Вашему вниманию предлагаются отрывки из книги «Дорога к истине» педагога, выдающегося ученого в области разработки нефтяных месторождений, лауреата Государственной премии СССР, профессора Владимира Николаевича Щелкачева.
В.Н. Щелкачев родился 3 ноября 1907 г. в дворянской семье в г. Владикавказе. В 1928 г. молодой Володя окончил математический факультет Московского государственного университета и поступил на работу в Государственный исследовательский нефтяной институт (ГИНИ), где под руководством профессора Л.С. Лейбензона, будущего академика АН СССР, стал проводить исследования в области нефтяного дела.
Начало научной работы В.Н. Щелкачева совпало с активизацией гонений на техническую интеллигенцию и Церковь. Несмотря на молодость, Владимир Николаевич прекрасно осознавал подоплеку этих событий, надуманность обвинений против крупнейших представителей отечественной науки, известных инженеров и отказывался принимать участие в массовых демонстрациях «ненависти к двурушникам и наймитам». Это хорошо представлено в его воспоминаниях.
Владимир Щелкачев вырос в религиозной семье. Пройдя период религиозных сомнений в подростковом возрасте, он сохранил и пронес свою веру в Бога через всю жизнь. В 1920-х годах он принимал активное участие в жизни одного из московских приходов. Этого было достаточно, чтобы объявить его членом «церковно-христианской монархической организации». В 1930 г. В.Н. Щелкачев был арестован. По одному делу с ним проходили профессор-математик МГУ Д.Ф. Егоров, философ А.М. Лосев, протоиерей В.Н. Воробьев и многие другие. В камере с ним находился цвет инженерно-технической интеллигенции Советской России рубежа 1920-х – 1930-х годов. «Тюремный» период своей жизни Владимир Николаевич называл «школой человековедения», потому что нигде не познавалась человеческая душа так, как в период сложнейших испытаний.
Проведя несколько лет в тюрьме и ссылке в г. Алма-Ате, В.Н. Щелкачев продолжил научную и педагогическую работу в г. Грозном, в нефтяных институтах – научно-исследовательском и учебном. Исследования, проведенные Владимиром Николаевичем в 1930-х – начале 1940-х годов, существенно продвинули теорию разработки нефтяных месторождений. Однако заслуга молодого ученого была в том, что некоторые положения разработанной им теории можно было применить на практике с огромным экономическим эффектом.
Позднее в 1946 г. многие идеи, предложенные В.Н. Щелкачевым, были реализованы при составлении схемы разработки крупнейшего нефтяного месторождения Башкирии – Туймазинского. Суть этой схемы – поддержание пластового давления за счет закачки воды по границам нефтесодержащего пласта (технология законтурного заводнения). Закачиваемая в нефтяной пласт вода оттесняла нефть к добывающим скважинам и позволяла значительно увеличить время фонтанирования добывающих скважин. За участие в этой работе В.Н. Щелкачев в группе инженеров и ученых был удостоен Сталинской (Государственной) премии. Позднее он принимал участие в обсуждении схем разработки крупнейших нефтяных месторождений СССР, твердо и последовательно, не взирая на лица, отстаивал истину в научных дискуссиях.
С 1946 г. и до конца своей жизни Владимир Николаевич преподавал в Московском нефтяном институте им. И.М. Губкина (ныне Российский государственный университет нефти и газа). Он был блестящим лектором и вырастил не одно поколение инженеров-нефтяников. А об отношении к нему его учеников говорит заключительная часть книги, где собраны воспоминания тех, кто учился и работал вместе с ним.
Скончался В.Н. Щелкачев в Москве в возрасте 97 лет 13 апреля 2005 г.
Моя религиозная жизнь в Москве. Арест
Из дома я уезжал в религиозных сомнениях. Шел 1923-й год, мне было 15 лет. В Москве я жил в Карманницком (тогда – Большом Толстовском) переулке на Арбате. Он упирается в храм Спаса на Песках, и я, конечно, пошел в этот храм исповедаться и причаститься. Пришел к батюшке – старенький батюшка, отец Сергий, фамилии не знаю. Я ему искренне рассказал, что колеблюсь в вере, потому что прочитал книгу вице-президента Академии наук СССР Стеклова, в которой тот писал о вреде христианства. Батюшка был проницательным и мудрым человеком. Он сказал: «Я дам тебе книгу, ты ее прочитай, а потом зайди ко мне».
