Недавно на Правмире было опубликовано интервью с иером. Макарием (Маркишем) «К победе над извращениями», где ключевым был вопрос: «Педофилы – люди больные или развращенные?»
Разумеется, каждый человек отвечает по-своему, это нормально, что мы не мыслим по какому-то одному шаблону, и все же я считаю нужным вставить свои „5 копеек” в эту тему, потому что с данным явлением я столкнулся плотнее некуда и в силу своей занудности не удовлетворился практическими наблюдениями, но постарался изучить доступный теоретический материал.
Кстати, хочу сразу предупредить любителей пофыркать в сторону слова «теория»: не стоит пренебрегать теорией, как чем-то искусственным, синтетическим, областью фантазий и предметом болтовни. Греческое слово θεωρια переводится как наблюдение, исследование, рассмотрение, созерцание. Т.е. изначально предполагается нечто реальное, подлежащее изучению. Теория – результат определенного этапа исследования некой реальности, плод ее осмысления, или же… дар Откровения. Насколько теория адекватно отражает исследуемую реальность, настолько адекватным будет отношение к этой реальности человека. Теория без практики – труха; практика без теории – невежество, дилетантизм, самодурство, суеверие, мифотворчество, ересь.
Итак, хотелось бы обратить внимание на некоторые моменты в интервью о. Макария с которыми я не могу согласиться и, более того, считаю себя обязанным оспорить.
Отец Макарий, отвечая на вышеупомянутый вопрос, говорит, что «педофилия, в принципе, не отличается от других преступлений того же ряда. Необходим последовательный, системный взгляд на это зло. Бороться с педофилией, игнорируя другие формы извращений, деградацию нравственности и распад семьи – все равно что потчевать сладким сиропом больного туберкулезом». Очень трудно опровергать то, с чем в принципе соглашаешься. Конечно же, нельзя зацикливаться на педофилии, рассматривать проблему зла надо системно. И все же, когда кто-то говорит, что «педофилия, в принципе, не отличается от других преступлений того же ряда», это значит, что он с этой проблемой знаком не вполне.
Во-первых, когда мы говорим о педофилии как преступлении, мы допускаем понятийную путаницу. Педофилия – не преступление. Это психическое расстройство сексуального характера, выражающееся в устойчивом (более полугода) предпочтении детей в качестве предмета сексуального интереса. До какой степени может доходить это болезненное состояние, в каких формах выражаться – отдельная тема, которую, не к месту здесь и сейчас рассматривать. Скажу только, что образ этакого монстра, подкарауливающего ребенка, нападающего на него и насилующего – достаточно примитивен и не только не является исчерпывающим, но и не охватывает наиболее опасные типажи. Кто-то из этой «публики» может ограничиваться просмотром детской порнографии, кто-то, в самом деле, комбинирует педофилию с садизмом, а кто-то «искренне любит» детей. Не будет лишним отметить, что психологи склонны типологизировать педофилов на ориентированных во внешнюю среду и на тех, кто ориентирован на внутрисемейный круг. Последние наиболее опасны, как в силу затруднительности их выявления, так и в силу более глубокой и длительной травмы, наносимой ребенку.
Одним словом, называть педофилию преступлением – неправильно. Преступление – понятие юридическое. Педофилия – сексолого-психиатрическое, содержанием которого является специфическое искажение сексуального влечения. Заметьте: это понятие не аскетическое (как если бы речь шла о страстях) и не нравственно-богословское (используемые Апостолом наименования сексуальных пороков: блуда, мужеложества, малакии – это наименования пороков деятельных, а не порочных ориентаций, которые могут реализовываться, а могут и отсекаться или подавляться). Другое дело, что сексолого-психиатрическое явление может рассматриваться и оцениваться и с этих точек зрения, но терминология обязывает к определенному дискурсу.
Уместно говорить не о педофилии как преступлении, а о преступлениях на почве педофилии.
Во-вторых, говоря о преступлениях на почве педофилии, как находящихся в «ряде преступлений» против сексуальной неприкосновенности личности, мы допускаем общераспространенную ошибку, не усматривая тут принципиального отличия от прочих сексуальных извращений (отпущенных в альков «баловства» в силу взаимного согласия сторон: гомосексуализм, садо-маза и пр., и преследуемых в уголовном порядке лишь тогда, когда оскорбляется «священная корова» либерализма – принцип согласия).
С одной стороны принципиального отличия и в самом деле нет: «Грех есть беззаконие» (1 Ин. 3; 4), «…извращение Закона, т.е. того Порядка, который дан твари Господом, того внутреннего Строя всего творения, которым живо оно, того Устроения недр твари, которое даровано ей Богом, той Премудрости, в которой – смысл мира» (свящ. Павел Флоренский. Столп и утверждение истины). А стало быть любой частный грех есть лишь разновидность греха как такового, греховного принципа противления Богу, принципиально лишь богопротивное начало в грехе, все остальное – непринципиально… Вроде, все правильно, а на душе почему-то неспокойно.
