Фото: blaginform.ru
Они стоят перед иконами, наклонив головы, как усталые вьючные животные, пришедшие на водопой. Им, как и всем стоящим здесь, есть о чем говорить и молчать перед Богом. Они знают благодарность за сияющие дни, проведенные с семьей, знают накатывающее раздражение на ближних, знают любовь, которая согревает сердце и взгляд, несмотря ни на какие бесчинства детей, знают чувство беспомощности перед заботами и желанием спать, знают тупую усталость и усталость благодатную. Их карманы набиты детскими носками, резиновыми пупсами, одиночными варежками, деталями от Лего, реже – деньгами. В их руках – то четки, то бумажный платок, чтобы вытереть ребенку сопли.
Эти, пусть иногда торопливые и скомканные посещения Церкви дают им силу, смирение и радость жить свою жизнь. Как сказала моей жене одна сильно многодетная мама, ожидающая седьмого или восьмого ребенка про свою многодетность: «если по вере жить – это понятно, а если без веры, то по нашим временам – это вообще безумие». Церковь для таких семей – не регулярный обряд, а поток Жизни, по водам которого они движутся на своих семейных кораблях.
Для кого-то переживание этой реальности не постоянно, оно мерцает, поблескивает, вспыхивает время от времени. Это приходит к тебе, когда ты, взмыленный, запутанный, встревоженный, приходишь в храм и там, будто прислоняешь горячий лоб к холодному стеклу, а потом выходишь на улицу с ясностью в уме и новым видением того, что заводило тебя в тупик. Или когда ты стоишь в праздник Троицы посреди храма, устеленного сухой травой, вдыхая ее глубокий запах. Священник исповедует тебя, и тебе кажется, будто вы с ним два воина посреди широкого поля. Или когда после долгой монастырской службы, на рассвете ты смотришь на распятие, и вдруг, будто впервые по-настоящему увидев эту открытость и беззащитность, неожиданно для самого себя начинаешь плакать. Или когда ты идешь по городу, и тебе кажется, что все в твоей жизни мучительно и непонятно, но вдруг ты замечаешь перед собой храм, а на его стене – мозаику с изображением святого Симеона Столпника и надписью: «Терпите, братия, скорби и беды, да вечные муки избудете». Или когда ты стоишь на соборовании и священники, будто медбратья, ходят между рядами людей со стаканами масла в руках и помазают тонкой кисточкой лица и руки…
Ты стоишь и думаешь о том, как много у Церкви всего и для всех. Или когда в выходной день ты приводишь детей в Оружейную палату, недовольный тем, что тебе не дают спокойно отдохнуть, и вдруг, в первом же музейном зале видишь перед собой крышку раки святого Кирилла Белозерского. От взгляда на подвижника, понесшего когда-то свои труды и искушения, в тебе рождаются тишина и радость. Или когда морозным утром ты втискиваешься с младенцем на руках в переполненный храм, обливаясь потом и чувством собственной неуместности, а потом, десять лет спустя, стоишь в этом же храме и смотришь, как этот подросший младенец выходит из алтаря в золотистом стихаре и большой свечой в руках. Или когда ты стоишь на Литургии светлой седмицы и вдруг в паузе между пением хора и возгласом диакона, в тишине, свете и воздухе раздается высокий, звонкий почти детский голос: «Христос Воскресе!» Твой сын, стоящий рядом, уверен, что это ангел.
Из таких мимолетных переживаний, встреч, открытий постепенно прорастает узнавание и принятие Церкви как своего дома, куда ты приводишь своих детей и приходишь сам, чтобы дышать этой родной глубиной, чтобы двигаться дальше, принимать и жить день за днем эту трудную и прекрасную жизнь.