Это была книга английского автора А. Г. Табрума «Религиозные верования современных ученых». Она была переведена на русский язык и издана в 1912 году. Начинается с того, что автор поставил перед собой вопрос: действительно ли есть противоречия между естествознанием и религией, действительно ли все ученые являются неверующими или нет?
Он отправил более 160 анкет крупнейшим ученым Англии и США с вопросами: «Верите ли Вы в Бога или нет? Противоречит ли наука религии или нет?», – и получил ответы, из которых следовало, что ученые в подавляющем большинстве своем глубоко верующие люди.
В книге есть оглавление, которое указывает, к каким ученым обращался автор. Например, президенты Королевского общества (в Англии Академии наук нет, а есть Королевское общество). Приведены ответы трех президентов Королевского общества, таких величайших ученых, как Стокс, Кельвин, Релей. Они работали в той же области, что и Стеклов – занимались дифференциальными уравнениями математической физики. Однако Стеклов внес небольшой вклад в науку, а они совершили в ней переворот. Дальше идут химики, физики, геологи, биологи, физиологи, ориенталисты. Прочитав эту книгу, я нашел то, что мне было нужно и все встало на свои места. Перевел эту книгу и отредактировал ее Николай Михайлович Соловьев, о нем речь будет дальше.
Как-то Н.Н. Бухгольц пригласил меня к себе домой. Он жил в Николо-Плотниковом переулке, а я – почти рядом, перейти Арбат. Я прихожу, встречает меня его жена Нина Александровна (как я потом узнал – дочь Дорогобужского священника) и провожает в кабинет Николая Николаевича. Я вошел и остолбенел: он сидит за письменным столом, а в углу – киот с иконами. Икона Спасителя и лампада горит. Он спрашивает: «Что Вас так удивило?» Я говорю: «Николай Николаевич, Вы – профессор, я как-то не ожидал, что увижу у профессора икону с лампадой». Он говорит: «Напрасно, напрасно Вы так считаете», и дал мне книжку, за которой я пришел.
Мы с ним потом часто беседовали. Я узнал, что он очень хорошо знаком с отцом Павлом Александровичем Флоренским. Павел Александрович Флоренский – это величайший наш философ, ученый, человек очень многосторонних знаний. Когда ему запретили служить, он поступил в научно-исследовательский электротехнический институт и написал замечательную книжку о диэлектриках. Это был человек, который мог заниматься самыми различными науками и в каждую из них внести свой вклад. Потом он был арестован, сослан сначала в Сибирь, затем на Соловки и потом расстрелян.
Николай Николаевич читал мне некоторые письма, которые Флоренский ему присылал. Потом я часто бывал в доме у Николая Николаевича и как-то у него на дне рождения познакомился со священником отцом Владимиром Воробьевым, настоятелем храма Николы в Плотниках. Этот храм был расположен недалеко от того переулка, где я жил. Когда я пришел в храм, то увидел, что свечу из алтаря выносил Николай Николаевич Бухгольц. Я понял, что профессора могут быть религиозными людьми.
Николай Николаевич Бухгольц познакомил меня с замечательным человеком – Николаем Михайловичем Соловьевым, переводчиком и редактором книги «Религиозные верования современных ученых». В конце этой книги был напечатан список книг, которые должны были выйти и какие уже вышли. Величайший французский математик Пуанкаре написал книги: «Наука и метод», «Наука и гипотеза» и «Ценность науки». Их переводил на русский язык Н.М. Соловьев, и я их все прочитал.
Николай Михайлович был математиком, но всю свою жизнь посвятил апологетике – защите православия, защите христианства. Он переводил на русский язык очень много книг, под влиянием которых у человека складывались религиозные убеждения. Он и сам был человеком крепкой веры. Я с ним познакомился, был у него в гостях, и он очень помог мне укрепить православное мировоззрение.
Его женой была Варвара Андреевна (урожденная Титова), дочь крупного промышленника из Ростова Великого. Он был известен как меценат, поскольку проводил все крупные реставрации Ростовского Кремля и местных храмов. Его там очень уважали и в его память там, где он похоронен, сейчас восстанавливают часовню.
У Н.М. Соловьева было два сына и дочь. Старший сын – атеист, он с ним беседовал, но потом запретил появляться у себя дома, отверг его. Второй сын – религиозный человек, был арестован, сослан. Он кончил юридический факультет Московского университета.
Такому совпадению, что я сначала прочитал книгу, переведенную Н.М. Соловьевым, а потом познакомился с ним самим, я считаю, что я обязан молитвам моей матери. Она, конечно, молилась за меня.