Смею предположить, что беспокойство это продиктовано тем, что разговор о педофилии, как в силу социального аспекта этого явления, так и в силу причин психиатрического плана, не может идти лишь в рамках аскетического дискурса, ограничиваясь размышлениями о природе греха и о силе покаяния.
Социальный аспект педофилии заключается в том, что под угрозой оказываются дети. Если в случае всевозможных «нехороших „-измов”», как бы они ни были отвратительны для христианского нравственного сознания, все же речь идет о выборе взрослых, сформировавшихся личностей, то в случае педофилии все принципиально иначе. И принципиальность эта не только социального, но и нравственного, и духовного порядка, потому что человек реализует себя по отношению к Богу, когда делает свой выбор в отношении ближнего. Ребенок – это особый статус ближнего. Это ближний принципиально по-другому нуждающийся во внимании и заботе с нашей стороны, требующий принципиально иного рода внимания и внимательности с нашей стороны. Взрослый человек не только должен следить за ребенком, чтобы тот не сделал чего-то вредного для окружающих или для себя, но он должен следить в первую очередь за собой. В нашем обществе принято избегать при детях того, что позволительно при взрослых.
Ребенок – это определенный моральный рубеж, который не каждый злодей решится переступить. Тот, кто переступил – особо опасен, потому что в нем попран именно принципиальный архетип морального сознания.
Круг партнеров банального блудника – ему подобные. Причем и тут я провел бы принципиальное различие между теми, кто грешит по немощи, но прекращает, как только встретит «своего» человека, с которым создает семью, и теми, кто именно в блуде находит наслаждение, именно в прелюбодеянии «чувствует себя человеком», именно в насилии, упиваясь властью, только и получает удовлетворение. Но даже и между ними и педофилами я усматриваю принципиальную разницу: если блудник или прелюбодей опасны для тех, кто не вполне устойчив против соблазна, однако, всё же это – взрослые люди, отдающие себе отчет во всем, что происходит!
С детьми все иначе. Они только формируются как личности, и педофил может нанести страшный вред, злоупотребляя их неведением и доверчивостью, манипулируя ими (извращенцы, кстати, зачастую великолепные манипуляторы). В силу того, что дети до определенного возраста не способны осознавать сексуального характера производимых над ними действий, любой педофил, даже не прибегающий к грубой силе – насильник. И тем страшней его преступление, что душа ребенка особенно уязвима, психика наиболее хрупка. Повредить ребенку можно, даже сознательно того не желая. Так что принципиальная разница есть. В том числе и с духовно-нравственной точки зрения. Но есть еще один аспект.
Безусловно, глупо зацикливаться на этом явлении, как если бы другие преступления на сексуальной почве, совершаемые против взрослых, были мелочью. Разумеется, нет. Любое сознательно совершенное преступление – результат искажения морального сознания, следствие болезни души. Поэтому, если вернуться на мгновение к изначальному вопросу, больные ли люди педофилы или развращенные, то союз «или» я бы отбросил: больные и развращенные, потому что извращение – это болезнь души, а любое развращение начинается с помысла, овладевая человеком по мере того, как он поддается и позволяет собой управлять «человекоубийце искони».
Однако с педофилами особый случай. Они опасны не только в силу развращенности, а именно в силу болезни. Педофилия неизлечима. При глубоком покаянии и твердой решимости отсекать малейшие помыслы и удаляться от всего, что может подпитывать патологическую страсть, находясь под руководством духовника и наблюдением психолога, человек может быть в состоянии контролировать свое состояние. Это в случае, когда дело не слишком запущено и покаяние глубокое и нелицемерное. Иначе рецидив гарантирован, потому что проблема не только в развращенности, но и в увечности физиологического характера.
Исследования мозга педофилов показали, что у педофилов снижено количество серого вещества в вентральном стриатуме, орбитофронтальной коре и мозжечке.
Это люди, которые могут ничего плохого не замышлять против ребенка. Но никогда не знаешь, что им в следующую секунду «стрельнет в голову». В силу особенностей своей психики они просто могут несколько своеобразно представлять, что для ребенка хорошо. И по-хорошему будут с ним общаться. Ребенок, естественно, будет благодарен дяде, который с ним играет, организует ему и другим ему подобным развлекательно-оздоровительные мероприятия с выездами за рубеж… Будет благодарен и послушен. И восприимчив ко всему, что будет внушаться. А что может внушать человек с мозгами набекрень? Ведь передаются не только знания, убеждения, вкусы. Передаются и состояния души, особенности мировосприятия.
Принципиальное отличие педофила в том, что он способен навредить ребенку, даже не производя развратных действий, даже не «просвещая» его на просторах порноиндустрии. Достаточно просто общения.
