языками пламени. Здесь же слова становятся явью и готика горит настоящим огнем.

Превращение словесной метафоры в визуальный образ достаточно распространен в искусстве, причем не только в светском, но и в церковном. Например, икона Богоматери «Гора Несекомая». Как мы знаем, этот сюжет восходит к событиям, описанным в библейской Книге пророка Даниила [Дан. 2. 31–34]. Здесь рассказывается о том, что Царь Навуходоносор видел во сне гору, от которой таинственным образом (т.е. без помощи рук человека) отделился камень и сокрушил идола. Это видение христианская традиция понимает как прообраз Рождества Христова: Камень (Христос), отделившийся от Горы (Богородицы), сокрушил языческий мир. Поэтому  литургическая традиция называет Богородицу «Гора несекомая». Иконографический образ Богородицы «Гора Несекомая», где образ Богоматери содержит ряд деталей, сближающих ее с горой, это тот же самый прием, когда словесная метафора прочитывается буквально и на ее основе создается визуальный образ.

И в Никола-Ленивце использовали тот же прием, заставив архитектурный термин ожить и запылать. На мой взгляд, это умная и красивая идея.

При этом очевидно, что этот проект вообще не про религию. Это художественное размышление про образы европейской архитектуры, про переживание готики. Размышление талантливое, яркое и интересное. Авторы проекта очень тактично исключают из своей композиции христианские символы. Так что меня удивляет как позиция тех, кто видит в этой акции нападение атеистов на христиан, так и позиция тех, кто говорит, что в Никола-Ленивце православные фундаменталисты сожгли костел.

 

В этой работе не было даже намека на кощунство

Алексей Лидов, искусствовед, академик Российской Академии Художеств:

Алексей Лидов

— Для меня стало неожиданностью, что регулярное арт-действие, которое проводится каждую Масленицу в архитектурно-художественном парке Никола-Ленивца, получило столько возмущенных откликов в социальных сетях. Странно, что художественный проект некоторые решили объявить кощунством и чуть ли не новым оскорблением религиозных чувств. Мне подобная реакция не кажется адекватной.

Давайте рассмотрим пространство, в котором происходит действо. А речь идет об одном из самых интересных художественно-архитектурных проектов последних лет — парке «Никола-Ленивец» в Калужской области на берегах знаменитой реки Угры. В этом специально задуманном пространстве ведущие художники и архитекторы России и мира на протяжении ряда лет выставляют свои арт-проекты, преимущественно инсталляции, сделанные из натуральных материалов (дерево, солома и т.д.).

Поскольку парк расположен на большой территории, они пытаются свои инсталляции демонстрировать в взаимодействии с окружающим пейзажем и природой, не только в пространстве, но и в действии, в развитии, в движении. Это своего рода лаборатория, находящаяся в русле основных тенденций современного мирового искусства.

То, что такой уникальный парк был создан в России, причем, по частной инициативе конкретного художника Николая Полисского и ряда его друзей — большое достижение и, если хотите, наше новое культурное достояние. Там регулярно проходят большие выставки современного искусства и зимой, и летом. Каждая из этих выставок привлекает крупнейших художников со всего мира и становится серьезным культурным событием.

Каждый год организаторы этого парка проводят празднование Масленицы, и кульминационным событием становится сжигание некого фантастического сооружения, обычно сделанного из дерева, из соломы, собранной неподалеку, на огромном поле в присутствии тысяч людей. Как прощание с зимой, с Масленицей, в преддверии Великого поста. Как, собственно говоря, это и было в русской традиции на протяжении столетий. Только в парке Никола-Ленивца эти традиционные соломенные фигуры каждый раз приобретают формы фантастических сооружений, обычно огромного размера. В прошлом году я присутствовал на таком праздновании, и действо произвело на меня впечатление красотой задуманного.

Фото: Андрей Никеричев/Агенство городских новостей Москва

В этот раз Николай Полисский придумал проект, который называется «Пламенеющая готика», — он использовал искусствоведческий и литературный термин, определяющий завершающую стадию в развитии готической архитектуры, кстати, отнюдь не только церковной. Архитектурные формы поздней готики с переплетающимися и устремленными в вышину стрельчатыми арками действительно напоминают языки колеблющегося пламени.

Николаю Полисскому пришло в голову этот образ пламенеющей готики пересказать в любимых им формах деревянно-соломенных конструкций, сжигание которых составляет кульминацию празднования Масленицы – он регулярно экспериментирует в формах огненных перформансов. Он выстроил некое сооружение, напоминающее готическое здание, пламенеющую готику, пересказав ее в духе парка Никола-Ленивца на своем родном русском материале.