В 1928 году я окончил Московский университет и продолжал посещать храм, который очень любил. В один прекрасный день в 1929 году отец Владимир Воробьев – настоятель храма Николы в Плотниках – обратился к прихожанам и сказал: «Братья и сестры! Вышел указ о том, что храм может существовать, если найдется «двадцатка», то есть 20 человек, которые возьмут на себя ответственность за храм, заполнят анкеты с указанием: фамилии, имени, отчества, адреса и места работы. Кто согласен, подойдите к свечному ящику».
Отец Владимир был замечателен тем, что его проповеди, беседы могли дойти до каждого. Храм посещало очень много интеллигенции. Например, его прихожанином был великий художник М.В. Нестеров, который расписывал храм Святого Владимира в Киеве, расписывал многие московские храмы, его картины широко известны. В храм приходили его жена, дочь Наталья, которая сейчас еще жива, его сын Алексей. Храм посещал профессор Игумнов, замечательный пианист, преподаватель Московской консерватории, его ученики получали первые премии на международных конкурсах. Много приходило людей совершенно простых: и служащие, и рабочие, и домохозяйки. И до всех проповедь отца Владимира доходила.
Через неделю, вторую отец Владимир опять обращается к прихожанам: «Братья и сестры! Набралось в списке «двадцатки» 18 человек, но это все старушки и старики. Может сложиться впечатление, что храм посещают одни только старики. Разве нет молодежи, которая заинтересована в существовании храма? Надо дополнить требуемый список «двадцатки». Я подошел и тоже записался.
Что за этим последовало?
Этот список был передан властям и потом в одну ночь отца Владимира Воробьева арестовали и посадили на Лубянку. Однако, сначала арестован был я. Это случилось в ночь с 9 на 10 октября 1930 года.
Меня арестовали и повезли в «черном воронке» на Лубянку. Утром завели в камеру, которая была перераспределительной, и вдруг в нее ввели профессора Московского университета Дмитрия Федоровича Егорова. Он вошел согбенно и сказал: «Мне очень больно, у меня язва желудка».
В камере стояла только одна скамья. Он положил на пол свою шубу и лег. Всем, кто сидел в камере, я сказал, что это – профессор, почетный член Академии наук СССР, президент Московского математического общества. Люди, не знавшие его раньше, чтобы его развлечь, стали задавать вопросы. Кто-то спросил: «Дмитрий Федорович, а вот скажите, есть ли талантливая молодежь?» «Есть, – говорит, – самым талантливым я считаю Колмогорова».
А потом вдруг открылась дверь, и раздался возглас: «Щелкачев, Егоров – выходите!» Дмитрий Федорович поднялся с пола, я подошел к нему и предложил помочь, взял его под руку и говорю: «Дмитрий Федорович, я – Ваш бывший студент, я три экзамена Вам сдавал, по аналитической геометрии, по интегрированию дифференциальных уравнений и по вариационному исчислению». Он говорит: «Так, немножко помню».
Завели нас в комнату, там стояло два стола, за которыми сидели молоденькие девчушки. Они нам властно приказали раздеться догола. Дмитрий Федорович сказал: «Какое унижение, зачем же такое безобразие?» «Раздевайтесь!» – повторили нам. Разделись. «Заходите в соседнюю комнату!» Вошли: там был предбанник, дальше – душ. Нам сказали: «10 минут!». Приняли душ, оделись и опять зашли в камеру.
В этот же день, к вечеру Дмитрия Федоровича забрали, и живым я его не видел. Знаю, что он сидел какое-то время в Бутырской тюрьме, может быть на 2-3 недели меньше меня (я просидел один год), потому что он был болен. Его выслали в Казань и этим, якобы, предоставили возможность читать в Казанском университете лекции. Я потом часто ездил в Казань и узнал, что Дмитрий Федорович вскоре после прибытия в этот город тяжело заболел и умер. Там он и был похоронен на Арском кладбище. Когда я во второй половине сороковых годов был в Казани и впервые посетил могилу Н.И. Лобачевского на Арском кладбище, то недалеко увидел могилу Дмитрия Федоровича Егорова. На памятнике Егорову было написано: «Почетный член Российской Академии наук».
Оказалось, что в тюрьме мы с Д.Ф. Егоровым проходили по одному делу. Обвиняли нас по статье 58 пункт 11 в том, что мы члены «контрреволюционной церковной организации», о чем я узнал еще до начала допросов, т.к. мне принесли и предложили подписать эти обвинения. Конечно же, я не стал ничего подписывать.
