О своей памятной Пасхе рассказывает ректор Института христианской психологии протоиерей Андрей Лоргус.
В 1982 году, когда я работал сторожем и дворником в храме и, как мирянин, принимал участие в пасхальном богослужении. Мне, как молодому и сильному, доверили нести тяжелую хоругвь во время Крестного хода, что вызвало во мне тогда невероятную радость и гордость.
Обойдя храм, участники Крестного хода во главе со священством зашли в притвор, то есть оказались внутри крытого маленького помещения, в котором могли поместиться не более двадцати человек, прямо под колокольней.
Среди стоявших там прихожан был мужчина, лет сорока, с сильно нарушенной координацией движений (как сейчас я думаю – ДЦП), но кроме того – с явными проблемами психического характера, возможно, имелся у него и эпилептоидный синдром.
Началась заутреня. «Слава святей», — возглашает настоятель, и в этом момент взгляд мой падает на лицо этого человека: огромные, на выкате, глаза больного, улыбка до ушей, обнажающая десны. То есть картина – явно далекая от привычных представлений о красоте. Но в этой уродливости была видна настоящая, ничем не прикрытая радость. Человек этот выражал ее, как мог. Совершенно искренне. Он, подобно многим больным, не мог контролировать свою мимику, как это делаем мы.
Фото: сайт храма св. вмч. Никиты, http://nikita-byvalino.ru
«Христос Воскресе!» — провозгласил настоятель, и мы все хором с радостью ответили ему «Воистину Воскресе!» В этот момент по лицу человека, привлекшего мое внимание, по диагонали пробежала судорога. Ведь у таких больных резкие, сильные звуки, яркий свет – вызывают очень болезненные ощущения, превышают их пороги чувствительности. А здесь еще – эмоциональное переживание радости.
У него начался приступ, по типу эпилептического, и рядом стоящая женщина стала ему помогать.
Мы в этот момент уже входили в храм, так что в ту ночь я уже не увидел этого человека, лишь потом узнал, что его увезли на скорой. Думаю, опираясь на свой опыт служения в психоневрологическом интернате, что с ним ничего серьезного не произошло, подобные приступы у таких больных – нередкое явление.
А у меня в сознании навсегда запечатлелся тот случай, который был одновременно болезненным и радостным. С одной стороны, я заглянул в чувства несомненной пасхальной радости больного человека, неприкрытое, такое, на которое он способен. Не похожее на наше, выверенное, с двойным дном, когда мы радуемся, но не забываем оценивать себя — как мы радуемся, как радуются другие, и как эти другие воспринимают нашу радость…
У меня было ощущение, что и Рай и ад близко, рядом с нами, что пасхальная радость пронизывает и Рай, и ад. Что Пасха – она для всех, абсолютно для всех…
Вот такой момент истины. Потому он и запомнился на всю жизнь.