Ни о каком кощунстве тут говорить не приходится, потому что речь идет об образе готической архитектуры в целом, причем трактованной весьма обобщенно. Это даже близко не храм и даже не намек на храм. В храме должен быть алтарь или его подобие. Но даже, если мы возьмем какие-то формальные признаки, то на этом фасаде нет никаких крестов. Кроме того, заметим попутно, что в русской православной традиции готический собор обычно не воспринимается как церковь, а скорее, как экзотическая иноприродная архитектура, своего рода сказочный дворец. И именно это очередное сказочное сооружение оказывается охвачено огнем и литературная метафора пламенеющей готики приобретает новую конкретность: архитектура действительно буквально начинает гореть. И собственно в этом и есть образ — замысел.

Огонь приобретает на короткое время архитектурную форму, а архитектурные формы наполняются новой энергией огня. И вместе они навсегда исчезают, оставляя в памяти ярчайший образ и открывая новые пути для размышлений о возможностях огненно- пространственных эффектов современной архитектуры. В этом для меня очевидная инновация этого проекта. В комментариях встретилось обличающее сравнение Полисского с фотографом, поджигавшим для красивых видов заброшенные деревни. Однако разница огромная. Заброшеннные дома — часть человеческой жизни и нашей живой и трагической истории. В этом поджоге нельзя не увидеть эстетского варварства. И своего рода «пляски на гробах». У Полисского же все придумано фантазией художника. В центре огромного поля возникает огненный призрак, который на наших глазах уходит в небытие, оставляя на всю жизнь яркое воспоминание, кого-то пугающее, кого-то вдохновляющее, но никого не оставляющее равнодушным.

Фото: Андрей Никеричев/Агенство городских новостей Москва

Таким образом в созданной им самим огромной мастерской художник решал свою задачу создания нового художественного образа привычными для него современными средствами «огненного перформанса». Каждый из нас вправе иметь свое мнение, насколько у него это получилось. Знаю людей, которые увидели в этом образе напоминание о конце света (кстати, простите искусствоведа, в памяти возникает похожая горящая готика на эсхатологических картинах Босха). Другие, специально приехавшие издалека на зрелище, не увидели ничего, кроме очередного масленичного чучела и искренне радовались законной карнавальной радостью при виде экзотического зрелища.

На мой взгляд, мы имеем дело с яркой работой крупного современного художника, которая останется в истории русского и мирового искусства.

Однако в этой работе не было даже намека на кощунство. Я очень внимательно посмотрел видео перфоманса Полисского и не увидел никакого намерения сделать нечто хоть в малейшей степени имеющее антирелигиозной смысл. Это вообще проект не про религию, а про красоту, про действо, про завораживающую силу огня. Про то, как огонь может поразить нас, соединившись с архитектурными формами. Художника в данном случае не волновала сакральная тема, на мой вкус, к сожалению. Его волновала исключительно красота происходящего действа и даже не порождаемые ее символические смыслы. И он добился очень яркого результата, потому, что это действительно выглядело и захватывающе, и красиво, и очень необычно.

В сознание зрителя появляется очень запоминающийся и по-своему прекрасный образ происходящего действа. То есть, речь идет о произведении современного искусства, пока не очень привычного, но вполне яркого. И заметим, что у этого искусства есть довольно широкий круг почитателей, специально приехавших на действо за много километров.

Часто спрашивают, а где допустимая граница? Граница искусства заканчивается там, где может быть нанесен вред другим людям. Как в знаменитом определение, что моя свобода оканчивается там, где начинается свобода другого. В данном случае я не вижу вообще никаких поводов для того, чтобы вообще ставить любые вопросы о нарушении каких-то прав, тем более об оскорблении и кощунстве. То, что художник использовал известный всем изучавшим мировую архитектуру образ пламенеющей готики для своей деревянно-соломенной инсталляции, — нормальный художественный шаг, а не нечто, выходящее за грань этики. Отвергая это право художника, легко можно дойти до абсурда и усмотреть что угодно в чем угодно. К великому сожалению, в нашем больном самыми разными «фобиями» обществе, появился целый слой людей, воспаленное воображение которых везде ищет повод для того, чтобы оскорбиться в своих религиозных или псевдорелигиозных чувствах. Но к выдающейся работе Николая Полисского это никакого отношения не имеет.