Первые допросы начались приблизительно через две недели заключения на Лубянке, и это было мое великое счастье. В это время допрашивали других людей, некоторые из них потом «раскололись». Из их рассказов я понял, что могут быть самые дикие, лживые обвинения, что на допросах могут выпытывать вещи, которые никогда не существовали.
Через две недели меня вызвал на первый допрос следователь-чекист – некий Полянский (с ромбом в петлице, то есть «генеральского звания»). Он, кстати, был потом председателем комитета по делам религиозных организаций. С самого начала допроса следователь заявил мне, что я – член «церковной подрывной организации», на что я сразу отрезал: «Никакой такой организации не существует!». «Как не существует?! А нам известно, что профессор Бухгольц организовал молодежный кружок, и Вы в нем состоите». Я категорически отрицал это. «Как же Вы – молодой человек, с высшим образованием – и верите в Бога?!» – взвился тут Полянский. Я подтвердил, что я – верующий человек, во-первых, потому, что родители меня так воспитали, а во-вторых, в университете я прочитал многие книги, которые еще больше утвердили мои религиозные убеждения.
Вскоре после моего ареста я заболел, и меня перевели в тюремную больницу. Там со мной оказался профессор-этнолог Кухтин и экономист Петр Павлович Маслов, который во всех энциклопедиях отмечен как лидер меньшевистской партии. С Кухтиным мы вели беседы на религиозные темы, а Маслов, естественно, все слышал. «Я Вас не понимаю, – как-то сказал он моему собеседнику. – Вы – историк и должны знать, что религия – это темнота. Как такое возможно?». А я привел ему в пример Булгакова, который также как и Маслов был экономистом, но это не помешало стать ему священником.
Я прожил долгую жизнь и благодарю Бога не только за долготу своих дней, но и за то, что Он позволил заглянуть мне в две Свои Книги. Ведь в мире есть две Книги – Библия и Природа. Так что я был счастлив вдвойне – и как христианин, и как ученый.
Настоящая вера – тоже знание. И в этом меня (от обратного) убедили когда-то три человека: Бухарин, Энгельс и Ленин. Нас, студентов, заставляли перед экзаменом конспектировать их книги, и, как оказалось, это было презанятное чтение! Они пытались опровергнуть существование Бога, но не приводили при этом ни одного научно обоснованного довода. По существу получалось, что они просто верили, что Бога нет.
Настоящая вера сродни науке. Ведь что такое наука? Это совокупность знаний, основанных на наблюдениях, опыте и умозаключениях. А что есть религиозная вера? Религиозная вера – это убеждение, также основанное на наблюдениях, опыте и умозаключениях.
Дело о Церковно-христианской монархической организации. «Истинно православная церковь»
В конце 1920-х гг. начался новый этап гонений на христиан. До этого были массовые аресты христиан, но всех их арестовывали и судили по одиночке, теперь же массовые аресты продолжались, но дела заводились уже на целые «организации». Так, где-то в ОГПУ возникла идея о якобы существующих «религиозных организациях» и возникло дело № 7377 «О Церковно-христианской монархической организации «Истинно православная церковь».
По материалам дела, с которым мне в начале 1990-х годов дали ознакомиться, следовало, что во главе всей организации стоял «Церковно-политический центр», который создавал свои филиалы в различных местах – в Крыму, Украине, Башкирии, Тверской области и др. В этот центр входил мой духовный отец – о. Владимир Воробьев, я, как оказалось, тоже входил в него. Аресты по этому делу начались 18 апреля 1930 года с ареста А.Ф. Лосева; затем 5 июня арестовали его жену и И.А. Сверчкова; в ночь с 20 на 21 сентября – А.Б. Салтыкова, 23 сентября – Н.Н. Андрееву; в ночь с 9 на 10 октября Д.Ф. Егорова, А.В. Сузина, Ушакова и меня; 3 ноября – о. Владимира Воробьева.
В то время во главе ОГПУ стоял В.Р. Менжинский, однако он сильно болел и всеми делами занимался его заместитель Г.Г. Ягода. В системе ОГПУ существовал секретно-политический отдел (руководитель – Я.С. Агранов), в который входил «антирелигиозный» отдел (руководитель – Е.А. Тучков). У Тучкова был помощник И.В. Полянский, еще оперуполномоченный Казанский и несколько следователей. Вот цепочка сотрудников ОГПУ, которые были связаны с нашим делом. В материалах дела сохранилось письмо Я.С. Агранова Г.Г. Ягоде с просьбой продлить следствие, т.к. оно раскрывало все новые обстоятельства. В результате последний арест был 2 марта 1931 года. А 9 июля 1931 года на 116 страницах было составлено обвинительное заключение, которое было утверждено Ягодой 27 июля.
Состав организации: «кулаков – 416, монахов – 358, попов и дьяконов – 243, политбандитов и бывших белых – 88, бывших торговцев – 74, бывших помещиков – 32, антисоветской интеллигенции – 27, бывших офицеров – 21, бывших дворян – 20, антисоветских профессоров и преподавателей вузов – 14, бывших членов «Союза русского народа» – 20, епископов – 11, бывших царских чиновников – 10, бывших полковников – 5, бывших адмиралов – 1, митрополитов – 1, прочих – 264».
В эту группу входили «имяславцы», которыми являлись и Д.Ф. Егоров, и А.Ф. Лосев. Они не считали себя организацией, просто собирались для чтения творений святых отцов. К делу присоединили «неповиновенцев», несогласных с митрополитом Сергием (призывал к сотрудничеству с Советской властью). Михаил Александрович Новоселов был самым ярым «неповиновенцем». Он был философ, в начале века создал философско-религиозную библиотеку, написал книгу «Забытый путь опытного богопознания», где доказывал, что самый верный путь к Богу – опытное богопознание, личные молитвы, чтение святых отцов.
Обвинительное заключение начиналось с Новоселова, как главы всей организации. «Новоселов М.А. – 1864 г. рождения, бывший реакционный литератор, происходящий из семьи педагогов Тверской губернии Вышневолоцкого уезда, находящийся на нелегальном положении. Осужден в 1929 г. Коллегией ОГПУ на 3 года концлагеря, отбывающий наказание. На протяжении ряда лет был участником Церковно-политического центра Всесоюзной контрреволюционной организации «Истинно православный центр». По заданию центра вместе с реакционными церковниками Ленинграда создал Всесоюзный церковно-административный центр. Разъезжал по периферии, создавал филиалы, создавал контрреволюционные документы и руководил их распространением».
Некоторые обвинения А.Ф. Лосеву – «являлся наиболее активным членом Церковно-политического центра Всесоюзной контрреволюционной организации «Истинно православная церковь»; «издал и распространял ряд брошюр, в которых называл советскую власть «сатанинской».
Егоров Д.Ф. – 1869 г. рождения, сын преподавателя, уроженец Москвы, обвинялся в том, что «был активным участником Церковно-политического центра Всесоюзной контрреволюционной организации «Истинно православная церковь», «устраивал у себя систематические собрания членов организации», «руководил совместно с Лосевым повстанческой организацией «имяславцев», «занимался вербовкой новых членов» и т.д.
Бухгольц Н.Н., родился в 1870 г. в Рязани, сын чиновника, «являлся активным участником Церковно-политического центра Всесоюзной контрреволюционной организации «Истинно православная церковь», «создавал кружки контрреволюционной молодежи», «помогал проводить молодежь, примкнувшую к организации в аспирантуру».
Сверчков И.А., штабс-капитан царской армии, член Научно-технического центра РВС, участник «Истинно православной церкви».
Щелкачев В.Н. – «являлся активным участником кружка молодежи, созданного участником Церковно-политического центра Бухгольцем с целью подготовки надежных кадров для борьбы с Советской властью», «вел активную пропаганду в пользу унии православной церкви с римским папой для организации борьбы с Советской властью».
Булгаков Ф.С., сын известного философа С.Н. Булгакова, – «сын известного белоэмигранта, попа Булгакова, в том, что имел связи с белоэмигрантами и ложно информировал о положении церкви в СССР, выполняя указания контрреволюционного активиста попа Воробьева».
Воробьев В.Н. – из крестьян, окончил духовную семинарию, «был связан с отдельными участниками Церковно-политического центра, поддерживал связь с белоэмигрантом попом Булгаковым через его сына; будировал среди церковников и интеллигенции мысль о необходимости извинения перед папой римским за послание митрополита Сергия; во время антисоветской кампании «крестовый поход против СССР» передал константинопольскому патриарху документы, указывающие на гонения на церковь в СССР». Он единственный обвинялся кроме п. 11 ст. 58, еще и п. 3.
Все участники дела были реабилитированы в 1994 г. Меня реабилитировали 7 апреля 1994 г. с формулировкой «доказательств его виновности в деле нет».