Акция попала сразу в несколько очень болезненных точек исторической памяти

Сергей Сабсай, директор «Школы знаний», московский католик:

Сергей Сабсай

— В интервью The Village Николай Полисский говорит: «Я надеюсь, что во время сожжения в воздухе мы увидим пламенный храм». Один из участников проекта Герман Виноградов писал в фейсбуке: «Сожгу дотла подобие готического собора». Поэтому слова «это не имитация храма» выглядят некоторым лукавством. Один же из сторонников проекта, Олег Шмыров, и вовсе воспринял произошедшее как «чародейский обряд в духе чёрной арт-мессы». Как бы то ни было, однако, Николай и Иван Полисские сочли необходимым извиниться, и нормативная христианская реакция — «прости им, Господи, ибо не ведают, что творят». Однако прощение, на мой взгляд, не отменяет попыток понять, почему акция получила новые смыслы, которых не ожидали инициаторы.

В последние месяцы мы отмечаем множество годовщин (в основном, 80-летних) расстрелов католических мучеников – в Сандармохе, на Лубянке и во многих других местах. В реальном контексте истории нашей страны пылающий храм воспринимается не как произведение искусства, а как символ гонений.

Далее: католическая церковь в России – церковь меньшинства, и даже сейчас, на фоне улучшения отношений с РПЦ и властями, в ряде регионов храмы не возвращают католикам вопреки закону. На этом фоне пылающий готический костёл выглядит провокационно, к сожалению. Представьте себе радостное сжигание макета православной церкви в немецкой деревне?.. Или пылающую синагогу?..

Ну и самое болезненное. 16-18 февраля 1943 года, ровно 75 лет назад, произошла трагедия белорусской деревни Росица. В рамках карательной антипартизанской операции «Зимнее волшебство» 1528 жителей согнали в неоготический костёл и затем сожгли в школе и сарае (включая отказавшихся покинуть прихожан священников — блаженных Анатолия Лещевича и Юрия Каширу). Утром на воскресной мессе мы вспоминали трагедию Росицы – а затем увидели пылающий макет готического храма…

Фото: Андрей Никеричев/Агенство городских новостей Москва

Я считаю неправильным, что комментарий с сообщением о трагедии Росицы на фейсбучной странице «Никола-Ленивец» вызвал не сожаление и извинения, а жалобу администратора страницы на спам.

И самое важное. Это, конечно, не оскорбление религиозных чувств: вера – выбор разума и воли, а разгулявшиеся чувства — не дело полиции и суда, пока не приводят к действиям, нарушающим закон; оскорблённые религиозные чувства – признак незрелой веры, и потому проблема пасторская, а не политическая. Тем более это не «экстремизм». Отношения в обществе вообще невозможно регулировать с помощью одного только уголовного кодекса.

Но как художник (или любой, считающий себя таковым) может и должен свободно высказываться, так он должен быть готов к тому, что его действия будут так же свободно обсуждаться, что они могут вызвать резкое неприятие и осуждение. Реакция сторонников акции «Никого не слушайте» – это призыв к игнорированию других людей и в конечном счёте – реальности. В результате акция в Никола-Ленивце попала сразу в несколько очень болезненных точек исторической памяти. Я уверен, что сжигать макеты храмов ничуть не лучше, чем чучела людей, и просто дурно – в обоих смыслах этого слова.

После акции «заполыхали»  социальные сети

Альберт Солтанов, художник:

Альберт Солтанов

Альберт Солтанов

— Когда я смотрел видео, как горит сооружение, напоминающее католический храм, мне было как-то не по себе. Давайте будем честны, именно напоминающее храм, а не сказочный замок или еще что-то другое.  Это считывается мгновенно, любым  человеком, который хоть немного знакомым  с историей архитектуры. И я понимаю чувства братьев-католиков, которых эта акция огорчила.

Я представил, каково мне было, если бы по очертанию строение напоминало православный храм, пусть без крестов и других христианских символов.  Храм, в котором совершается Бескровная Жертва и люди встречаются с Живым  Богом.  Я не хочу смотреть на такой костер.  Так же, как и не хотел бы видеть тот костер, который полыхал в Никола-Ленивце.

Кто спорит, свобода творчества необходима, только  вот каждый  художник должен отдавать себе отчет  в том, как может отзываться в других то, что он делает. Если, конечно, его  цель – не сознательная  провокация.   

Много писалось в  социальных сетях, что это творчество,  тот самый «момент  игры», который был популярен на рубеже XIХ –ХХ  веков. Да, «момент игры», карнавальной традиции – это всё здорово. Но глядя на действо, я почему-то думал не про искусство Серебряного века или постмодерна, а о своих знакомых католиках, совсем не абстрактных и символичных, а очень даже реальных, которые по воскресеньям ходят на мессу, живут самой обычной жизнью. И некоторым из особенно искусство не интересно, их сфера интересов лежит в другом, а некоторые историю искусство как раз изучают профессионально. И всем им явно видеть пылающее строение так напоминающее католический собор, мягко говоря, неприятно.

Почему-то  создатели проекта в Никола-Ленивце не подумали об этих людях. Но невнимание к человеку, к конкретному человеку, которому может быть больно – это так в духе прошлого века, пылающего кострами. Правда, не шутейными, а настоящими, страшными, сжигающими настоящие храмы и убивающими настоящих людей.

Да, «момент игры» это, наверное, весело. Только последствия игр могут быть печальными. Помните, в эпилоге романа «Доктора Живаго», когда речь идет о страшной судьбе дочери Живаго и Лары, звучат такие слова: «Возьми ты это блоковское «Мы   дети   страшных   лет   России » — и сразу увидишь различие эпох. Когда Блок говорил это, это надо было понимать в переносном смысле, фигурально. И Дети были не дети, а сыны, детища, интеллигенция, и страхи были не страшны, а провиденциальны, апокалиптичны, а это разные вещи. А теперь все переносное стало буквальным, и дети — дети, и страхи страшны, вот в чем разница».

Играли смыслами, в том числе сакральными, некоторые художники русского авангарда. По мнению искусствоведа В.Б. Мириманова, они, тем самым, во-многом способствовали революции, последствия которой, в итоге,  затормозили  развитие русского искусства.

Насколько же опасно заиграться сейчас, в эпоху постмодерна, когда постоянно происходит подмена понятий, когда легко тасуется значимое, сакральное и сиюминутное и одно подменяется другим.  

Да, кстати, по поводу символов, игр с понятиями, визуализацией терминов… Традиционно в сознании людей сжигание чучела на Масленицу – это прощание с надоевшей  тяжелой зимой,  от которой все устали. А с чем прощались те, кто придумал акцию  «полыхающая готика»?

Кстати, есть такая странная «традиция» сжигать то, что  не нравится конкретным людям. В знак презрения сжигают флаги, чучела оппонентов…

А еще после акции «заполыхали»  социальные сети – обидами, раздражением, оскорблениями и в адрес создателей действа и тех, кто не принял его. Очень надеюсь, что это не было предполагаемым конечным результатом перфоманса.

Так что, мне кажется, не стоит обижаться и устраивать травлю, – и так слишком много вокруг агрессии. А вот диалог, чтобы разобраться, необходим. Только с диалогами у нас сложновато – это же процесс созидания, а не разрушения.

Но мы же не любим полутонов. Если сжигать, то конструкции, напоминающие храм, а то и настоящие пустующие деревни, в которых раньше жили  люди. А если выступать против, то обязательно с призывами всех «привлечь к ответственности», наказать. И все это говорит о нечуткости друг к другу, о том, что мы друг друга не видим.

Сжигание храма даже символического, условного все равно тянет на святотатство

Ирина Языкова, искусствовед:

Ирина Языкова

— Для меня эта акция – деструктивное явление, потому что строить хорошо, а разрушать плохо. Мне не нравится такое современное искусство, которое настроено на разрушение, оно воспринимается мною как деградация. Это всегда делается именно тогда, когда не хватает своего креатива, нечего предложить своего, оригинального. Кстати само по себе сооружение из веников было прекрасно, а вот его сожжение хоть и эффектно, но безобразно.

В оправдание этого проекта звучали сравнения с каранавализацией Бахтина, и так далее. Я здесь ничего подобного не вижу, не понимаю, для чего нужно сжигать строение, визуально так напоминающее храм. Сжигание храма, даже символического, условного все равно тянет на святотатство, а никак не на художественную акцию. В конце концов, если следовать этой логике, самый значимый художник всех времен и народов – это Герострат.

В нашей Масленице не было заложено ничего кощунственного

Вот что Николай Полисский написал на своей  странице в Фейсбуке:

Николай Полисский

— Я получил в свой адрес ряд комментариев, в том числе от лиц духовенства, со словами о том, что в Никола-Ленивце произошло кощунственное действие. Считаю, что это какая-то ошибка. Я решил, чтобы избежать дальнейшее разжигание конфликта, мне нужно максимально подробно ответить на эти обвинения.

Наш фестиваль и мое творчество известно тем, что решает проблемы архитектуры, искусства, и с этой территории я не собирался и не собираюсь в будущем выходить. Вопросы политики, религии, национальностей и всякого рода разжигание конфликтов или оскорбления искренних чувств табуированы для деятельности художников в нашем парке.

На Масленицу 2018 года мы решили использовать архитектурный стиль «Пламенеющая готика» для создание огненной скульптуры. Этот стиль был использован не только в создании готических культовых сооружений, но и в архитектуре светских зданий: замков, университетов, судов. Ничего культового в моем арт-объекте не было, естественно отсутствовали кресты, алтарь и любая религиозная символика. Это не копия какого-либо существующего культового сооружения и не имитация храма. Это просто костёр, который выстроен в стиле готического здания.

Ни одного культового символа в моей работе не было и не могло быть.

К сожалению, стоит нескольким людям разжечь в интернете дискуссию на болезненную тему, как уже никто не хочет разбираться и слушать друг друга. Шквал едких интернет-комментаторов обрушивается на художника и священнослужителей, заставляя их комментировать то, чего не было.

Фото: Андрей Никеричев/Агенство городских новостей Москва

Обращаюсь ко всем, для кого моя работа оказалась оскорбительной. В моих помыслах никогда не было идеи создать и собственноручно сжечь христианский или другой храм. В моих произведениях люди часто находят то, что я в них не закладывал, это нормально, но обвинять меня в сожжении храма — это чересчур.

Я готов и надеюсь на диалог с представителями католической или православной церквей. Если, разобравшись в деталях, они обнаружат что-то кощунственное в адрес веры, я готов использовать все свои возможности для того, чтобы предать этот проект забвению, насколько это возможно в современном мире. Как я уже говорил, для меня разжигание розни или оскорбление веры являются запретной и недопустимой темой для творчества.

В нашей Масленице не было заложено ничего кощунственного, если кто-то неправильно меня понял, я прошу прощения, но эта обида нанесена невольно. Я не собирался никого оскорблять.

***

Дорогие мои искусствоведы, историки архитектуры, деятели культуры, журналисты, верующие всех конфессий и атеисты, спасибо, что вы пытаетесь успокоить и примирить людей вокруг.

Я благодарю представителей православной и католической церкви за свои ответы на мое открытое письмо. Мы были тронуты смягчением позиции Вахтанга Кипшидзе и благодарю его за этот жест в мой адрес.

Последние несколько дней я провёл, разъясняя свою позицию о том, что карнавальное действие в Никола-Ленивце не было и не могло быть направлено в адрес какой-либо из вер, а архитектура моего костра — это не макет какого-либо сакрального сооружения. Мой жест был направлен на создание красивого архитектурного образа, а не на скандал, который мне, уже давно сформировавшемуся художнику, совершенно не нужен.

Я понимаю, что растиражированные сми, разжигающие ненависть слова недалекого комедианта, в купе с картинкой моей горящей готики могли ранить и видимо ранили сердца католиков. Я и pr-служба проекта старались как могли, чтобы не допустить привязки огненной скульптуры с христианским и уж тем более конкретно католическим храмом, но видимо достаточно одной телезвезды, чтобы запустить этот протуберанец ненависти.

Некоторые из католиков сообщили мне, что увидели эти заголовки после памятных служб о жертвах Росицы. И я приношу свои отдельные извинения за то, что фотографии нашего проекта оказались в этом контексте.

В своем предыдущем письме, я уверял, что для меня, и как для человека, и как для художника важно, чтобы моя работа и мое искусство служило миру и согласию в обществе. Я остаюсь верен этой позиции даже если считаю, что раскол несет не моя работа, а ее неверное прочтение и особенности интернет-коммуникаций.

Получив ответ от пресс-секретаря Римско-Каталической архиепархии Божией матери в Москве, официального голоса католической церкви, я понял, что не был услышан, понят, а моя позиция поиска прощения названа нечестной.

В своих комментариях, пресс-секретарь говорит об отказе юридического преследования и я благодарен за это, но для меня самым важным было другое — найти примирение, успокоить неверно истрактовавших действо, залечит рану. Я скорблю вместе со всеми по жертвам Кизляра, и для меня неприемлемо, чтобы моё карнавальное по сути искусство вставало в странный ряд в комментариях святой церкви вместе с упоминанием религиозного терроризма.

Подготовила Оксана Головко

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.